Венгерский берег: с вирусом на «ты»
Для таких, как я, беспокойных натур, лишенных законных прав шенгенских граждан, Венгрия к концу лета открыла окно. Привился Спутником – можешь спокойно въезжать в страну вольным визитером.
Ну, что ж? Значит, это судьба. (Вот так же прошлым летом 2020-го года я использовал даже не окно, а форточку, когда Польша с чего-то вдруг на недолгое время разрешила всем, у кого есть хотя бы шенгенская виза, прилетать в страну из Албании.)
Город без запретов
До чего мы, коллеги, дожили: визит в Будапешт стал событием из ряда вон.
Я попал, скажу сразу, в иную реальность. Это почувствовалось уже на границе, где венгерские пограничники и таможенники дружно игнорировали маски.
Оказываешься где-то… ну, что ли, в старой доброй доковидной Европе. В Европе праздника, который всегда с тобой и при тебе и даже не всегда зависит от кредитки в кармане. В Европе свободной и беспечной. Такой она, если не всегда являлась, умела казаться.
Будапешт сочетает в своем облике имперского масштаба грандиозность и предъявление национальных амбиций с непринужденной свободой личной жизни, которая у здешних жителей течет, как и куда хочет, у нас на глазах. Так было всегда. Почти так здесь и сегодня – разве что местами уличная толпа все же немного схлынула, и тургрупп с экскурсоводом почти совсем нет.
Но главное: нет намека на новые церемонии жизни при ковиде.
Вы не представляете (да нет, конечно, представляете!), какая это замечательная штука – открытое полностью лицо! Не только прищуренный глаз, но и блуждающая по губам улыбка.
Маска, перчатки, антисептик, комендантский час, штрафные санкции, осторожный взгляд, аккуратное дистанцирование – это не про сегодняшний Будапешт. Люди – в абсолютном большинстве – живут так, как будто никакой пандемии и близко нет. Кофейни, зрелища, променады не пустуют.
Даже официанты обычно без масок. В масках – сначала мне показалось – немногочисленные экспаты и туристы с Дальнего Востока.
Некстати вспоминаешь старый мем-анекдот про Венгрию как самый веселый барак в социалистическом лагере.
Читайте также: Дороги, границы, вирус
Мой приятель, увидев это, сказал: «Какой кайф!». Подумал и добавил: «Но все-таки хорошо, что мы привиты»…
Вот и венгры, если верить официальной версии, в основном привиты, отчего многие ограничения упразднены. Но это какое-то скучное объяснение тому, что мы наблюдаем. Мне кажется, есть тому и еще несколько причин.
Займемся самодельным этнокультурным шаманством. (Далее – сплошные гипотезы, но они хотя бы что-то растолковывают.)
Бросают вызов ковиду
Можно ли сказать, что венгры как-то особенно любят свободу? Конечно, припомнишь Шандора Петефи: «Мы будем жить как рабы или как свободные люди?». И статую Свободы на горе Геллерт над Будапештом.
Иногда появляется ощущение, что даже то, что здесь запрещено, на самом-то деле разрешено.
Но все-таки я не до конца уверен, что градус свободы здесь выше за счет уникальных качеств национального вольнолюбия. Многие народы и люди любят свободу, хотя многие предпочитают прелести явного или скрытого подчинения.
Однако венгры привыкли жить наособицу. Их никто не понимает.
Веселый заробитчанин на украинской границе поведал мне: «Я от друзей сразу услышал: «Даже не пытайся выучить их язык, это невозможно». И вот я живу здесь и вижу сам: это невозможно!»
Конечно, он не вполне прав в своем ленивом прагматизме. Мне рассказывали о московской переводчице, которая выучила венгерский за год и успешно переводит художественные тексты с венгерского на русский. Но все-таки этот ее лингвистический героизм уникален. Себя же я, признаюсь, часто ловил на том, что даже простые венгерские слова с трудом ложатся на мой язык: уж очень самобытна форма любых и всяких слов.
