Солнца нет
Вышел на улицу – а солнца нет
Пасхальные дни в этом году невпопад тревожны. Воспоминания об евангельской мистерии входят в странную перекличку с тем, что заменило сегодня передовицы газет, – с переворачивающими душу постами в блогах и видео на ютубе. Вечное испытывается на востоке Европы сиюминутым. Продувает, потряхивает. Бьет наотмашь…. Тем не менее, и праздник тоже.
Позывной «Овод»
Недавно я совсем, вроде бы, некстати вспомнил, что первые (и почти последние) уроки атеизма получил когда-то ребенком, зачитав почти до дыр случайно оказавшийся в скудной домашней библиотеке роман ирландки Этель Лилиан Войнич «Овод». И даже проливал горячие слезы по горестной одиссее Феличе Ривареса (он же Артур Бертон), сына и политического оппонента слабодушного кардинала Монтанелли…
Читайте также: Вперед, в прошлое
Там было много мелодраматических поворотов: от инсценировки самоубийства до патетических встреч отца и сына в тюремном узилище. Разочаровавшись в Боге и в отце, Феличе погибал – а Войнич писала об этом так, как будто уходил неопознанным король Артур из древних саг или, бери больше, будто снова умирал Христос, и уже навсегда.
С тех пор в нашей общей истории и в частной жизни декорации сменились многократно. Но иногда я возвращаюсь мыслью к этой романтической истории с отчетливой религиозной изнанкой. Все же Артур был из тех бросающих вызов миропорядку литературных и киногероев, которые вчерне сметали меня когда-то на живую нитку.
Я, может, и в журналисты-то когда-то наладился именно потому, что в мою бедную голову был забит ирландской сказительницей серебряный гвоздик: ее Феличе – остроумный публицист, политический сатирик.
К чему я это вспомнил.
А к тому, что соотнес зачем-то с удивительным предпасхальным происшествием в российской столице. Хотя и по логике не прямого подобия, а, скорее, некой ментальной рокировки…. Или не знаю, как сказать.
Изгнание отца Фернандо
Впрочем, к делу. Вчерашняя Пасха у московских католиков отмечена была не совсем обычным поворотом сюжетного винта.
Вот как пишет про эту эксцентрическую перипетию блогер Марина Курганская: «Власть российская сделала католикам России пасхальный подарок – в 24 часа из России был выслан настоятель московского прихода св. апостолов Петра и Павла отец Фернандо. И Литургию Пасхальную отслужить не дали. Причины не названы, но отец Фернандо имеет привычку называть вещи своими именами, что по нынешним временам не является гражданской добродетелью».
Отец Фернандо – мексиканец. Фамилия у него соответствует статусу: Вера. Настоятелем он стал в прошлом году, но в России живет долго, и знают его многие. Отец Фернандо Вера – член организации Opus Dei (Прелатура Святого Креста и Дела Божия), в интернете можно найти злопыхательскую на сей счет статейку какой-то оголтелой дамочки, которой чудились связанные с этим членством козни и злоумышления. Но трудно вообще-то найти человека, который был бы откровеннее и чище, чем отец Фернандо. К нему не прилипает.
Будущий священник родился в 1967 году на севере Мексики, в Монтеррее, десятым ребенком в семье (а всего детей было двенадцать, апостольское число). Учился на инженера-химика, работал на металлургическом заводе в своем городе. А потом изучал историю древней церкви в Наваррском университете в Испании и получил докторскую степень. В Риме в 2001 году он стал священником, после чего вернулся в Мексику, а с 2007 года служит в России.
Приход у него несколько необычный. Старинное здание храма святых Петра и Павла в Милютинском переулке католикам не вернули, и он обретается в том же пространстве этого самого Милютинского переулка, что и расположенная там церковь святого Людовика, которая в советское время была одним из двух действующих католических храмов на всей территории нынешней России.
На задах Лубянки. В мрачной ее тени. «Граждане и гражданки, вагон идет до Лубянки». За эти две и им подобные строки московский поэт Георгий Оболдуев в середине 30‑х годов прошлого века был арестован и отправлен на исправление на строительство «Беломорканала». С отцом Фернандо обошлись немного вежливее, а вы говорите – прогресса нет.
Мексиканский экспат
Мне хочется все-таки рассказать о нем чуть подробнее. О его любви к России – такой любви, которая дается уже в зрелости. Он рассуждал однажды так. Если мексиканцу плохо, он выходит на улицу, смотрит на солнце и думает: «Разве плохо?» Затем возвращается, и всё. А когда русскому человеку плохо, он выходит на улицу, и… солнца нет. Тогда он начинает писать и размышлять. Отсюда, предположил отец Фернандо, и берутся думы русского человека о том, что с ним происходит. Он не только думает, но и старается понять, разобраться.
«Поэтому я люблю русских и русский подход к жизни. Остановись, брат, надо разобраться в себе… У нас в Мексике, может, и нет в этом нужды. Мы не очень большие мыслители. Хотя и там есть прекрасные люди, и мы тоже можем размышлять, но так разбираться в себе, как мне приходится это делать в России, мексиканцам не свойственно. В России мне необходимо понимать, что со мной происходит, а вот в Мексике не надо было. Не знаю почему. Может, всё дело в солнце?»
