Берлинский акцент: Сергей Агеев
«Берлинский акцент» — так называется новая рубрика, раздел сайта, в котором мы будет говорить о Берлине и берлинцах.
В рубрике будет и сквозное интервью с русскоязычными берлинцами, которые порассуждают о городе и о себе в нем. Этот формат уже начат. Сегодня еще один наш собеседник ответит на те же вопросы, на какие отвечали его предшественники.
Читайте также: Берлинский акцент: Сергей Невский
Сергей Агеев
Архитектор, художник, исследователь в области сохранения культурного наследия.
Давно вы в Берлине? Как здесь оказались?
С августа 2010 года. На второй вопрос есть короткий ответ – оказался, так как очень люблю свою жену. Мы познакомились в Архитектурном институте, Якоб поехала «против течения» в 90‑х учиться в Москву, и такой я ее сразу заметил чуть ли не в первый день учебы. В 2000‑х она стала заметно уставать от Москвы и России, я подумал, что это справедливо – теперь моя очередь побыть иностранцем.
Есть, конечно, и длинный ответ с занудным перечислением всех факторов «за» и «против», мыслями про дочь и архитектурную работу, но, думаю, короткий ответ правдивее.
Что связывает вас с ним? Что нравится здесь, что нет? Чего не хватает? В Берлине лучше, чем в других столицах мира?
Я начал приезжать в Берлин с 1998 года, поэтому связей накопилось много. Назову, пожалуй, первую архитектурную – когда писал диссертацию про локальные исторические комплексы Москвы, взял для сравнения берлинские и объездил немало городских окраин, которые здесь, как и в Москве, когда-то были усадьбами, деревнями, самостоятельными городами. История мегаполисов, даже таких молодых как Берлин и Москва, – неисчерпаемая тема.
Мне сложно сравнивать с «другими столицами мира», кроме Москвы и Берлина я нигде не жил не туристом. Удивительно, но меня все еще, спустя 10 лет, в городе бесит его плохо работающий общественный транспорт. Мне как пешеходу, не желающему вообще думать о передвижении по городу как о задаче, это сильно мешает. С другой стороны, здесь нужно очень постараться, чтобы тебя задавили.
Берлин нельзя назвать особенно красивым городом, после войны и послевоенной реконструкции, что на «западе», что на «востоке» остались только небольшие фрагменты, где глаз может отдохнуть. Но в этом есть и элемент свободы, вызова – задачи для архитектора на каждом углу.
Где вы живете в городе? А где бываете? Ваши любимые места Берлина. А нелюбимые?
Мы живем в Пренцлауэр-Берге в старом доме, но на границе с социалистическим панельным районом. Когда я переехал, в доме было еще печное отопление, я научился топить углем. Было удивительно погрузиться в прошлое моих бабушек и дедушек. В нашей ивановской квартире на стенах сохранялись следы от срубленных печек, во дворе стояли бывшие дровяные сараи, но я всего этого «первобытного мира» не застал, а в Берлине его вполне распробовал.
Вопросы про берлинские «места» провоцируют поведать про что-то «необычное», «крутое», я посмотрел, про что уже успели рассказать мои коллеги по рубрике. Так, Сергей Невский восхищается конгресс-центром ICC, я на него смотрю почти каждый день, когда еду на работу. На станции Весткройц эту «космическую» архитектуру видно через какой-то заросший овраг, куда выходят зады сараев, Берлин весь соткан из таких контрастов.
Многие места при внешней невзрачности открывают доступ к настоящим сокровищам. Так, на Культурфоруме в «читальном зале» Купферштихкабинета любой человек, пришедший с паспортом, может запросить «просто посмотреть» несколько папок с оригиналами хоть Рембрандта, хоть Пиранези, хоть Кете Кольвиц. Я когда это понял, чуть с ума не сошел от восторга. Вокруг можно было бы Храм Искусств забабахать, а выглядит это как районная библиотека у меня через дорогу.
Не так легко найти в Берлине дом уродливее «Ренессанс-Театра», но внутри жемчужина настоящего ар-деко, зрительный зал-шкатулка с интарсиями Цезаря Кляйна по проекту Оскара Кауфманна, главного немецкого театрального архитектора первой трети ХХ века. Если копнуть глубже, то окажется, что все это уже перестройка, а дом появился как штаб-квартира певческого общества архитекторов и инженеров «Motiv».
Нам даже удалось открыть под позднейшими уродливыми пристройками полусрубленный портал с первоначальным названием дома.
Был там и двусветный парадный зал для общих собраний и музыкальных вечеров. Больше всего меня порадовала в архивных планах комната для фехтования. Но были и мрачные страницы, при нацистах в здании сидела Reichsschrifttumskammer (если объяснять кратко – принудительный союз литераторов и орган цензуры) и театральный зал использовался для предварительного просмотра постановок. При нацистах дом же и приобрел в основном тот казарменный внешний вид, что имеет сейчас, например, ардекошный вход они переделали в «приличный» портик и унифицировали большую часть окошек, двусветный зал с его огромными окнами пал жертвой уплотнения. То, что мы видим как вход в театр сейчас, – это поздняя неудачная попытка воссоздать ардекошную экстравагантность.
