Месяц в Берлине
* * *
Завтра вылетаю в Германию. В прошлом году у меня там были чтения и все прошло на ура. Теперь публикации на немецком и русском. Попытаю свое литературное счастье там. Да и с личной жизнью здесь, в Америке, ничего не клеится. Звоню из Нью-Йорка моему немецкому другу-переводчику и анархисту-троцкисту Гельмуту в Берлин. Спрашиваю, можно ли у него остановится. Он отвечает:
— Какие проблемы? Конечно, можно! Правда, будешь в одной комнате с шотландским шаманом. Не волнуйся! Он тебя не заколдует. Правда, он сбежал из Англии из-за какой-то нелегальной и опасной церемонии с жертвоприношениями. Я его сейчас изучаю и образовываю в смысле классовой борьбы.
* * *
Живу у Гельмута уже вторую неделю с шаманом в одной комнате. Все подружились, и пьем вместе много и жестоко. Через десять дней Гельмут опять едет в Северную Корею. Пригласил с собой. Я вежливо отказался. По слухам, Ким Чен Ын арестовывает американцев по надуманным поводам, а потом меняет на туалетную бумагу. Один американец — один вагон. А за меня как за поэта и писателя могут потребовать целых два. Так как я пишу по-русски, то Америка может за меня столько и не дать.
xxxxxxxxx
Поговорили об известном левом поэте Папенфус. Гельмут хвалит:
— Этот поэт входит в мою пятерку величайших немецких поэтов современности. Настоящий пролетарский поэт! Xудожник слова! Он не может писать просто, как на улице говорят. Поэтому пролетарии его не понимают и на его выступления приходят всего пять-семь человек. Он очень из-за этого переживает. Папенфус пару лет назад открыл бургерную. Там он такие бургеры готовил! Простые и очень вкусные! Незамысловатые, без всяких этих буржуазно-интеллигентских выебонов. Так он стал популярным на весь Берлин! Очередь туда всегда была на пару блоков. Вот бургеры он знал, как для народа готовить. Но он очень мучился от свалившихся на него денег. Он всегда видел себя бедным пролетарским поэтом, а не успешным капиталистом. В конце концов он не выдержал, продал кафе и открыл поэтический бар, где никогда никого нет. Он считает, что его стихи пролетарии поймут только после его смерти.
* * *
Гельмут одержим идеей моей раскрутки в Германии. Недавно он сказал:
— Я перевел несколько твоих рассказов и пробил в вестник берлинских алкоголиков «Мешок с дерьмом» и «Задницу» (журнал берлинских бездомных). Мои стихи отказались брать, а твое творчество сразу оценили. Я верю в пролетарскую революцию и светлое будущее. Я для них слишком оптимистичный и веселый. А ты черноюморный пессимист. То, что им и надо.
— Спасибо конечно. А там есть какие-то гонорары?
— Ну, завтра зайдем в редакцию. Купишь пива редакторам!
* * *
Гельмут положил трубку:
— Редактор Флориан очень извиняется, что не пришел на твои чтения. Он так хотел прийти. Он мне все уши о тебе прожужжал. Он хотел принести твои авторские экземпляры газеты «Мешок с дерьмом». Я тебя для них перевел. Ну, я тебе об этой газете говорил. Ты там уже напечатан, и не один раз.
— А чего он не пришел?
— Он так был рад, что ты приехал в Берлин и он наконец с тобой познакомится, что напился до чертиков. Вместо того, чтобы прийти, он спал за мусоркой.
* * *
Еду в берлинском метро. Слышу, немецкий бомж ходит по вагону и продает газету немецких алкоголиков и бомжей «Drecksack» («Мешок с дерьмом»). Подошел ко мне, дыхнул перегаром, понял, что я по-немецки не понимаю, махнул рукой, матюкнулся, докончил бутылку с пивом, громко икнул и пошёл дальше. А мог бы и подарить мне экземпляр. Все-таки четверть номера — мои рассказы о его нью-йоркских собратьях.
* * *
Непримиримый критик современного искусства и эмигрант Бренер считает, что поэт Гальпер из Нью-Йорка графоман и, когда приезжаю в Берлин, всегда хочет сорвать мои выступления. В первый раз он вышел на сцену, заслонил заокеанского гостя и заорал на всех присутствующих: «Ну как вы можете это слушать?! Идите быстро домой и читайте Есенина! В худшем случае – Мандельштама». Но несознательная аудитория не вняла мудрому совет, а один любитель творчества Гальпера даже захотел Бренера побить. Критик возмутился: «Хулиганы! Я же вас хочу спасти от этого чудовища!» — и убежал домой перечитывать Есенина.
