Клод Моне и экоактивисты
В воскресной акции приняли участие четыре молодых человека. Двое из них, сноровисто плеснув на картину желтой дрянью, сели под ней и приклеили свои ладони к стене. Эти двое и были задержаны, они подозреваются в незаконном проникновении в здание и причинении вреда музейному имуществу. Но внимание к акции им привлечь удалось, нет спора.
Угнаться за солнцем
Я зажмурю глаза – и почти вижу то, что было пережито когда-то в деревенском детстве. Лето, зной, овода, мухи. Травы скошены, душистое сено на лугу высохло и благоухает, и все мы, взрослые и дети, большой семьей сгребаем его граблями в большие кучи, а потом кто-то из опытных мужчин формирует стога. Или нет: сено аккуратно грузят на телеги и лошадиным обозом везут его откуда-то издалека – поближе к ферме. Вслед обозу тянется шлейф сенного аромата. На дороге остается сенной след.
Читайте также: Челобитная с подвохом
А еще в таком стогу было хорошо валяться, вырыв пещерку, смотреть в бездонное небо, поеживаясь от колющих шею сухих травинок.
Но все эти воспоминания совершенно не годятся для нас, когда мы начинаем вникать в то, зачем стога сена понадобились мэтру французского импрессионизма Клоду Моне. И тем более – зачем молодые немецкие экоактивисты ополчились на его живопись.
Начнем вот с чего: затея Моне была революционной для тогдашнего искусства и вполне отвечающей научному подходу к реалиям бытия, который вошел в моду во второй половине XIX века. В 1888 году художник на своей нормандской даче в Живерни начал работу над циклом «Стога»: целой серией картин, весь смысл которой был именно в этой серийности как факторе изучения текучей натуры. Полная серия «Стога» насчитывала 25 картин, все они были проданы в галерее Дюран-Рюэля в 1891 году за три дня.
В каждой очередной картине цикла Моне пытался запечатлеть новые эффекты света и цвета, особые нюансы освещения, меняющегося в зависимости от времени суток и погоды. «Я упорно работаю над серией стогов сена в различном освещении, – пишет он писателю и критику Гюставу Жеффруа, – но в это время года солнце так быстро заходит, что я за ним не поспеваю. Я стал так медленно работать, что просто прихожу в отчаяние, но чем дальше, тем я яснее вижу, как много надо работать, чтобы передать то, что я хочу уловить: «мгновенность» и, главное, атмосферу и свет, разлитый в ней».
Суть изобретенного Моне метода такова: художник начинал писать один и тот же вид на стог одновременно на нескольких холстах, и на каждом стремился передать состояние природы в определенный, довольно краткий период времени, работая над одним полотном порой не более получаса. В последующие дни он продолжал методично писать в той же последовательности, пока все холсты не были закончены. Осенью 1890 года Моне вообще устроил так, чтобы стога, которые находились вблизи от его дома, были оставлены нетронутыми на зиму. Следующие несколько месяцев он писал их не менее тридцати раз – осенью, зимой и весной.
Потсдамские «Стога» Моне утопают в золотом мареве. Здесь мастер явно догнал солнце.
Прошло 130 лет. Революции в искусстве позапрошлого века мало кого занимают. Хотя Моне любят многие: его образ мира свободен от уродства и деформаций, которые приносит с собой человек. Детали – не всегда выигрышные – смазаны, мир Моне наполнен музыкой цвета и света, живущих помимо ничтожных и жалкие человеческих забот и треволнений. Мироздание избавлено от зла, печали и горя. Сельский или городской ландшафт увидены немного близоруким глазом.
Но эта сконцентрированная на полотнах красота может, пожалуй, и раздражать тех, кто живет проблемами момента. Моне беспечен до равнодушия. Сосредоточен на решении чисто художественных задач до неразличения мировых проблем.
Молодой современник Моне, озабоченный человеческими бедами Максим Горький искал сермяжную правду, когда писал о картинах импрессионистов, в которых многовато эстетики и недостает членораздельных идей: «Какой-то искусник сложил из творога пирамиду и, вставив её в рамку, выдает за «Казбек». Публика не верит ему. Много есть и других картин, вызывающих впечатления такие, которых господа художники, быть может, и не имели в виду, сочиняя свои картины. Тем не менее, вам кажется, что эта картина писана преимущественно клюквенным морсом, эта больше всего синькой, эта всеми красками понемножку. Краски большинства картин ослепительно ярки, идеи мутны и темны. Там какой-то импрессионист повесил на небо медный поднос вместо луны, здесь, у его сотоварища, не признающего законов перспективы, дома лезут друг на друга без всякой видимой причины».
Может быть, схожие переживания и впечатления владели активистами из Letzte Generation, покушавшимися на Моне. Впрочем, и основами пиара она владеют уверенно, ведь потсдамские «Стога» – самая дорогая картина из серии. Три года назад на аукционе в Нью-Йорке за нее выручили 110,7 миллиона долларов. Если уж атаковать, то нужно сфокусироваться на том, что не оставляет равнодушными не только искусствоведов и зрителей, но и того обывателя, для которого цена объекта атаки имеет важное значение.
