Берлинский акцент: Екатерина Васильева
«Берлинский акцент» — так называется новая рубрика, раздел сайта, в котором мы будет говорить о Берлине и берлинцах. И не только, но по преимуществу.
В рубрике будет и сквозное интервью с русскоязычными берлинцами. Сегодня еще один наш собеседник ответит на вопросы о Берлине о о себе.
Екатерина Васильева
Писатель, литературовед.
Давно вы в Берлине? Как здесь оказались?
Я в Берлине с 2007 года. До этого много лет жила на другом конце Германии, в Кёльне. Кёльн – город тоже миллионный, но мне как урождённой петербурженке (или, вернее, ленинградке) всё-таки он был тесноват. К тому же, с переносом столицы в Берлин Кёльн, да и весь регион вокруг него, постепенно стал терять значение центра культурной и художественной жизни. Хотя всё равно город растёт, и когда бываю там, вижу, что он тоже преображается.
А конкретным толчком для переезда стала поломка нашей машины. Появился выбор: покупать новую машину или искать другое жильё, так как жили мы тогда на окраине. Решили, что логичнее будет сменить квартиру, а заодно уже и город. Повезло, что муж тогда нашёл работу в Берлине. А я в то время писала диссертацию и не была привязана к определённому месту жительства. Так что переезд состоялся.
Что связывает вас с ним? Что нравится здесь, что нет? Чего не хватает? В Берлине лучше, чем в других столицах мира?
Берлин – это первая и, пока единственная, столица, в которой я когда-либо долгое время жила (не считая, конечно, северной). Здесь я написала два своих романа – «Камертоны Греля» и «Сон Гермафродита». Причём первый из них, даже по тематике, «берлинский», что видно уже из названия: Эдуард Грель – имя композитора и музыкального деятеля, жившего здесь в XIX веке. Его история проходит лейтмотивом через весь роман, действие которого, на самом деле, в основном разыгрывается в современности.
И если уж мы начали с машины, то скажу, что я, как и многие берлинцы, ценю местный общественный транспорт, который очень удобно связывает между собой самые разные уголки города и находится в лучшем состоянии, чем в большинстве западных столиц. Ещё мне очень нравится, что хотя здесь районы, конечно, не равноценны друг другу и есть более и менее престижные со всеми вытекающими последствиями, но нет районов совсем плохих, имеющих характер гетто. Это, очевидно, результат удачной социальной и градостроительной политики. Многие, наверное, знают видеоклип рэпера Sido „Mein Block“ («Мой квартал»). Он снимался в Märkisches Viertel, районе высотных домов на одной из берлинских окраин. В клипе это выглядит как очень опасное место, где жизнь течёт по своим, суровым правилам, что подходит к тексту песни. Но на самом деле это не так. Märkisches Viertel – вполне приличный и даже красивый с архитектурной точки зрения, зелёный район, куда можно даже специально приезжать гулять.
Если Берлину чего-то не хватает, то, наверное, цельности. Берлин пережил период бурной застройки начиная с XVIII века, когда в основном потерялся его средневековый характер. Потом он заново отстраивался после Второй мировой, причём на востоке и западе совершенно по-разному. В последние десятилетия в городе опять идёт интенсивное строительство, призванное как раз «соединить несоединимое», что, правда, не всегда получается… Но, с другой стороны, в этом смешении стилей и подходов к жизни и заключается берлинский шарм.
Другой недостаток (по крайней мере, по сравнению с городами, где я раньше жила) – отсутствие широкой реки, сравнимой с Невой или Рейном, и, как следствие, величественных набережных, задающих атмосферу историческому центру. Хотя и этот «минус» можно увидеть как «плюс»: городское пространство не разрывается на две, как правило социально и экономически неравные, половины, становится более демократичным.
Где вы живете в городе? А где бываете? Ваши любимые места Берлина. А нелюбимые?
Я живу в Пренцлауер Берг – районе, который в первой половине ХХ века был рабочей окраиной, затем любимой средой обитания восточноберлинской богемы, а после объединения вошёл в моду у представителей креативных профессий из различных концов Германии и мира. Но это не значит, что кроме них здесь никто не живёт. До сих пор тут много «старых берлинцев», а также семей с самым разным уровнем доходов и образования. Разумеется, цены на квартиры, как и во всём Берлине, постоянно растут, но всё-таки джентрификация, к счастью, пока не является тотальной.