В Берлине потрясающие книжные по искусству. Я в них бывал регулярно, когда еще жил в Москве. Назову два: Bücherbogen am Savignyplatz и Buchhandlung Walther König напротив Музейного острова. Скорее всего из одного из них меня и вынесут вперед ногами, что подводит нас к следующему вопросу.
Нелюбимое место – переполненная приемная «домашнего» врача, я до сих пор не смирился с этим абсурдом, что больные люди тащатся к врачу, заражая друг друга, а не врач идет к больным.
Главные воспоминания, связанные с Берлином. Расскажите какую-то историю. А можно и не одну.
Главным берлинским воспоминанием, думаю, для меня навсегда останется июль 2008 года. Мне казалось, мы тогда хорошо подготовились к рождению дочери, все организовали в роддоме, но когда моя неугомонная жена поехала недели за две до срока туда на проверку на велосипеде(!), ее уже не отпустили. А я тогда еще жил и работал в Москве у Михаила Филиппова, удалось улететь в тот же день. И в этот же день отца клали в больницу. По дороге по телефону обсуждал какие-то детали этого муторного процесса. На роды успел. Первое время «пожили» втроем в одной палате, совместно осваивая техники кормления… А через несколько дней я уже летел обратно на похороны отца. Его состояние было все это время неважным, но была надежда. Проститься не довелось. Никогда не забуду этот вылет из Шенефельда. Хорошо, что Берлин наконец завершил свой эпический долгострой и открыл новый терминал.
Новейшее важное воспоминание тоже транспортное – павильон приема беженцев из Украины перед Главным вокзалом. Я там немного поволонтерствовал, пытаясь помочь людям сориентироваться. Под конец Берлин был уже совершенно забит, и мы стали отправлять автобусы в другие немецкие города, названия которых мне часто самому совсем ничего не говорили, а нужно было убедить, например, женщину с двумя детьми туда отправиться, туда, не знаю куда…
Вскоре в Берлин потянулись и друзья из России. Но это уже скорее не воспоминания, а новая повседневность.
Типичный берлинец, существует ли такой и кто он?
Есть много разных Берлинов и для каждого из них можно подобрать несколько типажей. Т.е. задача неблагодарная.
Берлин меняется, это к лучшему – или стало хуже? А что бы вы хотели изменить, будь на то ваша воля?
Берлин, конечно, меняется, и мне, увы, сложно сказать, что в лучшую сторону. Один из главных факторов – сильно подорожало жилье. Бедные художники перебираются, например, в Лейпциг или ищут что-то недалеко от Берлина в Бранденбурге. Закрываются клубы – слишком высока аренда. Стало значительно больше бездомных. Выросли очереди у пунктов бесплатной раздачи еды. При этом «по долгу службы» я знаю, сколько в городе пустующих квартир и целых домов, долгостроев, участков, которые постоянно перепродаются… Многие с удовольствием жили бы и в деревнях или в городах поменьше под Берлином, если бы там была работа, или можно было бы быть уверенным, что попадешь вовремя в Берлин. Что-то нужно поменять в налоговой системе, чтобы сделать содержание пустующих домов и участков невыгодным, наладить транспортную систему, чтобы заработала система городов спутников.
Что такое «Русский Берлин»? Существует ли он сегодня?
Здесь, наверное, не место рассказывать про Русский Берлин начала XX века, хотя его следы на каждом шагу. Я хожу согласовывать проекты в Шарлоттенбурге мимо дома, который раньше был православным храмом, перед «Ренессанс-Театром», проект реконструкции которого я там согласовывал, можно увидеть памятный камень (Stolperstein) с именем Tatjana Barbakoff – танцовщица, бежала во Францию, оттуда депортирована, убита в Освенциме в 1944‑м. Продолжать можно бесконечно.
Современный Русский Берлин как и 100 лет назад явление совершенно реальное. Сложно пройти по городу пару сотен метров и не услышать русской речи. До войны в обычных супермаркетах были полки с русскими продуктами, в больших книжных русские отделы. Было несколько смешно и одновременно горько читать об изъятии из ассортимента «русской гречки» в знак поддержки украинцев. Книжные оказались умнее – добавили украинские полки, сохранив русские.
Существует ли в Берлине особого рода культура, связанная с русским языком или русской историей? Если да, что так вы к ней относитесь и что можете о ней сказать?
Не возьмусь судить об «особости», но вся необходимая русская культурная инфраструктура в Берлине есть. Тут мне сложно отделить культуру от культурной среды, о которой спрашивается ниже. Есть двуязычные детские сады и школы, можно учить русский на курсах факультативно. Можно ходить на фильмы и спектакли на русском языке, есть библиотеки, выходят берлинские русскоязычные литературные журналы, вплоть до толстых (а как упорно им пророчила смерть в России всякая «молодая шпана»). Все это, кстати, было одним из аргументов для переезда сюда с ребенком. Гораздо легче воспитать двуязычного человека в Берлине, чем в Москве. Т.е. если ответить просто – отношусь крайне положительно и стараюсь по мере сил поддерживать.
