Ищите женщину
Махса Амини и Ирина Славина. Разные судьбы, разная слава, разные последствия. Но, может быть, и вправду в XXI веке мир меняют женщины?
Горящий хиджаб
Вспомним, читатель, Махсу Амини. Ее нет на свете уже больше двух недель. Она была хороша собой и никому не делала зла.
Махсе было 22 года. Она приехала из провинции в столицу. И попала на глаза полиции нравов; есть такая в Иране.
Читайте также: Дюма и мухоморы
Полиция нравов, состоящая из нервных иранских мужчин, чьи чувства очень тонки и готовы оскорбиться чуть что не так. Может, ничего другого, кроме готовых оскорбиться чувств, у них за душой и нет. Их душа плоска, как разделочная доска. Она составлена из потенциальных оскорблений, нанизанных на способность перебирать их, как четки, и готовность предъявить свою оскорбленность по любому подходящему поводу.
Они и предъявились в нашем случае: болезненно воспаленные чувства иранских полицейских. (Этих восточных мужчин на грани нервного срыва, зарабатывающих на жизнь контролем нравов, тоже жаль: что за жизнь у них, в самом-то деле? Но про их печали как-нибудь в другой раз.)
Как пишут, причиной задержания Махсы Амини стало то, что она недостаточно тщательно повязала на голову платок, тогда как иранские законы запрещают женщинам появляться в общественных местах с непокрытой головой. Недостаточно тщательно, волосы торчат наружу – это же очень походящий повод, чтобы оскорбиться для гордого иранского мужчины в униформе, где-то в мечтах, возможно, шаха Хосрова. Или Меджнуна.
Махсу держали в отделении полиции нравов в Тегеране два часа. Воспитывали. Оттуда ее вывезли на машине скорой помощи. А через небольшой срок девушка умерла. Полиция заявила, что «никакого физического контакта между Амини и сотрудниками полиции не было», а Махсу, по версии иранских правоохранителей, скончалась от сердечного приступа.
Такой в этом полицейском участке густой дух оскорбленности, что вынести его и выжить удается не каждому. Сердце останавливается само собой.
Впрочем, есть и альтернативная версия: Махсу была избита в отделении и ушла из жизни от травм, несовместимых с существованием в нашей юдоли слез. Ее пытали, били и запугивали.
Если вы скажете мне, что виновата религия, я едва ли соглашусь. Виноваты люди.
Дней десять в Иране происходили масштабные уличные протесты. Волнения начались во время похорон Амини, в ее родном Секкезе. Возмущенные земляки начали срывать портреты начальников и национального героя генерала Сулеймани, скандировали «Смерть диктатору!» и клялись уничтожить каждого, кто убил их сестру. Уличные манифестации с требованием найти и привлечь к ответственности нелюдей, которые убили Амини, вспыхнули по всей стране. Возможно, они продолжаются до сих пор, но вести из Ирана не всегда до меня доходят. На роликах из городов Пираншар, Махабад и Урмия видно, что силовики стреляют по демонстрантам. Не исключено, что применялись боевые патроны. По официальным данным, в ходе столкновений протестующих с полицией погибли 35 человек. Проводятся массовые задержания.
В иранском сегменте интернета Махсе Амини, говорят, посвящено чуть не три миллиона публикаций. Известная иранская актриса Шабнам Фаршаджо в инстаграме сняла с себя платок-хиджаб и призвала женщин не соблюдать его обязательное ношение. После этого иранские женщины запустили флешмоб в соцсетях. Они публикуют видео, демонстрируя, как срезают свои длинные волосы и сжигают хиджабы.
Среди возмущенных попадались даже отдельно взятые чиновники и провластные журналисты, отважно критикующие действия правоохранительных органов. Участники акции обвиняли верховного лидера исламской республики престарелого аятоллу Али Хаменеи.
Внешние наблюдатели говорят в этой связи: иранцы устали. Религиозный экстаз, который некогда вдохновлял многих из них, закаменел. Не все верят, что нужна такая жертва Богу. А некоторые и в Бога, вероятно, не слишком верят. И многим кажется, что суть веры не в хиджабе и носить его – дело выбора и вкуса. И прежде всего дело самих женщин. Некая узбекская фейсбучница патетически восклицала: «Боже мой. У нас в Узбекистане такое тоже очень возможно, и я предчувствую такую же беду. Просто мракобесие необразованных мужиков, которые учат всех, какими им быть. Сейчас опять все замотались, и это просто беда. Столько лет мы шли к цивилизации – и опять те же грабли. Если такое начнется, думаю я, многие мне подобные женщины переедут в другие страны». Так то и в глубинах Центральной Азии иранский эксцесс переживается горячо.
Впрочем, иранские власти обвинения в причастности к смерти Махсы называют ложью и уверены, что все противоречия будут разрешены, когда довольные и недовольные предстанут рано или поздно перед Богом в Судный день. А президент страны Раиси, не дожидаясь такового, обратился к родственникам Амини: «Ваша дочь мне как родная дочь, и я чувствую, что этот инцидент произошел с одной из моих близких»…
Разрыв аорты
Эта история и горящие хиджабы совсем некстати напомнили мне о другом костре, о событиях двухлетней давности в России. Ровно столько прошло со дня смерти нижегородской журналистки Ирины Славиной.
