Александр Дельфинов: «Никто не сделал так много для развала Российской Федерации, как Путин»
О том, как искусство сопротивляется войне, а также о современной поэзии рассказал поэт Александр Дельфинов в эфире Stratera Show на радио «Голос Берлина» с Машей Майерс и Дмитрием Губиным.
Читайте также: Stratera Show: что происходит на фронте сейчас?
Александр Дельфинов: поэзия о войне
«Нет войне!» – говорили мы, но война не кончалась,
А наоборот, разгоралась, становилась сильней,
Ужас и Отчуждение шли по следам за ней,
А нас становилось всё меньше, пока почти не осталось,
И я помню пустынную площадь, и дождь, и слякоть,
Я выглядывал в щель занавески и видел в моём окне,
Как маленький человечек с плакатиком «Нет войне!»
Стоит там один, и от страха хотелось плакать.
Я боялся начальника, вдруг уволит меня с работы,
Боялся удара дубинкой и чувства, когда никто ты,
Боялся соседей, что будут шипеть мне вслед,
Боялся потери достоинства (которого уже нет),
Боялся вообще просто так – каждый мой вздох был жуток,
Боялся уехать в СИЗО на пятнадцать суток,
Боялся людей в униформе (чуть позже — любых людей),
Боялся, что дети в школе будут пuздuть моих детей,
Боялся, что в дверь постучат в пять утра, закричав: «Открывай нам, сука!»
Боялся любого стука (чуть позже — любого звука),
Боялся своей собаки, боялся собственного кота,
Боялся, что не смогу перестать бояться уже никогда,
Боялся того, кто грызёт изнутри (сам себе больше всех ты страшен),
Боялся насмешек и улюлюканья от прохожих граждан,
Боялся войны, вдруг придёт и мне отомстит она,
Боялся жены, вдруг скажет: «А я – за войну!» (в результате ушла жена),
Боялся, пока был с тобой и когда сам с собой остался,
Да я ещё не родился, а только боялся, боялся, боялся,
И подглядывал в щель занавески и видел в моём окне,
Как маленький человечек с плакатиком «Нет войне!»
Стоит там один, а к нему уже бегут полицейские.
Я‑то причём тут? Что тут поделать мне?
Уж я‑то за мир во всём мире, что же тут сделать мне?
ЧТО ЖЕ ТУТ СДЕЛАТЬ МНЕ?
Как искусство сопротивляется войне?
Александр Дельфинов: Текст «Нет войне» написан 25 февраля. И это был первый текст, который я написал после начала вторжения. Он связан с тем вопросом, который часто задается или задавался, по крайней мере: почему нет больших массовых протестов?
Дмитрий Губин: Можно вообще не любить стихи как жанр, но нельзя не признавать, что это тот вопрос, который сегодня стоит перед оставшимися в полный рост. Уехавшим есть что сделать. Они могут заниматься массой технических вещей, которые необходимы для элементарной интеграции хотя бы на бытовом уровне. Да, здесь есть чем заняться. А там, в России, что делать им?
Александр Дельфинов: Это каждый отвечает за себя. Я не могу отвечать за других людей в данном случае. То есть если бы я был там, я бы этот вопрос ставил бы передо мной не так, как здесь он передо мной стоит. Но я, уверен, что есть люди, которые делают правильный выбор в этой ситуации.
Дмитрий Губин: И здесь тоже есть какие-то варианты. Когда есть вариант, это значит обнажается некая социальная структура жизни, да? Когда есть варианты пойти в оперу или пойти в кино, когда есть варианты — на метро или на автобусе, или пешком. Это то, что определяет нашу структуру. Какие есть варианты сегодня в России?
Александр Дельфинов: Варианты для действий? Ну, есть много вариантов. Во-первых, есть любые варианты, которые связаны с нарушением закона нынешнего, я имею в виду после введения послевоенных ограничений. Я, конечно, подстрекатель, я считаю, что нужно пускать под откос поезда с оружием, устраивать саботаж и по возможности создавать боевые структуры, чтобы воевать с мусором. Я считаю, что давно это нужно было сделать.