Из институций хочется назвать одну профессиональную – Музей архитектурного рисунка, организованный Tchoban Foundation (http://www.tchoban-foundation.de). Здесь постоянно проходят выставки, встраивающие русскую архитектурную графику в мировой контекст, бывают и персональные экспозиции российских архитекторов, современных, таких как Александр Бродский, и уже ушедших в историю, таких как Борис Иофан. Но это не какое-то специфически русское место, предпоследняя выставка была посвящена графике Альдо Росси.
С другой стороны, есть в Берлине «особого рода» люди-мосты, такие как Карл Шлёгель, без которых изучение что русской культуры, что русского Берлина, вообще русско-немецкие связи представить невозможно. Или русско-немецкая пара художников – Нина и Торстен Рёмер, которые способны вытащить половину российской художественной тусовки в Берлин для участия в очередном сумасшедшем художественном проекте в каком-нибудь берлинском бункере.
Связывает ли берлинцев, говорящих по-русски, язык? Есть ли в Берлине культурная среда, связанная русским языком? Если да, то кого из ее берлинских фронтменов вы бы назвали?
Конечно, связывает. Человек вообще склонен идти по пути наименьшего сопротивления, а говорить на родном языке комфортнее, если ты не вырос билингвой. Я переехал уже достаточно давно, и тогда фронтменом и «коннектором» был Владимир Каминер (хотя он и пишет на немецком), он связывал русскую среду с немецким обществом, объяснял ее. Сейчас он для меня эту роль утратил, т.к. в 2014 году как раз не стал немцам ничего объяснять, а мог бы это сделать лучше многих. Подчеркну – понять не значит согласиться, но понимание есть основа диалога.
Сейчас Берлин накрыла новая волна россиян, переехали многие звезды (актуальные и «прежних лет»), но пока мне непонятно, возникнет ли из этого новое качество берлинской среды, или это останется кратким эпизодом. Будет ли эта среда русскоязычной или «переводной»? Переймет ли повадки берлинской художественной тусовки и станет англоязычной? Или, может быть, чаще именно для русскоговорящей берлинской публики будут делать что-то звезды «международные», такие как Серебренников или Сорокин? Подождем. Лично я просто не успеваю уследить, так много всего происходит, иногда буквально на каждом углу. Например, в Театре имени Горького «Последнее слово» Анны Наринской, а в соседнем доме Theater im Palais проводит целый фестиваль с русско-украинской тематикой, тут тебе и «Charlottengrad – ein Stück Russland mitten in Berlin» на немецком, и «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» на русском.
Чем вы занимаетесь, расскажите что-нибудь о ваших работе, проектах, творчестве.
Сейчас я работаю в архитектурном бюро Пачке (https://patzschke-architektur.de), одном из старейших в Берлине (не так давно праздновали 50-летие), спроектировавшем, например, отель «Адлон» у Бранденбургских ворот. Это бюро, в которое я хотел попасть с самого переезда в Берлин. Но вышло далеко не сразу. Работать я начал в Дюссельдорфе, объекты были в России, а семья моя оставалась в Берлине. Было несколько месяцев, когда я каждую неделю на пять дней прилетал в Москву. К счастью, эту главу мне удалось достаточно быстро закончить и вернуться к традиционалистской архитектуре в Берлине, продолжить то, что я делал у Михаила Филиппова еще в Москве. Таких громадных строек от 100 тысяч квадратных метров у меня здесь нет, но объекты не менее интересные. В основном работаю с существующими домами, часто памятниками архитектуры. Вдруг пригодилось то, чему меня давно учили на кафедре реконструкции и реставрации. В Москве наследие защищал в «Архнадзоре» и «MAPS», проектировал же только новостройки. В Берлине сейчас занимаюсь проектом мечети, где сочетается реконструкция и новое строительство (большего сказать пока не могу, архитектура дело долгое, когда построят, надеюсь, будет, чем похвастаться). Вообще наше бюро, наверное, скоро сможет объявить, что поработало на все мировые религии, и эта реальная мультикультурность Берлина меня не может не радовать.
Параллельно с архитектурой я всегда занимался графикой, которая иногда разрасталась до больших выставок-инсталляций. Такие проекты я в основном делал с моей женой Якоб Кнапп. Наиболее берлинским (по месту организации) из них была инсталляция borders of paradise в рамках Paradiesprojekt Berlin в огромном бункере под Александерплац (https://www.jakob-knapp.de/projekt/borders-of-paradise), этот проект приглянулся кураторам выставки Garten Eden – Der Garten in der Kunst seit 1900 в Kunsthalle Emden. Там его выставили «в компании» с Моне, Матиссом, Сезанном, Клее и много кем еще, чем я до сих пор в некотором роде горжусь.
Сейчас он вдруг получит продолжение в несколько необычном ракурсе, в рамках выставки-исследования «Monstera, Umerziehung zu guten StaatbürgerInnen gestern und heute», посвященной специальным закрытым детским домам в ГДР. Дело в том, что многие из них располагались в местах исключительной красоты – старых усадьбах или замках с парками, и тут опять возникает этот парадокс райского сада, который является лучшим местом заключения из возможных.
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
