Дороги, границы, вирус
Все мы воспитаны новым веком, упразднившим границы.
Читайте также: «Казус» Валерии Башкировой.
Ну, или, по крайней мере, сделавшим их почти незаметными.
Казалось, навсегда.
И вдруг границы вернулись.
Министерства и ведомства, администрации всех сортов назначают границы даже там, где их никогда не было, в намерении перекрыть пути вирусу ковида.
Для тех, кто привык скитаться по белому свету без меры, вольным странником с глобальным горизонтом, это почти невыносимо.
Безграничье – это ведь общее свойство нашей эпохи.
Постмодерн без берегов.
Свободная навигация в необозримом пространстве возможностей.
И вот такая внезапная оказия.
Одна моя знакомая говорит: «И нечего шастать взад-вперед. Сидите дома. Нечего вирус разносить». И смотрит на меня веселым коричневым глазом.
Ну, что с нее взять? Она и безмасочным нарушителям правил регулярно делает замечания. (Ее рассказ: «Вчера заполняю бумажки, он подошел, сел рядом. Говорю: «Наденьте маску, будьте ласковы!» – «А вы привейтесь!» – «Я привита, наденьте маску!» … Отошел от меня подальше, но маску не надел…»).
Маска, она ведь тоже граница. Жестко обозначенная граница между тобой и внешним миром; полудобровольный заслон, линия обороны, деталь этикета, жест гуманности. Называйте, как хотите.
Но неизмеримо сильнее воспалились те границы, где символический защитный ров создают страны или группы стран.
Дальше – про недавний личный опыт. Мне случилось тут пересечь одну такую границу – между Россией и Украиной.
Троебортное – Бачевск – самый знаменитый переход; помню, как стоял на нем однажды 16 часов, еще до всякой пандемии. Попутчики из Прикарпатья угощали меня в минивэне салом и самогоном, и это отчасти спасало ситуацию, но не вполне. Хотя такого нежного сала и такого забористого, однако приятного на вкус самогона я не пробовал, кажется, никогда.
На сей раз я ехал из России. Сала и самогона не возникло, да и не до них было. Мужчины (как правило, весьма зрелых лет) еще как-то терпели мороку приграничья, а женщины, численно доминировавшие в моем автобусе, постепенно приходили в форменное неистовство, и в их нервных вскриках, в саркастических шутках, «на злобу дня», угадывался давний опыт жизненных неудач, разочаровывающих встреч с унылым правопорядком и со всем тем, что хочется миновать и забыть.
Граница России и Украины – это вообще жесть в квадрате. Сами понимаете.
Никуда не делись, увы, и более традиционные проблемы и опасения на этой границе, связанные с политическими и военными перипетиями, и связанная с ними озабоченность перспективами доступа в соседнее государство. Пропустят или нет, а если пропустят, то не отберут ли увесистый шмат красной рыбы, которую везли из самого Владивостока? Не высадят ли украинские пограничники за отсутствие приглашения или неспособность четко сказать, к кому ты, такой красивый, едешь в гости?
Помню легкую панику юной украинской пограничницы, увидевшей в 2014 году на переходе из Беларуси в Украину среди синих корочек сограждан мою краснокожую паспортину; помню и мутный разговор с российским «сотрудником», когда на каком-то лесном дремучем переходе в Россию удивились количеству штампов в моем паспорте и, особенно, моему недавнему визиту через Украину в Стамбул (Турция в тот момент оказалась почему-то во временной немилости).
Впрочем, для меня все кончалось удачно. Но не для каждого.
И тех, кто на сей раз садился в автобус в Москве, немало напрягал, кажется, именно тот момент, который был связан с последствиями распада ветхого имперского тела и размежевания его на отдельные государственные образования. Однако было заметно, что к этому испытанию граждане обеих стран уже привыкли, приспособились. Косо и криво, но научились решать вопросы.
В Брянске в автобус подсела разговорчивая дама, возвращавшаяся в свою Винницу. Она долго и весело ахала в салоне, что вот, мол, жили в Союзе и ни о чем не тужили, беды не ждали и вдруг.
И все теперь порознь; поездку к родственникам нужно планировать как спецоперацию. Но ее пафос кружил черной птицей где-то высоко над головами и явной поддержки не встречал; а напоследок ей и вовсе сделали обидное замечание, что здесь не всем интересно знать о ее личной жизни с такими богатыми подробностями, намекая, скорей, на то, что взгляды ее не общеприняты. Н1о кто ж будет об этом дискутировать на границе?
И дама притихла. Потухла.
К тому же близилась ночь.
Однако испытания нового, пандемического свойства оказались на сей раз гораздо более суровыми.
На российской границе они связаны с пандемическим ограничением на выезд из страны. Решение это было принято премьером Мишустиным довольно давно, но для многих людей остается неприятным сюрпризом. Может быть, потому что логика этого постановления неочевидна. Летать гражданин РФ может куда угодно (лишь бы его впустили), а вот ездить по земле – лишь при наличии оснований.
Мне говорили, что постановление направлено на то, чтобы жители приграничья не шастали туда-сюда по два-три раза в неделю и не перенесли вирус, подхватив его за границей. Но реально страдают от постановления не эти жители, а, как я вижу, совсем другие люди, простого вида тетки и бабуси из дальних мест, чуждые Интернету, собравшиеся навестить не самых близких или просто престарелых и необынтернетенных родственников где-то в полтавском селе.