Теперь, когда я приехал, Бренер решил действовать более радикально, ведь этих мещан так просто не пронять. Он хотел во время выступления испражниться прямо на сцену. За пять минут до начала чтения гроза графоманов принял сильнейшее слабительное. Но начал вечер с кошмарной и долгой поэмой не сам автор, а его немецкий переводчик. Бренер почувствовал, что желудок готов взорваться. Но если сейчас выскочить на сцену и совершить свою храбрую акцию, то подумают, что пламенному борцу за чистоту литературы не понравился немецкий перевод, а само творчество Гальпера ему как раз нравится! Этого никак допустить было нельзя. Он решил ради искусства умереть, но потерпеть. Не щадить живота своего. И вот долгий как жизнь немецкий перевод окончился. Бренер, как пантера, приготовился после первых слов Гальпера запрыгнуть на сцену и войти в историю. Но в этот момент другой переводчик начал читать эту же бесконечную и ужасную поэму уже на английском. Бренер взвизгнул от негодования и рванул в туалет так быстро, что только пятки сверкали. Так американский поэт был спасен от вечного позора дважды.
* * *
Снимаюсь в короткометражной немецкой эротике. Я бесполый ебарь-террорист!
Фильм будет целых две минуты. Обычно мои сексуальные подвиги длятся секунд пять, но для искусства постараемся!
* * *
Меня укусила главная героиня. Этого в контракте не было! Куда смотрят профсоюзы? Тут как раз на площадке есть психотерапевт. Иду к нему плакаться. Камера следует за мной. Сейчас будет интерпретировать.
* * *
Оказывается, главная героиня уже три раза кусала режиссёра. Экстремистские съёмки получаются.
* * *
Сегодня что-то режиссёр опаздывает. Позвонили ему, и он сказал, что не придёт, пока главная актриса не даст слова, что кусаться не будет. Взяли с нее честное слово.
* * *
Утомила левая немецкая тусовка. Как я среди них вообще оказался? Решил выехать от Гельмута. Зарезервировал гостиницу с непонятным немецким названием. Приехал в три часа ночи. Нашел ключ в указанном спрятанном месте. Уснул как убитый. В 8 утра меня будит звонок в номерном телефоне. Голос на русском: «Доброе утро, Александр Валерьевич! Вы не хотите ваш бесплатный завтрак? Вы будете первым за десять лет! Маня! Ты слышишь? Чтобы я так жил! Спускайтесь быстрее и ничего не спрашивайте!»
Хозяин в гостинице, оказывается, эмигрировал в Германию из Одессы двадцать лет назад и, похоже, всех гостей гуглит. А может, он шпион? Но тогда какой страны? Вольной Одесской Республики?
* * *
Получил еще в Америке емелю от Веры из Берлина. Она была на моем поэтическом выступлении в прошлом году, и я упомянул, что когда-то давно играл в шахматы на профессиональном уровне. Вера тоже увлекается шахматами и, когда я буду в следующий раз в ее городе, непременно хочет со мной встретится и сыграть. В частности, какой мой пятый ход в защите Алехина? Какой мой пятый ход в защите Алехина?? Какой пятый ход в защите Алехина??? Я обрадовался. Вот она, настоящая поэтическая поклонница! Не может, конечно, прямым текстом написать, как она в меня влюбилась. Какая скромная и застенчивая! Мне как раз такие нравятся. Вот она, моя судьба! Ну, переписывались с ней полгода. В основном, конечно, играли на Интернете. Трудно что-то больше, если не виделись.
Сколько ниточке ни виться, но вот вышла у меня новая книжка, и приезжаю я в Берлин с перспективой задержаться надолго. Шахматистка в первый же вечер приходит в 12 часов ночи в мой номер, приносит доску и фигуры в мешочке и хочет играть в шахматы. Ну, сыграли одну партию, вторую, выпили виски немного. Я поцеловал Веру в щеку. Она с возмущением уходит и кричит:
— Что ты себе позволяешь?! Да у меня муж есть, и он ещё круче шахматист, чем ты! Мы с ним познакомились на турнире. У нас с ним такая любовь на почве защиты Нимцовича. Такое единение душ в староиндийской защите! И у него шахматный рейтинг побольше твоего, наверное, будет!