При этом у венгров масштабные претензии к прошлому и огромная заявка на значительную роль в истории человечества. И готовность обидеться, если эта заявка недостаточно признается. Их роман с историей не очень удался на последних страницах, и они ревниво критичны к этой заезжей шмаре. Наверное, они и не считают себя лучше всех, но, неудачно участвуя в мировых войнах ХХ века, может статься, не забыли, однако, приговорку «Однажды и Лондон станет венгерской деревней».
Для этих своих патриотичных и обидчивых соотечественников венгерский прозаик Петер Эстерхази в романе о поисках отцовства «Harmonia cælestis» («Небесная гармония», 2000) написал, что они способны видеть землю сквозь небо и небо сквозь землю, ощущать божественную, неведомую другим гармонию.
Конструкция актуальной жизни многих венгров при ковиде – это выражение их умения не совпадать ни с мейнстримом, ни, тем более, со стандартом, которые вменяются извне. Это попытка жить самобытно. И даже, возможно, представить некую глобальную альтернативу европейским страхам, осторожности, боязливости, жесткому контролю и т.п.
Когда говорят, что глобальный мир смазывает локальные краски, нужно покупать билет и ехать, например, в Венгрию. Ты пройдешься по улочкам Сентендре, крошечного городка возле огромного Будапешта, и даже этого будет достаточно, чтобы понять: ассоциации то с Австрией, то с Португалией, то еще с какой Европой здесь факультативны – органична же городу уникальная грация. Она проявляет себя и в суровом облике местных стариков, и в динамике дунайских вод, и в артистическом изыске сувенирных лавок, чуждых «китайскому» ширпотребу.
И на ковид венгры идут войной, памятуя, наверное, о своей своеобычности, о традиционных доблестях воинственной рыцарственности, безудержа и неистовства. Всегда обращаясь друг к другу на «ты», венгры и вирус не воспринимают как назначенного начальника, которому нужно подчинить свой обиход, а скорее, как соперника в поединке, как странное лицо новой судьбы, которой необязательно безвольно подчиняться.
Можно бросить ей встречный вызов. В духе историософии Тойнби, у которого судьба народов и стран складывается в соответствии с тем ответом, который они дают на вызов обстоятельств.
Утоление печалей
Еще одна версия, которую я слышал и с которой не против в душе согласиться, заключается в одном деликатном, хотя уже вроде как общеизвестном обстоятельстве: венгры очень печально смотрят на жизнь.
Говорят, что финно-угры вообще таковы от природы, но в этом у меня полной уверенности нет.
Венгры, особенно мужчины, бывают склонны к перманентной усталости и жалобе, и даже к суициду.
Однако эту печаль кромешного бытия они пытаются компенсировать. Вином. Любовью. Музыкой. Чувством юмора (непонятного зачастую их соседям). Сумасбродством. Вообще острым и сильным, открытым выражением чувств. Эмоциональными приливами. Взрывами темперамента. Разнообразием и яркостью жизни.
Говорят, венгры чаще других разводятся, меняют мужей и жен (хотя кого теперь этим удивишь?).
В ту же копилку фактов: однажды я прочитал, что в результате околонаучного исследования сотрудников журнала для мужчин Men„s Health выяснилось: венгерские мужчины – самые изобретательные по части смены поз в сексе.
Ковид оказался для венгров подтверждением худших подозрений относительно природы мироздания. И поводом жить вопреки, в противовес этому скандальному вывиху существования.
Как вам такая гипотеза?
Граница на замке, но с одной стороны
В Эстергоме – две главных достопримечательности: огромный собор и мост через Дунай. Река разделяет Венгрию и Словакию, 500-метровый мост Марии Валерии соединяет венгерский Эстергом и словацкий Штурово.
Где-то посредине начинает слегка кружиться голова от избытка воды и неба, от недостатка суши. Но я исправно дошел по мосту до Словакии и… притормозил.
Метрах в двадцати, поперек проезжей части расположился пост словацких пограничников (притом что с венгерской стороны ничего подобного не наблюдалось и даже не предполагалось).
У словаков – своя политика в отношении ковида. Она ближе к евростандарту. И пост, которым они отгородились от буйства венгерской свободы, – показатель этой разницы между соседями.
Может быть, меня бы и не остановили. Но я предпочел не искушать фортуну и вернулся на венгерский берег.