2 октября 2020 года Ирина испекла с утра шарлотку для мамы, у той был день рожденья, потом в соцсетях опубликовала сообщение: «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию». И в тот же день, позднее, подожгла себя напротив помпезного здания областного управления внутренних дел на Горького, 71, рядом с памятником местной троице единосущной – воссевшим на тронах жандарму, милиционеру и полицейскому, призванным являть бронебойную преемственность и незаменимую однозначность власти.
47-летняя женщина скончалась там же от полученных ожогов. Заводить уголовное дело, на чем настаивали коллеги Славиной, после случившегося не стали. Причем решение об отказе выносилось неоднократно. Нижегородские следователи заявили, что смерть журналистки не связана со следственными мероприятиями, а в действиях силовиков при обыске квартиры Ирины ничего противоправного не было.
В общем, как-то так. Если не вспоминать, что противостояние Славиной и местных властей длилось не месяц и даже не год. И она донкихотствовала на износ, на разрыв аорты. Когда гражданское общество растворилось в Волге, журналисту остается только стать его заменой или форпостом. Бороться – иногда в одиночку – не только за свои права, но и за общественное благо. Должно ли так быть? Едва ли. Но драматические развилки в России и других странах показывают, что так бывает снова и снова. Год назад филиппинская журналистка Мария Ресса, у себя на родине дважды осужденная за «клевету» на власти, получила за свою борьбу с режимом Дутерте Нобелевскую премию мира. Ирине Славиной повезло меньше.
Один из коллег Ирины комментировал: «Она слишком глубоко погрузилась в тему проблем нашего общества. У меня семья, я не могу себе это позволить. А она слишком погрузилась». Накануне, ранним утром 1 октября, в ее квартире прошел обыск – по уголовному делу, заведенному «по статье», о связях местной кафейни «Храм летающего макаронного монстра» (на той же улице Горького, дом 226) с «нежелательной» в России организацией «Открытая Россия». Журналистка проходила по нему свидетелем, но это не помешало тому, чтобы в ходе многочасовых «мероприятий» силовики изъяли у нее все электронные устройства – ноутбуки, флешки и телефоны…
«До какого-то момента мы общались нормально – а после того как она съездила на учебу в Англию, для неё не стало другого мнения. Я думаю, она просто головой поехала, – сказал журналистам издания «База» стучавший «куда следует» и на Славину, и на кафейню местный «общественник» Илья Савинов, чьи чувства раскалены, пожалуй, посильней даже, чем у иранских полицейских. – Как-то она назвала меня гандоном. Женщина, что с неё взять? Эмоции! Я не обиделся, но и пропустить это не мог. Написал заявление в полицию». А миролюбивый нижегородский губернатор Глеб Никитин сделал по горячему следу драмы такое внезапное заявление в еще не запрещенном в ту пору для российского чиновника инстаграме: «Я искренне скорблю вместе с теми, кто не может смириться с уходом Ирины и с той страшной формой ухода, которую она выбрала. …Говорят: любовь сильнее смерти. Хочу, чтобы так было и в этот раз».
Ну а пару лет спустя кто-то в фейсбуке написал, что мужчины в стране совсем уж какой-то гнилой гендер, лишенный даже чувства самосохранения, и только женщины здесь понимают сущностную разницу между жизнью и смертью. Не факт, что это так. Но есть о чем подумать.
Кристаллик соли
Ну что ж, а жизнь не стоит на месте. Она непредсказума и неоднозначно ведет к худшему, даже если кажется, что ждать больше нечего. Один философствующий комментатор рассуждал тут на днях: «Кто делал опыт с кристаллизацией перенасыщенного соляного раствора хотя бы раз? В чем там цимес, помните? Мизерный кристаллик соли можно поместить абсолютно в любое место по объему. И, сколь бы велик он, это объем, ни был, изменяет агрегатное состояние целиком. И быстро. Точка бифуркации может оказаться везде. В любом месте. Она непредсказуема, не управляема, ибо является абсолютно случайной. Нет никакого алгоритма ее понять. Лишний кристаллик даже не обязательно попадает в раствор по чужой воле. Как? Какой бигдатой вы можете вычислить, что важен человек по имени Мохаммед Буазизи? Или женщина по фамилии Махса Амини. Ответ – никак».
Буазизи, напомню, – 26-летний уличный торговец фруктами. Униженный местной начальницей он совершил акт самосожжения, который стало началом массовых волнений в Тунисе, перешедших в начале 2011 года во Вторую Жасминовую революцию. Правивший Тунисом 24 года и переизбиравшийся пять раз президент Бен Али спешно вылетел тогда в Саудовскую Аравию, откуда уже не вернулся никогда.
Причем, заметим, в этом, тунисском случае, источником пертурбаций считают не столько юного торговца, и даже не обидевшую его чиновницу, а молодую жену старика Бен Али, Лейлу Трабелси, прежде его парикмахершу, которая считала страну своей личной собственностью и брала взятки, не считая. К тому ж у проказницы Лейлы было десять корыстолюбивых братьев… Однако это уже другая история.
Черный лебедь, сказать иначе, прилетает внезапно и застает врасплох. Но погибших не возвращает.
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