На следующий день Вера пришла на мое выступление в Панда-театр в Пренцлауэр-Берге и подскочила в перерыве с айпадом. Там была партия, которую она играла по переписке с кем-то в Австралии. Вера зашептала сексуально мне на ухо: «Как ты думаешь, здесь слоном или ладьей ходить?» У меня разболелась голова, и я ретировался обратно на сцену. После выступления она ждала меня у выхода с другой партией, которую она играла по переписке с каким-то уйгуром в Китае. Фанатка шахмат не принимала моих аргументов, что я занят. Потом, после чтения, мы большой литературной компанией пошли в водочную. Она сидела в стороне с айпадом и подскакивала, когда требовался совет. Я кричал Вере, что она сумасшедшая, что я ее ненавижу и чтобы она оставила меня в покое. Потом я перебрал водочки и забыл, где я живу и как туда добираться. Она все выяснила и дотянула на себе меня пьяного в номер. Как у нее пахли волосы! Я попробовал их погладить, но она отстранила мою руку, бросила меня на кровать, разложила доску и расставила фигуры. Я сделал первый ход и отрубился.
Я проснулся часов в 7 утра от щелканья шахматных часов. Трещала голова, как будто по ней били кувалдой. Вера с каким-то незнакомым высоким мужчиной играла в блиц прямо на моей кровати. Увидев, что я открыл глаза, шахматистка сказала:
— Следующую партию ты играешь с моим мужем. Он давно хотел с тобой сыграть! Что, я тебя зря тащила?
* * *
Есть у меня в Берлине хорошая подружка — лесбиянка Оля. Она ищет любовь своей жизни. То она тайно годами влюблена в одну, но ничего не предпринимает, то на партии целый вечер смотрела на другую, но так и не подошла, а с третьей вместе пришли домой, лежали в постели, но ничего не было. Не наступило этого правильного волшебного момента, а без романтики, мол, она не может. Не животное! Одна драма за другой просто. Поиски будущей жены Оле очень затрудняла напряженная учеба. На кого Оля учится, она отказывалась отвечать. Вот год ее не видел и вчера встретил. Она вся сияет и открыла секрет, что наконец-то доучилась на профессию, о которой мечтала с детства, а именно — машиниста электропоезда, и уже на следующий неделе начнет водить скоростные поезда. Показала мне с гордостью свою фотографию на фоне мощного и изящного локомотива. Потом вторую – в самом поезде за пультом управления. Я никогда не видел ее такой счастливой, как на этих фотографиях. Спрашиваю Олю про успехи в личной жизни. Будущая машинистка прихлебнула кофе:
— Да нету ни времени, ни желания на этих глупых баб! — тут ее голос задрожал в диком волнении. — Вот паровозики! Паровозики! Это по-настоящему круто!
* * *
Прибегает в гостиницу Оля:
— Саша! Ты можешь меня познакомить с твоей хорошей знакомой — поэтессой Д.? Я всегда стеснялась к ней подойти.
— Конечно, могу. Д. — мечта любой девушки! И не только их. А чего именно сейчас? Ты уже не стесняешься? Завоевать сердце Д. многие пытались безуспешно.
— Ну я не многие! У меня есть то, чего больше ни у кого нет. Мне вчера дали новый локомотив. В Дрезден буду водить. Такой мощный красавец! Как плавно идёт! Никакой тряски! Не хочу тебе даже говорить, сколько там лошадиных сил. От зависти не уснёшь! Теперь я выгляжу более романтично. Как я на нем Д. прокачу один раз с ветерком, так она точно в меня влюбится и будет за мной бегать как собачка!
* * *
В три часа ночи стук в дверь. Рыдающая Ольга садится на мою кровать:
— Я такое наделала, такое наделала! Все запорола! Я послала Д. запрос в друзья в фб. А я же вначале хотела, чтобы ты меня с ней познакомил: типа, я вообще не знала о ее существовании. Типа, я такая крутая, и затянуть ее сразу на паровозик. Типа, это случайно. Ты думаешь, я могу отозвать этот запрос, чтобы она не заметила?
* * *
Лежим с Олей в кровати голые. Обнимаемся, как дети. Но ничего, конечно, нет и быть не может:
— Оля! Ты собираешься иметь детей?