Хотя я обожаю свой район, но, под девизом «хорошо там, где нас нет», люблю гулять в других частях города. Например в Кройцберге, который, даже по сравнению с Пренцлауер Берг, поражает своей интернациональностью. Есть кварталы, где английская и французская речь звучит чуть ли не чаще немецкой. Такая открытость миру, конечно, делает город живым и вносит в него многообразие на всех уровнях – от гастрономического до художественного.
Недавно открыла для себя ещё одно интересное место – парк на месте бывшего аэропорта в Темпельхофе. Сейчас это огромное поле, на которое летом сходятся люди, чтобы заняться на публике каким-нибудь интересным хобби, вроде запускания воздушных змеев или художественного катания на роликах. На всё это ужасно интересно смотреть. Но предупреждаю: в какой-то момент непременно захочется поучаствовать!
Нелюбимое или, по крайней мере не очень любимое, место – это, пожалуй, новая, репрезентативная застройка в центре города на Фридрихштрассе вокруг остановки Штадтмитте. Кварталы там получились настолько безликие и стерильные, что я каждый раз, когда оказываюсь там, теряюсь, в какую сторону мне идти – настолько всё выглядит одинаково. Впечатление вполне кафкианское.
Главные воспоминания, связанные с Берлином. Расскажите какую-то историю. А можно и не одну.
Берлин у меня ещё не перешёл в разряд воспоминаний. Есть, правда, одна зарисовка, которая, как мне кажется, хорошо передаёт мой личный опыт жизни в городе. Как-то пару лет назад, поздней осенью мы возвращались с мужем из библиотеки, нагруженные книгами, буквально сгибаясь под порывами дождя и ветра. При этом я каждые пару минут останавливалась, чтобы прочитать афишу с рекламой очередной выставки и пытаясь прикинуть в уме, когда я успею всё это посетить… В какой-то момент мы дружно засмеялись, решив, что эта сценка и есть наилучшая иллюстрация к жизни в Берлине, где человеку требуется закалка, чтобы, во-первых, выдержать относительно суровый климат, а во-вторых, непрекращающийся марафон культурных событий, осложняющийся необходимостью постоянно пополнять багаж знаний с помощью библиотек, которыми, кстати сказать, Берлин тоже может гордиться. Типичный берлинец, существует ли такой и кто он? (Можно на примере реального человека с именем и фамилией)
Я думаю, что «типичного берлинца» не существует, а если да, то я его не знаю и, наверное, не хочу знать. Меня, наоборот, привлекают «исключения из правил», которые, впрочем, тоже могут стать своего рода правилом.
Берлин меняется, это к лучшему – или стало хуже? А что бы вы хотели изменить, будь на то ваша воля?
Я не настолько давно живу в Берлине, чтобы наблюдать на личном опыте какие-то глобальные изменения. Могу сказать, что на моей памяти он к худшему точно не менялся. О некогда цветущей неформальной сцене 90‑х знаю только понаслышке. Наверное, нормально, что со временем что-то уходит, а что-то другое приходит ему на смену. Думаю, это нейтральный процесс.
Если бы я могла как-то повлиять на ситуацию в городе (а Берлин в административном плане – не только город, но и отдельная федеральная земля, а значит, может вести свою, относительно независимую политику), то начала бы со школ. Дело в том, что среднее образование сейчас носит, даже в гимназиях, скорее прикладной характер. Школьники получают много полезных, но узкоспециальных знаний, которые им, возможно, пригодятся в профессиональной жизни, но не дадут главного – чувства собственной индивидуальности и навыков, позволяющих свободно и суверенно ориентироваться в современном мире. Поэтому я бы предложила ввести в школах философию и психологию как обязательные предметы. Стоит также подумать о более серьёзном преподавании основ политической и экономической истории, чтобы лучше и многомернее осознавать действительность, в которой мы живём.
Мне кажется, логично, чтобы Берлин, город, тесно связанный с именем и деятельностью Вильгельма фон Гумбольдта и его гуманистическим идеалом всестороннего развития личности (к сожалению, несколько подзабытым в наши дни), подал бы здесь пример другим.