Дмитрий Губин: Если вы это серьезно, если это не фигура речи, если это не литературные эшелоны идут под откос, если это не партизан в литературном смысле, вы бы в этом участвовали? Потому что тот, если ты зовешь выйти на митинг — ты должен выйти сам, ты зовешь к сопротивлению — ты сопротивляйся.
Александр Дельфинов: Я очень не люблю сослагательное наклонение. Как человек с историческим образованием, я знаю, что сослагательного наклонения история не терпит. В такой постановке вопроса — что было бы, если бы вы были, там. Я не там был, я здесь, я нахожусь там, где я есть. Здесь, сейчас, в этом конкретном моменте я делаю то, что я делаю, И то, что я делаю, я делаю неплохо.
Я просто знаю, что в любом случае, в любом случае, находясь внутри диктатуры, у людей гораздо меньше возможностей что-то делать, открыто, что-то делать, сохраняя свои личные данные в открытом доступе. Поэтому все равно любой человек, который внутри России будет участвовать в сопротивлении, он будет ограничен, он будет подвергаться риску, пострадать. Именно поэтому риски жизни и так далее многократно вырастают. Поэтому, скажем так, я не могу требовать ничего от людей, но я, тем не менее, считаю, что этим надо заниматься. Но если есть люди, которые находят какую-то другую форму деятельности или просто живут, стараясь не совершать подлых поступков, пусть будет так.
В любом случае надо понимать одно, что под российскими ракетами снарядами и пулями в Украине гибнут люди каждый день. Они, может быть, тоже бы хотели заниматься чем-то более приятным, чем сидеть в бомбоубежищах или убегать от каких-то наступающих войск. Но они поставлены в ситуацию, когда у них выбора нет. Поэтому в любом случае, делая свой собственный выбор, нужно помнить о тех людях, у которых выбора нет в этой ситуации.
Дмитрий Губин: Да, хорошо, Нет, здесь я не буду возражать принято. Хотя, честно говоря, ничего себе диапазон нарисовали: от начиная в партизаны и заканчивая как-то там, как он делал гадости, ну, безо всякого удовольствия, что в Советском Союзе было характеристикой человека, приличный человек гадости делает, но безо всякого удовольствия.
Русскоязычное сообщество в Германии
Дмитрий Губин: Вернемся в Берлин. Вот если говорить об этом разнообразии, и в том числе по отношению к войне. А что сегодня в той аморфной, в той неопределенной, но, несомненно, существующей массе, которая называется русскоговорящая, комьюнити, выделяется? Какие фланги? Кто эти люди?
Александр Дельфинов: Ну, во-первых, есть очень большой фланг людей, такой специфический со специфическим жизненным опытом. Это люди, у которых русский язык – родной. Но выросли они с русским языком за пределами России, например, в Казахстане, в Таджикистане, даже в Узбекистане, потом оказались в Германии. Это потомки ссыльных немцев, которые жили в Советском Союзе и были высланы из, например, Поволжской немецкой республики, из других каких-то территорий. Это русские немцы. Вот в этой среде многие симпатизируют России. Многие люди более старшего поколения, причем никогда в ней не бывая.
У некоторых есть великая мечта, о какой-то такой стране, где там что-то такое прекрасное, ходит Пушкин по цепи кругом и прочее. А это просто такая иллюзия. Человек таких взглядов — жертва имперской русификации. Вот это люди, которые несут этот блок, эту утопию, глядя в прошлое, а их очень много. Вот эти люди, в том числе, составляют основу для так называемых автопробега в поддержку России и так далее.
Потом есть люди, русскоязычные, из каких-то других бывших советских республик, которые здесь живут и как-то включаются в местную жизнь, адаптируются или принимают местные европейские идеи. Но они могут также делиться уже внутри этого принятия, уже не будучи фанатами России, условно говоря, или какой-то волшебной России из-за облаков. Они могут делиться по тем же политическим спектром. И, к сожалению, мы знаем, что внутри русскоязычного сообщества велики те болезненные проявления ксенофобии, гомофобии, вот этих всех вещей, которые не являются мейнстримом в современной Европе, в современном западном мире. И это наследие Советского Союза. Может быть, кто-то удивится, но Советский Союз был страной расизма культурного?