— Ну, конечно. Когда я уже буду настоящей германской машинисткой со стажем. Когда мне доверят водить составы длинней трёхсот метров, тогда можно уже будет не переживать, что уволят по беременности.
* * *
Гельмут хочет, чтобы я переспал с его невестой — экстремисткой-поэтессой Хельгой. Типа их прогрессивная пара против ложной буржуазной морали. Мне как-то неудобно. Он ей звонит и приглашает на мое чтение. Она отвечает:
— Не могу. Я в подпольном антифашистском комитете сопротивления Трампу. Меня разыскивает полиция и ЦРУ.
— Но он здесь только на пару деньков.
— Хорошо! Я подумаю. Может, возьму на день отпуск от борьбы. Гальпер важнее революции!
* * *
Сижу после чтения с Хельгой в баре. Она рассказывает:
— Ты ничего не слышал про звезду немецкой современной лингвистики Шульца? Он поехал вначале в Новую Мексику и жил год с бойфрендом-индейцем навахо. Потом в Сибирь, и под Читой жил с нанайцем. И вот во время анального секса он заметил, что они кричат похожие слова. Корни у слов одни. И Шульц начал копать и доказал, что нанайцы и навахо один народ. То есть навахо — это нанайцы, которые перешли Берингов пролив тысячи лет назад. Так Шульцу гомосексуализм помог совершить огромный прорыв в лингвистике. Ты чего хохочешь? Да ты настоящий скрытый русский гомофоб! Я больше с тобой не разговариваю!
* * *
Позвонила Хельга и пригласила в кафе в Пренцлауэр-Берге. Наше предыдущее свидание было весьма романтическим, с жаркими поцелуями, но я все испортил, когда расхохотался над ее историей о гее-антропологе. Мне было любопытно, чем закончится это. Будет постель, или она скажет, что я путинец и агент ЦРУ, и меня пристрелит?
К столику подошла девушка и представилась Гретой. Она прочла мои стихи на немецком, и ей очень понравилось. Грета — подруга Хельги, которая сейчас подойдет. Грета была настоящей немецкой красавицей. Я решил за ней тоже приударить. Мы разговорились. Оказывается, Хельга и Грета вместе ходят в секту, или культ, или психотерапевтическую феминистскую организацию «Женщины воют на Луну». Скоро подошла и Хельга, и я с большим интересом стал следить за их разговором, который они ради меня вели на английском.
Девушки собираются в отдаленных местах на природе или в тихих берлинских парках лунными ночами, бегают на четвереньках и прямо-таки воюют на Луну, как волки. Говорят, что самая лучшая психотерапия. Снимает цивилизационный стресс. Я сидел и думал о своей жизни. Как часто мне тоже хотелось взвыть! Вначале они перебрали всех своих подружек из группы. Кто, значит, воет искренне, а кто притворяется. Потом перемыли косточки создателю этой группы Максу. Он, конечно, харизматичный гений, но уже поимел половину членов своей группы. Они начали обсуждать, можно ли его за это посадить. Но все девушки были совершеннолетние и сами хотели соблазнить Макса, чтобы быть ближе к Луне. Грета сказала Хельге, чтобы даже не думала. Без Макса и регулярного воя на Луну она точно попадет в психушку. Однажды она во время процедуры надела специальный костюм, и Макс носил ее в зубах, как маленького щенка. У Греты после этого месяц не было депрессий или самоубийственных мыслей. А вот в Кельне есть такая же группа, но там мужчина, Карл, который ее ведет, делает это искренне, а не ради секса. Тут мое терпение подошло к концу. Я передумал ухаживать за этими девушками, сказал, что у меня дела, пожелал им успешно и дальше бегать на четвереньках и выть на Луну и вышел из ресторана.
* * *
Еду на электричке в аэропорт лететь назад в Нью-Йорк. Берлин оказался не лучше или хуже Нью-Йорка или Москвы. Проблема, видимо, гораздо глубже. Во мне. Я не знаю, кто я, что мне нужно и где мое место.
Внутри вагона спит пьяный бомж в обоссанных штанах. Такой, как и везде.
Тут пошел проливной дождь. В вагон закапало. Бомжик проснулся, встал, прошелся и закрыл окна. Не только возле себя, а все по всему вагону. Штук десять. С обеих сторон. Вернулся на свое место и опять лег спать.
Автор: Александр Гальпер