Булат Окуджава: подлая война
Булат Окуджава: подлая война
Булат Окуджава мог так сказать: подлая война.
Военный опыт индуцировал ойкумену прозы и поэзии Окуджавы, в ранней молодости ушедшего добровольцем на фронт, едва не погибшего (случайно выжившего, как ему потом часто казалось), заново понявшего на фронте устройство жизни и переоценившего приоритеты существования. Акцент Окуджавы – на бесчеловечность войны, на ее невыносимую способность расчеловечивать, на ее антиромантическую «подлость» (этим эпитетом он однозначно наделит войну, определит ее суть еще в песне конца 1958-го г. «До свидания, мальчики»).
Читайте также: Виктор Астафьев убил на войне немца и помнил об этом всегда
Военная тема у Окуджавы не просто затянувшееся воспоминание по поводу юношеской травмы, оказавшейся пожизненной, давшей резонанс на всю жизнь.
И война уж точно не сделала его блюстителем морали и идейности, оракулом непреложных истин, судящим юношество с высоты своих заслуг.
Война для Окуджавы не архивный опыт и не право на почет.
Война воспринята им неидеологически, «неконцептуально», взглядом, очищенным от едва ли не любой актуальной идейной предзаданности, с точки зрения человека, у которого есть единственное достояние – собственная жизнь, и он крупно рискует ее легко потерять. Его рефлексия военного опыта – это фиксация зыбкости, хрупкости жизни, эфемерности ее, уязвимости человека. Непоправимости беды и смерти.
Военный опыт был выражен Окуджавой почти исповедально. В одной из своих литературных ипостасей он отчасти принадлежит к отечественной «лейтенантской прозе», лирико-исповедальной прозе окопной правды и морального выбора между достоинством и честью (подчас самоубийственными) – и низостью, предательством (вроде как помогающими выжить).
Эту связь мы легко угадываем сначала в его ранней повести для детей «Фронт приходит к нам», а потом в повести «Будь здоров, школяр» (1960−1961).
Верно Дмитрий Быков утверждает, что «Школяр» – повесть «об онтологической неспособности примириться с тем, что чудо человека расходуется так глупо, так бездарно, так ни для чего». Мальчик, добровольцем пошедший на войну, оказавшись на фронте, попадает в мир запредельно-иррациональных сил; его захватывает «великая иррациональность войны». Ему открывается, что его собственная жизнь больше от него не зависит, что смерть в этом мире – наиболее вероятная повседневность.
В стихах и прозе писатель универсализировал личный опыт войны. У него личный опыт обобщен до опыта человека как такового, человека в его естественной норме. И война пережита как константа человеческого бытия, как перманентная агония цивилизации, от которой никуда не деться.
Вброшены в войну герои и в зрелой прозе Окуджавы (роман «Свидание с Бонапартом», 1985). Это иная война, 1812-го года, но для автора важны не столько различия, сколько сходства. Историческая дистанция лишь акцентирует несовместимость войны и тонких энергий души, войны и жизни. ХХ век – частность, хотя симптоматичная (и вторая половина века – это все та же, но как бы отложенная война, это ядерная эпоха, с ее дамокловым мечом и ядерным зонтиком; то, о чем конкретнее сокрушался Николай Заболоцкий в стихотворении 1946 г. «В этой роще березовой»).
Быков, вероятно, прав, когда говорит про Окуджаву, что «главный герой его лирики – солдат». Для Окуджавы солдат – главный герой эпохи, а возможно, и всей истории человечества. Истории России, где национальной одеждой стала гимнастерка.
Но Окуджава контрмилитарен. Солдат (сапоги, гимнастерка) – у него метафора социального отчуждения, социального насилия. По крайней мере российская история – история отчуждения, кульминированного войной, даже во времена максимально свободные. Маленький человек – и неподвластные ему большая эпоха, силы принуждения к войне и смерти.
Но маленький человек прав, а эпоха и история – нет. Глобальные фантомальные мнимости не важнее, чем личное переживание и выживание.
Война – неизбежность, касающаяся каждого. И отвечать на нее как на вызов приходится каждому. Этот уровень обобщения опыта мы легко улавливаем в песнях Окуджавы. Они и о Второй мировой, и о Гражданской, и о ситуации войны как таковой, пытающейся сделать человека своим заложником.
Если песенка начинается со слов «В поход на чужую страну собирался король…» и описывает ход и результаты некоей давней по своему антуражу военной операции, то это у Окуджавы не эзопов язык, не эвфемизм, таящий намек на практику советских вождей. Это печальная констатация бытийной непреложности. «И пряников, кстати, всегда не хватает на всех». Всегда.