Конец света уже не за горами?
Напомню, пару недель назад участники группы Just Stop Oil вылили томатный суп на картину Винсента Ван Гога «Подсолнухи» в Национальной галерее в Лондоне, призвав правительство отказаться от добычи нефти и газа.
Сетевая публика не на шутку возбудилась. На разный лад блогеры клеймят вандалов («Этот мир прогнил в своей тупой, зажравшейся бессмысленности») и вопрошают, например, так: «Зачем эти уроды уничтожают произведения искусства? Что плохого им сделали картины?». И так: «Кто-нибудь мне может объяснить логику поведения этих активистов. Зачем пытаться нанести вред картинам Моне и Ван Гога? Какое отношение имеют картины к предмету их недовольства/требований? Почему они протестуют, в основном, «на фоне искусства»? Чтобы эффектно было? Красивенько? Почему не выбрать другие локации?». И даже так, с подозрениями насчет мохнатой руки Москвы: «Это может быть провокация специально инсценированная для демонстрации смотрите как разложился загнивающий запад».
Катастрофические перипетии последних месяцев на востоке Европы могут навести на какие угодно предположения и выводы. Но на фоне трагического разворота жизни затея экоактивистов выглядит хулиганским эпатажем. Однако стоило бы обновить оптику. Маркером «одичание» разные наши современника обозначают весьма разные вещи.
Как известно, своей акцией активисты движения пытались привлечь внимание к проблеме изменения климата. Letzte Generation опубликовала в твиттере видео со своей атакой на картину. Группа подтвердила, что речь идет о картофельном пюре и потребовала от политиков более эффективных мер по борьбе с климатическими изменениями, которые для них несут фатальные последствия, не менее (а пожалуй, и гораздо более) значимые, чем события в Украине.
Активисты Letzte Generation напомнили мне символистов начала ХХ века с их пронзительными глазами, устремленными в инобытие, и острым ощущением окончательной эпохальной катастрофы. Их никто не слушал, а катастрофа сгустилась и выплеснулась на подмостки истории минувшего столетия, как из ящика Пандоры. И вот новая пьеса на близкую тему: о надвигающейся едва ли не эсхатологической жути.
В 2021 году члены группы устроили голодовку возле рейхстага: протестовали против бездеятельности политиков в связи с чрезвычайной климатической ситуацией. В начале этого года они приклеили себя к оживленным автострадам Германии. И вот новая акция. «Что дороже – искусство или жизнь? Клод Моне любил природу и запечатлел ее хрупкую красоту в своих работах. Так почему многие больше боятся порчи одного из этих образов, чем разрушения самого нашего мира?» – вопрошают акционисты из Letzte Generation в своем твиттере и объявляют: «Мы сделаем этого Моне сценой, а публику – аудиторией. Если для того, чтобы напомнить обществу, что курс на ископаемое топливо убивает, понадобится вылить пюре или томатный суп на картину – то вот вам картофельное пюре на картине».
«Люди голодают, люди замерзают, люди умирают. У нас климатическая катастрофа, а все, чего вы боитесь, – это томатный суп или картофельное пюре на картине. А я боюсь того, что мы не сможем кормить свои семьи в 2050 году. Нужно ли картофельное пюре на картине, чтобы заставить вас слушать? Эта картина ничего не будет стоить, если нам придется драться из-за еды», – в музейном зале добавила активистка.
Наблюдатели, удрученные апокалипсической симптоматикой 2022 года (а кто-то и последних лет восьми), шутят невесело: «В 2050‑м? А кто сказал, что 2050‑й вообще будет?»
Никто не рискнет утверждать наверняка. Но пусть хотя бы надежда не умирает.
Вернемся на чуть-чуть к Моне. Он в молодости едва ли не голодал и питался месяцами одной фасолью, а в свои зрелые годы, разбогатев, любил угощать гостей, приезжавших в Живерни. Художник встречал их словами «беседу начнем с обеда». А кухарка Маргарита, как пишут, была почти членом семьи, так велика была ее роль в жизни усадьбы… Безмятежные были времена, когда о климатических потрясениях никто не задумывался всерьез.
«Стога» не виноваты. И Моне не виноват. Впрочем, они, кажется, и не пострадали. Представители музея говорят, что еще несколько дней назад появились сведения о планируемой акции. Картина была закрыта защитным стеклом, поэтому картофельное пюре не могло попасть непосредственно на холст. (Не пострадал и лондонский шедевр.) Благоразумные предосторожности. Но не может не озадачивать сама попытка упрекнуть, уличить искусство и его поклонников в нравственной глухоте. По факту это выглядит, кажется, именно так.
Когда-то давно Лев Толстой написал со своей всегдашней прямотой: «Чем больше мы отдаемся красоте, тем больше удаляемся от добра». Маршрутная схема довольно спорная, но у этой мысли, кажется, появились сторонники и сегодня. По крайней мере, на такую догадку наводит воскресный инцидент в Потсдаме.
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