Дмитрий Губин: Да, это верно. Отсюда все анекдоты про чукчей и так далее.
Дмитрий Губин: Первая категория чем отличается от второй?
Александр Дельфинов: Главное отличие у тех, кто в Германии — у тех русскоязычных людей, которые фанатеют от России, у них меньше шансов включиться в местную реальность. Они страдают от культурного какого-то несоответствия несовпадения, и они испытывают внутренние страдания. Они находят успокоение в том, что они обожествляют или как-то превозносят вот эту воображаемую Россию. И у этих людей меньше шансов на то, чтобы быть успешными в европейском современном развитом западном обществе у других людей в той или иной форме. Конечно, им будет легче.
Дмитрий Губин: То есть они могут промолчать или закрыть глаза на то, что их раздражает?
Александр Дельфинов: Да, они могут быть более терпимыми. Но еще, конечно, важно то, что, начиная с 2014 года (после 24 февраля 22 го года этот процесс турбулентности усилился), у многих людей происходит переоценка прошлого, переоценка своего собственного места внутри вот этого русскоязычного культурного космоса. Это, во-первых, люди, которые несут в себе идентичность других народов, например, жители Татарстана. Татары понимают это осознание. Особенно молодежь. Они начинают вдруг ощущать, как это все актуализируется.
То есть никто не сделал так много для развала Российской Федерации, как Владимир Владимирович Путин. Он — своими дебильными приказами и идиотской политикой. Как бы и хорошо. Мы поддержим в этом его, и мы поможем России развалиться. Значит, и вот те люди, которые происходят из тех народов, территории которых были покорены, русифицированы. Они сейчас начинают срывать пелену русификации. И начинают ощущать себя иначе, и начинают свою идентичность иначе воспринимать.
Поэзия и война
Дмитрий Губин: Я пытаюсь связать как-то довоенное и послевоенное мир до Аушвица и после Аушвица. Мир до Бучи и мир после Бучи. Ведь с поэзией вообще произошла своя Буча. И вас сегодня вправе любой спросить: слушайте, а зачем вы вообще нужны? Зачем нужна сегодня поэзия? Мы спрашиваем музыкантов. Они говорят музыка развивает мозг. Ох, как хорошо. Левое полушарие с правым полушарие очень хорошо связывает. У них готовый ответ. А поэзия чем занимается?
Александр Дельфинов: Поэзия создает новые смыслы. Поэзия спасает людей в критической ситуации, когда уже нет больше ничего и у тебя есть ощущение, что полное отчаяние наступают. Но в этот момент, когда произносится правильное поэтическое слово, возникает надежда. Поэзия дает надежду, и она позволяет также осознать себя. И я думаю, что то, чем я занимаюсь среди прочего, это структурирование русского языка. Я беру русский язык и направляю его против империи.
Напомним, в видеоформате стрим Stratera Show транслируется ежедневно по будням с 14:00 до 16:00 на сайте нашего издания aussiedlerbote.de.
Читайте также по теме:
- Попадание ракет на территорию Польши: инцидент исчерпан?
- Stratera Show от 16 ноября: Майерс. Губин. Голабек. Дельфинов
- В ООН постановили, что Россия должна выплатить репарации Украине
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
Какой мерзкий диалог? Очевидно,получают иудовские деньги!!! Желаю им всю жизнь прожить с семьёй в подвалах донбасса!! Хотя что они поймут,иуды!! Мозги набиты бендеровскими вшами!!!
Они не могут отклониться от прописанного сценария, что бы ни происходило.Зато именно такие персонажи в Европе востребованы.
Когда мозгов вообще нет и набивать нечего, то происходит изливание кремлевского словесного поноса