Ревизия памяти
Ревизия памяти: деколонизация и анализ репутаций
Здесь, как в капле воды, отразилась непростая история переосмысления немцами своего прошлого и концептуализации своего будущего, адекватной новому веку.
Читайте также: Война контекстов и контексты войны
Гамбург: деколонизация
В то время как берлинский Отто фон Бисмарк скульптора Рейнгольда Бегаса не знает большой беды и парадно торжествует в Тиргартене на площади Большой Звезды на радость туристам, с гамбургским все неясно. Или ясно, но по-новому. Памятник Бисмарку должен быть заново контекстуализирован в рамках проекта Hamburg dekolonisieren! – «Деколонизировать Гамбург!».
В общем-то, наш канцлер едва ли не ключевая фигура в истории Германии эпохи имперских триумфов и побед, еще не слишком омраченных сопутствующими ужасами и несчастьями. Объединитель страны, реформатор избирательного права и системы социального обеспечения… Фигура, сегодня, однако, едва ли вообще актуальная, так сильно переменилась Германия, которая по-новому ищет и находит себя в мире.
Вероятно, слишком уж однозначное послание заложил Ледерер в свой художественный шедевр в начале прошлого века. Бисмарк представлен у него как реинкарнация или ипостась идеального рыцаря европейского Средневековья, Роланда. Воителя за христианскую цивилизацию. (Хотя при этом и ганзейского покровителя свободы торговли.) Статуя повернута спиной к городу с его суетой, взгляд Бисмарка устремлен на запад, руки покоятся на могучем мече.
Да и размеры памятника в Старом Эльбпарке таковы, что не оставляют выбора: он считывается как апофеоз силы и чуть ли не символ имперских амбиций Германии. Это самый большой памятник Бисмарку. «Железный канцлер» здесь из камня. Кульминация имперской эстетики: гранитный колосс из ста блоков общим весом 625 тонн высотой 34 метра (с цоколем, но и без него – целых 15 метров!). Он стоит на бывшем бастионе крепостной стены, возвышаясь над Эльбой и портом почти на сто метров. Один восьми метровый меч чего стоит, а голова канцлера по высоте сопоставима с человеческим ростом – 1,83 м.
Вот гамбургский протестантский пастор Ульрих Хентшель и предложил спилить эту голову. «Чрезвычайно важно разбить монументальность и силу этого памятника. В конце концов, старый Бисмарк больше не должен доминировать в своей героической позе с гамбургским мечом». Священник обвинил Бисмарка в колониальной политике в Африке. «Известно, что после первоначальных колебаний он основал колониальную политику Германии. На конференции в Берлине, которую он созвал, он стоял с другими, склонившимися над картой Африки, и они разделили континент между собой, как банда грабителей».
Роль Бисмарка в германском колониальном проекте, впрочем, вопрос небесспорный. Но пастор припомнил также исключительный закон против социалистов: «Бисмарк запретил организацию-предшественника СДПГ. Затем тысячи социалистов были отправлены в тюрьмы и высланы».
Припоминают Бисмарку и гонения на католиков и гомосексуалов.
Страсти кипели много лет. Мемориал некоторое время был в запустеньи. Канцлера безжалостно вымазали в граффити. В 2020 году как рефлекс движения Black Lives Matter и всемирного сноса памятников исторически сомнительным персонажам в гамбурге прошли выступления против ремонта памятника. Активисты еще в прошлом веке призывали снести его. Пока потихоньку велись ремонтные работы, менялся и общественный климат, обсуждалось будущее скульптуры, против сноса которой высказались городские власти.
Оно и правильно, память нужно не упразднять, а корректировать. Еще в 2014 году город согласился с тем, что такое выдающееся сооружение с проблемной историей нельзя просто оставить стоять в городском пространстве, предстоит переработать колониальное наследие и осуществить некие художественные интервенции.
В 2015 году группа австрийских художников увенчала голову Бисмарка статуей альпийского горного козла. Это был временный перформанс. Но, вероятно, окончательный проект реконтекстуализации будет не столь банальным.
Безгласно заложенные в монументе отсылки к идеологическим реликтам колониализма, национал-социализма, дискриминации должны быть проработаны, в соответствие с идеями демократии и плюрализма в открытом обществе. Объявлен был конкурс для поиска художественных идей, чтобы реконцептуализировать монумент. «Важно найти современные формы контрмонументов, постмонументов или вмешательств, которые дают ответ на массовое присутствие и эмоциональное воздействие монументального памятника», – говорилось в конкурсной документации. От световых инсталляций до завесы а‑ля Кристо – нужен максимально сильный эффект отчуждения, без изменения самого охраняемого объекта или ущерба окружающей природе. Работа с историей, анализ памятника как здания и произведения искусства, взгляд на Бисмарка как на фигуру, которая идентифицирует себя с, но также и как антифигуру, – это пища для размышлений.