Отец Фернандо завзятый книгочей. «Сейчас читаю только по-русски. С Пушкиным, – рассказывал он, – я люблю разговаривать, не соглашаться, спрашивать. Онегин говорит о каждом человеке. В каждом из нас есть этот Онегин, который просто растратил свою любовь непонятно, зачем, и потерял в главном, жил напрасно... В «Шинели» Гоголя есть самый серьёзный момент для меня, когда издеваются над Акакием Акакиевичем и осыпают его бумагами. Он смотрит на другого человека, который смеётся над ним, и как будто в его взгляде было вот это: «Я твой брат, я твой брат». Это очень помогает мне до сих пор: помочь понять другому человеку, что я – его брат. Меня очень удивил Бабель (я прочитал «Конармию»). Иногда рассказы страшные, но очень глубокие. Человек размышляет. Как и у Гроссмана в книге «Жизнь и судьба». Читая эти книги, я ещё раз убеждаюсь, что насилие – это не решение. Никогда. Я не говорю, что «глубокий» христианин не может быть солдатом. Как показывает история, есть великие солдаты, верующие и не верующие, которые вели себя прекрасно на войне! Но я понимаю, что насилие – это не выход. Гроссман, Бабель, Рыбаков, Улицкая и, конечно, Толстой (хотя я не совсем согласен с Толстым). Они все говорят, что война, насилие – это не ответ. Сам Иисус нам говорит, что насилие, это не ответ».
Что-то есть в этих соображениях не вовсе наивное. Прихожанки говорят о пастыре так: «Когда к нам в гости приезжал отец Фернандо, то мне всегда казалось, что это только сон. И не может такой священник служить у нас долго. И постоянно спрашивала, не собирается ли он куда-нибудь уехать, но он говорил, что очень любит Россию»; «последние две недели батюшка на каждой своей мессе молился о мире и против войны». А давненько покинувший Россию блогер Георгий Дублинский вспомнил:
«Когда-то давно, те самые пресловутые восемь лет назад, мы сидели с отцом Фернандо на нашей кухне и разговаривали о всяком разном.
И так как эта кухня была не мексиканская, а русская, то в конце концов вырулили на политику, куда ж без неё.
И Фернандо высказался как-то осторожно, что, мол, мы же не знаем, может, «крымнаш» – это всё произошло по воле Божией.
Я его тогда резко оборвал: «Давайте не будем на эту тему, а то поругаемся».
И вот таки после 24 февраля отца Фернандо реально припекло, и на Страстной он с кафедры назвал вещи своими именами…»
Хорошо быть человеком, неважно где – в России или в Мексике. Так резюмирует человек с «ирландской фамилией». И здесь, пожалуй, можно еще раз вернуться к Этель Лилиан Войнич и ее герою.
Товарищ Розенблюм – господин Рейли
Как фантастично ткется ткань художественного воображения, причудливо пересекаясь с жизнью!
Недавно раскопали эпистолярные свидетельства любовной связи Войнич и Сиднея Рейли, знаменитого аса шпионов, чуть ли не прототипа Джеймса Бонда. О каковой связи подозревали вообще-то давно, исходя из того, что в биографиях Рейли и героя Войнич, Артура-Феличе (позывной «Овод»), есть некое сходство.
Украинский еврей Зигмунд/Шломо/Георгий Розенблюм в молодости участвовал в революционном движении и был заподозрен в связях с охранкой (как и Артур у Войнич). Узнал, что его реальным отцом является вовсе не тот человек, который его воспитал. Странствовал по миру, чуть ли не жил в Бразилии под именем Педро, где занимался разной тяжёлой работой, то докером, то на прокладке дорог, то на плантациях, то поваром британской разведывательной экспедиции… Житейские перипетии свели Войнич и Розенблюма-Рейли во Флоренции, и внебрачным плодом их общения стал роман «Овод».
А потом вскоре Рейли резко покончил с революцией в башке и стал агентом британской разведки. В хаосе жизни, потерявшей в начале ХХ века надежные ориентиры, ему удается до поры до времени удачно ловить рыбку в мутной воде. Но с советами он не совладал. И Москва для него оказалась ловушкой со смертельным исходом.
Человека, с которого был списан войничевский Овод, убьют чекисты все в той же Москве, в Сокольниках, в 1925 году. Примерно с тех самых пор в каждом иностранце начали видеть там шпиона; Михаил Булгаков не даст соврать, он построил на этой паранойе сюжет своего самого знаменитого романа.
Ну а Войнич… У нее все в итоге будет хорошо. Она доживет почти до ста лет. В Нью-Йорке старушка станет объектом паломничества, к ней будут приходить, чтобы посмотреть на нее, потрогать, артисты Большого театра, моряки и разные прочие советские граждане, посланные советской властью в США.
Ветерану литературного цеха будет оказана государственная поддержка. В декабре 1955 года секретариат ЦК КПСС обсудит вопрос о Войнич – и президиум ЦК КПСС затем решит: «1. Принять предложение секретариата правления СП СССР и министерства культуры СССР о выплате гонорара проживающей в США писательнице Л. Войнич в сумме 15 тысяч американских долларов за многочисленные издания в Советском Союзе её романа „Овод“. 2. Разрешить министерству культуры СССР передать в дар Л. Войнич копию кинофильма „Овод“ на узкой плёнке. Секретарь ЦК Хрущёв».
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