Пожилая, на костылях дама 80-ти лет сидела в зальце на пункте, рядом с туалетной комнатой, в полной прострации, а терпеливый пограничник примерно в десятый раз прилюдно объяснял ей, что она не имеет права выехать из России, чтобы вступить в права на наследство после смерти сына, потому что недвижимость эта ей не принадлежит. «Но как же я вступлю в право на недвижимость, если не могу попасть в Украину?» – тупила она. А непреклонный пограничник монотонно отвечал: «После пандемии».
И добавил один раз: «У меня пенсия через два года – я не хочу неприятностей».
Дама пыталась тут же забыть эти немилосердные слова и снова начинала петь свою печальную песню. Однако и пограничник был упорен, цитируя ей строгое мишустинское постановление. Меж тем ее автобус ушел.
Ну а у нас – всего-то четыре с малым часа прошло на границе – в автобусе остались все. Супруги, у которых возникли проблемы, где-то с час ждали, конечно, когда им дошлют какой-то документ с фиксацией родства, но дождались. Получили скан на смартфон, предъявили и поехали дальше.
…Однако это была лишь половина границы. На въезде в Украину нас ждал обязательный экспресс-тест на ковид.
Российский ПЦР-тест для украинцев не годится; те, кто его сделал, потеряли деньги, и только. Ну а как было не сделать, если на форумах в Интернете опытные путешественники разъясняют, что есть такие переходы, где российский пограничник этот самый тест может и спросить. Но Троебортное к ним не относится.
Граждане пассажиры дружно обсмеяли избушку на курьих ножках, где производилась процедура, и саму вызывающую сомнения технологию тестирования, но мазок довольно дружно сдали. И примерный эквивалент – 25 евро – заплатили. Хотя такой способ пополнения, неясно чьего, бюджета вызвал массовое неприятие. Автобус гудел, порицая и юных медиков, бравших тест, и пограничников, которые вообще никуда не спешили.
К слову, украинский воздух имеет, я заметил, странную силу. Как только ты попадаешь в Украину, сразу хочется ругать власти за все плохое, что видишь окрест. В России ты обычно молчишь. Хотя тебя не расстреляют и даже не арестуют, скорее всего. Но так сложилось.
Возможно, Россия страна молчания. Молчи, так сказать, скрывайся и таи, как писал один классик. А Украина – страна разговоров.
Все кончается. Кончилась и восьмичасовая пограничная страда. Встало солнце. Автобус катил мимо ослепительно прекрасных полей подсолнухов. Кто-то спал. Кто-то предвкушал свидание в Чернигове. Я вспоминал рассуждения киевского интеллектуала Валерия Пекара о мире границ и мире дорог.
Несколько лет назад он заключал, что Мир границ и Мир дорог противостоят друг другу тысячи лет, но сегодня Мир дорог, схвативший всю Землю в объятия глобализации, сдается, победил. Человек стар, когда всё главное у него позади, и молод, когда всё впереди, а биологический возраст не имеет значения. Тот, у кого всё уже было, ценит прошлое, когда деревья были зеленее и девушки любили. Эти люди остались душой в мире границ. Тому, у кого всё будет, наплевать на границы: его волнуют дороги.
Не знаю, как вам, а мне эти его слова были бальзамом на душу. Я завзятый странник, чуждый стабильным пропискам. Мне нравится обновлять жизнь. Модернизациям мой привет. Но. Но. Но.
Обновления последних лет напрягают сокращением возможностей. Весьма вероятной утратой перспектив. Реставрацией границ.
Короновирусная пандемия ввела нас в сферу неопределенности. Это новый опыт, и это пугающий опыт. Из него то там, то здесь вырастают махровые цветы ресентимента и ксенофобии.
Мы откладываем решительные выводы из этой ситуации в надежде, что все рано или поздно закончится, осталось немного подождать и многое будет, как прежде. И даже лучше.
Пушкин осел в Болдине на карантине на три месяца. А мы как-то уже засиделись. Но морок сгинет и границы растают. Грустная дама с российской границы доберется наконец до Украины и вступит там в свои права наследства. Я приеду в Берлин и увижу моих друзей, которые давно ждут меня. Лариса, Надя, мы общаемся пока только в соцсетях.
Некоторые – и в России, и в Украине – и прививаться не хотят, надеясь переждать непогоду. И таких немало. В Германии, кажется, ситуация развивается логичнее, в направлении формирования коллективного, общечеловеческого иммунитета против заразы.
Идеалисты во всем мире начинают уже верить, что, возможно, вместе с таким иммунитетом в разделенном, разобщенном человечестве будет складываться некая новая этическая общность. Поверх старых границ, помимо того, что нас разделяет.
На днях привился Модерной и я, в добавку к Спутнику. Конечно, это жертва ситуации. Но так хочется ускорить процесс и зажить без границ. Удастся ли?
Автор: Евгений Ермолин
Читайте также:
- Александр Гальпер: Остров Огня. Медитация о женщинах
- Евгений Ермолин: Интимное золото полковника Сафонова
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