Что такое «Русский Берлин»? Существует ли он сегодня?
В связи с последними событиями словосочетание «Русский Берлин» приобрело несколько проблематичный оттенок, так как современное российское государство, в отличие, например, от советского, позиционирует себя как официальный представитель всего русского и защитник интересов людей, говорящих на русском языке, по всему миру. Разумеется, далеко не все русские и русскоговорящие готовы себя с этим идентифицировать, но не знают пока точно, что этому противопоставить. Поэтому я замечаю определённую осторожность в том, что касается участия в русскоязычных мероприятиях: людям хочется быть уверенными, что они не спонсируются официальными российскими структурами. Так что русская культурная жизнь сейчас стала более замкнутой, переместилась в клубные и частные пространства, где все друг друга знают и могут быть спокойны, что это не будет как-то политически инструментализировано.
Существует ли в Берлине особого рода культура, связанная с русским языком или русской историей? Если да, что так вы к ней относитесь и что можете о ней сказать?
Если смотреть исторически, то Берлин имеет очень давние и тесные связи с Россией. Зайдите, например, в Шарлоттенбург или любую другу прусскую резиденцию, и вы столкнётесь с огромным количеством «русских следов»: от портретов российских императоров, с которыми Гогенцоллернов связывали семейные узы, до картин, запечатлевших парад после совместной победы над Наполеоном с участием Александра I, в честь которого, кстати, названа знаменитая Александерплац. Но, разумеется, о культурном сотрудничестве тут речь всерьёз не шла, хотя в Потсдаме и возникло так называемое «русское поселение» Александровка с домиками, оформленными в стиле русских изб – для ценителей этнографической экзотики.
Вообще, даже в начале 1920‑х, когда русская община Берлина необыкновенно выросла и концентрация представителей творческой интеллигенции, бежавшей от революции, достигла рекордного уровня, всё-таки эта субкультура существовала достаточно герметично, едва ли тесно соприкасаясь с немецкой. Как известно, Набоков, проживший в Берлине 15 лет, вообще не говорил на немецком. Для русской литературы, однако, этот период был очень плодотворным. Возможно, в ближайшее время нас ожидает нечто подобное. Хотя, как я уже говорила, нынешняя ситуация осложняется изменившимся статусом русского языка, когда даже люди, говорившие на нём с детства, ищут себе альтернативы, вспоминая, что когда-то их предки владели украинским, татарским, казахским или идишем, и пытаясь вернуться к этим корням, а заодно и найти новый «родной язык», свободный от чуждых им политических коннотаций.
Чем вы занимаетесь, расскажите что-нибудь о ваших работе, проектах, творчестве.
Я сейчас работаю над моим первым романом на немецком языке, основная интрига которого завязывается в Берлине, однако действие постоянно возвращается в Россию, начиная с 1980‑х годов до недавнего времени, а также перемещается в другие страны Европы и мира. Главный герой – художник в поисках своего места между Востоком и Западом. В подробности пока вдаваться не хочу. Скажу только, что это современная интерпретация одной из сказок Ганса-Христиана Андерсена…
Планирую также продолжать писать на русском. Есть уже довольно большой фрагмент повести о, наверное, самой неоднозначной фигуре ХХ века – Ленине, чей политический культ был одним из первых и задал тон для современных тоталитарных и авторитарных идеологий. Я думаю, это очень хороший материал для размышлений на тему личности и истории, актуальность которой сегодня особенно очевидна.
В научном плане меня ожидает проект, из которого должна выйти книга о диссидентском движении в России начиная с 1960‑х годов – вернее, о литературной и стилистической его стороне. Это продолжение моих исследований о связи литературы и политики, которые я начала несколько лет назад в предыдущей книге – „Fantasie an der Macht. Literarische und politische Autorschaft im heutigen Russland“ („Фантазия у власти. Литературное и политическое авторство в сегодняшней России“). Теперь эта Россия, конечно, уже „вчерашняя“, однако сегодняшний день в любом случае невозможно понять без оглядки назад.
Фото: Йонас-Филипп Дальман; Aussiedlerbote.
Читайте также:
- Берлинский акцент: Григорий Аросев
- Берлинский акцент: Нуне Барсегян
- Берлинский акцент: Сергей Невский
- Берлинский акцент: Борис Филановский