По словам сенатора по культуре Карстена Бросды, конкурс является «наиболее ощутимым процессом в городе по работе с колониальным наследием»: «Я с нетерпением жду художественного рассмотрения сложной личности Бисмарка и ее значения для нашей истории… Только если мы осознаем свою историю, мы сможем извлечь из нее уроки для будущего».
Ледерер: подмоченная репутация?
Скульптор Гуго Ледерер – фигура ничуть не менее противоречивая, чем Бисмарк. Он тоже в некотором роде памятник, требующий к себе осмысленного отношения. Хотя в несколько ином контексте.
Выдающийся мастер, да. Ледерер в Берлине и кое-где еще – не такая уж редкость. Скажем, в самом центре города, на Вердершер-Маркт, есть его медведица с медвежатами, Bärenbrunnen. Апология материнства с отсылкой к городскому тотему.
Но сама его художественная манера содержала в себе мину замедленного действия. Это апология завершенной, прочной, простой и величественной формы. Незыблемость простых добродетелей, нерушимость покоя – как-то это совсем не к месту в современном динамичном, поливариантном, нервном мире.
Как писал один его апологет, «скульптурные фигуры Ледерера это не подражания природе или определения случайного зрительного впечатления, а самостоятельные символы высокого идеала телесного существования, созданные из абсолютного скульптурного воображения и знания скульптурной архитектоники».
Таков у него Бисмарк. Таков и самый масштабный его берлинский монумент: многофигурный порфировый фонтан, Источник плодородия, Fruchtbarkeitsbrunnen. Розовая глыба на Арнсвальдер-плац. Четыре символа плодородия – мать с ребенком, рыбак с уловом рыбы, жница со связкой колосьев и пастух с бараном.
Идея плодородия, воплощенная в фигурах, выражающих трудовые доблести и производительные силы, все-таки с трудом политизируется. И потому памятник в Берлине стоит себе мирно. А некоторые политики, чтобы не дразнить гусей, называют его по-простонародному, Бычьим монументом, Stierbrunnen: два быка действительно мощно доминируют в композиции у Ледерера.
Много было разговоров про связь Ледерера с нацистами. Но беспринципным соглашателем и активничающим агентом наци в искусстве был скорее его глупый сын. Сам же Ледерер то ли сознательно уклонялся от политической активности, то ли… Возможно, болезни не позволяли ему чрезмерно суетиться.
Да и нацистские вожди отвечали Ледереру взаимностью: его не привечали.
Хотя издалека со странным чувством читаешь о том, как радовался старик тому, что самая его любимая им скульптура (действительно прелестная) радует глаз вождей в парке Рейхсканцелярии. Это «Анна Павлова с олененком».
И не без оснований можно считать Ледерера художественным предтечей нацистской пластики Торака. Впрочем, апелляции Ледерера к гармонической античности и тут скорее мешали. Он был слишком ретроспективен, не футуристичен для того, чтобы вполне вписаться в арт-проект Третьего Рейха.
Кульминация творческой успешности Ледерера – это все же двадцатые, «ваймарские» годы. А одно из его главных художественных высказываний – памятник Генриху Гейне в том же Гамбурге, уничтоженный наци. (Сейчас памятник вернули, но современный скульптор, Вальдемар Отто, довольно свободно отнесся к творческой идее Ледерера.)
Еще один любимый его сюжет – обнаженный фехтовальщик. Впервые выполнен мололым Ледерером в Бреслау. С этой скульптурой, которая и сейчас стоит на Университетской площади Вроцлава, связан малодостоверный исторический анекдот. Якобы Гуго Ледерер приехал в юности учиться к известному в то время скульптору Беренсу; франтом, в богатых одеждах. И местные студенты, те еще прощелыги, сообразили, как его нарядное шмотье может перекочевать в их скудный гардероб. После веселой пирушки предложили сыграть в карты, и Гуго к ночи продулся в пух и прах. Поставил на кон все, включая всю свою одежду, а оставил только один предмет, шпагу: «честь и шпагу на кон не ставят». Так что скульптура фехтовальщика – это идеальный автопортрет.
Чего не бывает в безрассудной молодости. Впрочем, конец XIX века – уже не то время, чтобы гулять по городу со шпагой.
Фонтан на Арнсвальдер-плац бьет несильно, а небольшой Медвежий фонтан и вовсе, кажется, бездействует. Ледерер не забыт, но в поздней оценке выглядит сомнительным реликтом. Шпага его и прочие доблести не востребованы. Мрачноватая, суровая монументальность и торжественный покой звучат не в унисон ритмам нашей жизни. Выглядят не слишком иногда уместным напоминанием об эпохе, склонной к простым формулам завершенного совершенства и изобилия природных сил.
Ну, по крайней мере, Ледереру удалось избежать участи Брекера и Торака, официозных нацистских скульпторов, певцов «нордической» красоты, чье искусство переведено теперь в разряд иллюстраций к идеологии наци. И оставить урок, который, кажется, не устарел.