Да и в «Свидании с Бонапартом» война та же – грандиозный человеческий надлом, выявляющий в жизни и хорошее, и плохое. Война как фатальная мировая скрижаль. Экзистенциальный казус.
Тяга к универсализации опыта – опасное свойство. Это зона творческого риска, связанного с утратой конкретной содержательности. Однако у Окуджавы, пожалуй, такой потери не происходит. В своих стихах и песнях, в прозе Булат Окуджава философствует о непреложных данностях бытия, о вечных истинах. Но это его философствование хорошо исторически укоренено. Можно сказать и так: Окуджава напоминал забывчивым современникам о том, что не устаревает и не портится. Об извечной правде жизни.
Не хочется, но приходится быть солдатом. Война и любовь – антиподы, но в личном опыте они срастаются и дают странные и яркие вспышки смыслов, которые Окуджава фиксировал в своих стихах и песнях. Любовь на рандеву со смертью.
Он наконец вернулся в дом… А что я сказал медсестре Марии… А мы с тобой, брат, из пехоты… Товарищ мужчина, а все же заманчива должность твоя… Перестаньте, черти, клясться на крови… Да некому оплакать его жизнь… У порога, как тревога, ждет нас новое житье… Нас примет родина в объятья… Я загадал лишь на войну – да не исполнилось… Но, старый солдат, я стою, как в строю… Клянусь, что это любовь была…
Адский грохот сапог и поле клевера, которое было под нами, тихое как река: глобальный интертекст творчества Булата Окуджавы. Его магистральный сюжет.
Окуджава не принимает государственные, религиозные, философские, любые и всякие аргументы в пользу войны. Эта идейная редукция иногда воспринимается даже как избыточная. Говорил ли Окуджава напрямик о победе – в планетарном масштабе – свободы над несвободой как главном итоге Второй мировой? О спасении свободы и демократии в тоталитарном пекле ХХ в.?
Не факт.
Военный опыт дал самому Окуджаве уверенность в себе, позволявшую свободно выбирать судьбу. Идти своим путем. Но для него это не стало аргументом в ее пользу.
Да, война лекарство от иллюзий. Но слишком суровое. Военный театр кристаллизует моральные ценности и учит свободе «от противного». Но не у всех – и не только же он. Любая война ломает человека, что-то меняет в его составе, и писатель совсем не уверен, что это к лучшему. Скорее он уверен в обратном. Война – точка отсчета в смысле появления сложившихся на фронте и оказавшихся универсальными моральных критериев и ценностей. Но это нисколько ее не оправдывает у Окуджавы, не прибавляет ей ни на копейку позитивной цены. И такую констатацию нужно добавить к верной в целом формулировке Лазаря Лазарева, сказавшего про Окуджаву: «На фронте сформировались его представления о добре и зле, о чести и бесчестии, оттуда он вынес неостывающую ненависть к кровопролитию, жестокости, милитаристской романтике, демагогии и казенной лжи, там, под огнем, научился по-настоящему ценить жизнь, проникся уважением к правде – той, о которой, видимо, не зря говорят, что она горька».
Не превращает ли ситуация, наделенная признаками неизбежности, человеческое существование в опыт абсурда? Он нередко пытался убедить себя, что жизнь осмысленна. Но смысла в ней недоставало. Смысл кончался почти сразу там, где кончается взаимная любовь (а она скорей эксцесс). И он сам создавал недостающий смысл.
Не столько смысл, сколько отношение. Братское единство судьбы с мужчиной. Сочувствие к женщине. Гуманность как норма. Доброта, даже нежность, парадоксы и пароксизмы любви как высшего опыта человеческого существования. Возможно, по итогу остается единственное призвание – помогать ближнему. Единственная заповедь служения людям и ценностям, а не идеологии, не партии и не властям.
Эти темы и обстоятельства в своей совокупности и формируют концепт солдата эпохи у Окуджавы.
В своей основе этот солдат – наделенный хрупкой нежностью, но довольно при этом стойкий агент человечества, человечности, друг людей.
Минувший век прошел под знаком мировых и локальных войн. Жизненный и творческий опыт Булата Окуджавы вписывается в этот исторический сюжет. Мир был зыбким и непрочным. Война в горячей и холодной формах представлялась узаконенным обычаем. А отмобилизованный и обмундированный идеологиями военной, солдатской эпохи человек не всегда умел как-нибудь уцелеть. Современникам и соотечественникам, людям века, пережившим крушение слишком многих очевидностей, Окуджава говорил: мир не сводится к тотальному абсурду. Фатальность не упраздняет экзистенцию.
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
