История иногда оборачивается одной тотальной мышеловкой, а ты чувствуешь себя мышью. Но спасение все же можно попытаться отыскать. 

В мышеловке фото 1

Между Мышкином и Урюпинском: дилемма судьбы и парадокс истории. Постмодерн складывает будущее не из тугих и жестких детерминант, в мире которых у вас нет никакой личной перспективы вообще, а из поиска и риска, из случайностей, наделенных творческим потенциалом. И новые возможности открываются, представьте, там, где их никто не ждал. Открываются, но так же легко могут и закрыться.

Город-игра

Судьбу места иногда меняет всего один человек. Я не был в Гамельне, но слышал, что там есть Bungelosenstraße – «улица, где запрещено бить в барабан», «улица Молчания». На ней вроде как по сию пору запрещено исполнять музыку, танцевать и веселиться. Согласно знаменитой легенде, Гамельнский Крысолов увёл заколдованных дудочкой детей из города именно по этой улице – и траурная пауза взята здесь навсегда.

Читайте также: Дюма и мухоморы

Веселее случилось с захолустным российским городком Мышкином, куда теперь любят ездить по Волге оставшиеся без заграниц москвичи и питерцы. Точнее сказать, было время, когда городок этот совершенно растворился в окрестном ландшафте, его съели глобальные обстоятельства и извечная российская историческая злополучность. Но многое изменилось, когда за дело взялся Владимир Гречухин. Лукавый простак, веселый скептик, недоктринальный апологет – он имел возвышенную душу и умел-таки жить, став в итоге тем, кем хотел. Безликое и унылое, разоренное советской эпохой пространство вокруг него сгущалось и обретало форму и смысл.

Классический чудак-человек, непомерно наделенный талантами и чувствовавший их тяжесть, он умудрился разгрузить баркас, применить их, причем в самой невыигрышной позиции, приговорив себя к затвору в глухомани на берегу Волги. И заново придумал и отчасти пересоздал ГОРОД Мышкин: как воплощенную постмодернистского покроя утопию.

С тех пор прошли годы. Современный Мышкин акцентированно театрален. А потому наводит на театральные ассоциации. Я вспоминаю одну из самых знаменитых сцен в мировой драматургии. Принц Гамлет организует бродячих актеров и получает доказательства совершенного королем преступления. «Мышеловка».

Вы назовете эту ассоциацию случайной, и я, может быть, даже соглашусь. Но город Мышкин – это не про улики, а про какой-никакой ресурс свободы в мире, где ее хронически недостает.

Образ Мышкина начала нашего века трудно поймать в сознании. Он двоится, троится… «Город классической русской провинции». «Столица лоцманов». «Город мыши». «Великое в малом». Ясно, однако, главное: город довольно успешно вписывал себя в координаты современности. Дело ведь не в том, столица он или нет. Для нового века это не слишком важно. Важно найти свое место на карте постиндустриального мира и общества – мира и общества, где поощряются не унификация и стандарты, а разнообразие, самобытность, оригинальность. Вот этого в Мышкине было и есть даже с избытком на шесть-то тысяч населения.

Что такое современный Мышкин? Это не процветающий купеческий городок, поставлявший оптом масло и яйца на столичный рынок, как было вроде бы в XIX веке. Таким город уже никогда не станет. Но и с индустриальной цивилизацией Мышкин почти не связан. Городок пытается удержаться на плаву и стать маленькой меккой для туристов. Причем не за счет каких-то особенно прекрасных видов, уникальных памятников искусства или чересчур самобытной исторической памяти.

Мышкин – это город-игра. Игра с метафорой, легендой, сказкой и загадкой, вещью, с традицией, пространством и временем. Игра довольно азартная, хотя она вполне при этом вписывается в правовое поле.

Вас ловят, и вы согласны пойматься. Вам это нравится. И вы даже сами себя ловите в какой-то момент на том, что вы счастливы, вот вдруг!..

Искатели прошлого и сочинители будущего

Но так было не всегда. Нужны были годы и даже десятилетия, чтобы в городе сложилась культурная общность, появились люди, далеко не во всем друг с другом согласные, но способные к креативу, к поиску новых смыслов и новых определений городской жизни в месте, которое полвека назад казалось дырой из дыр.

Многие другие тогдашние дыры мира таковыми, к слову сказать, и остаются. Креативной культурной среды там нет, или она неправомочна, оттерта от принятия решений и не имеет ресурсов влияния.

Купеческий Мышкин когда-то не принял советской власти, долго негодовал и бунтовал. А потом кто-то из аборигенов уехал, кто-то по своей или не своей воле затих – и городок впал в убожество, пресуществился в колхозное село с присущими колхозной жизни прелестями, а потом был и вовсе полузатоплен при строительстве очередной плотины, хотя получил весьма сомнительное повышение, став п.г.т. – поселком городского типа. Социальная травма казалась непоправимой.

Активная часть местного сообщества двигалась, конечно, наощупь. Изначально, в 1960‑х еще годах, речь шла преимущественно о реанимации местной памяти, воссоздании традиции краеведения и – более того – музейном воссоздании всего канувшего в Лету (или Волгу?) строя традиционной народной жизни. «Мы были полны энтузиазма, – вспоминал потом основатель народного музея Гречухин. – В нашем городе мы создадим такой музей, какого нет больше нигде: в нем будет все, что сопровождает человеческую жизнь, – от суповой ложки до конных саней».

Идея эта при всей ее возвышенной красоте не создавала, однако, почву для социальных перемен. Она объединила подвижников, но не изменила социальный ландшафт. Не усовершенствовала его. Как, заметим, и вообще российские ретро-проекты, мотивированные не всегда членораздельной любовью к прошлому и пытающиеся этим прошлым впечатлить (а может, и заразить) настоящее.

Свидетельство о прошлом не переросло в стимул для развития.

Воспоминания о традиционном мирострое – не панацея, ими не лечатся болезни и травмы настоящего дня. И мышкинским энтузиастам той давней поры пришлось в этом убедиться.

Однако уже тогда возникли предпосылки перелома. Были учителя с несоветским выражением лица, случайно уцелевшие обломки земской интеллигенции. Появилась харизматическая личность – упомянутый Владимир Гречухин, созидатель и альтруист. А в подбор к нему встали и другие люди, и их становилось все больше. Сложилась местная социально и культурно активная среда, неравнодушное сообщество. Были одержаны первые победы, причем, что особенно важно, символические; сначала из названия поселения отброшена последняя, фатальная буква «о», а потом, в 1991‑м, Мышкин снова стал городом.

Про затейливые обстоятельства и перипетии этого сюжета написано немало, и нет нужды повторяться, пересказывая почти фантастическую историю, в которую оказались вовлечены все тот же Гречухин с его учениками и продолжателями, и местные кувшинные и не вполне кувшинные рыла, и знатный столичный журналист Илья Борисыч Медовой, и еще всякие-разные люди: от гуру позднесоветской интеллигенции академика Дмитрия Лихачева и фокусника Акопяна до мышкинского паромщика.

В итоге мышкинцам удалось построить бизнес из воздуха, без зерна, яиц и льна. Или, скажем иначе, удалось продать свой город.

При этом выяснилось, что забавным образом – по логике современной экономики – чем больше ты его продаешь, тем больше его остается. Продается-то фактически нечто неосязаемое, хотя и очень конкретное: радость. Праздник. Продается возможность попасть в какое-то милое детство, где сказочное мышиное царство, где для мальчиков технические прибамбасы, а для девочек, наверное, валенки. Где тихие восходы и закаты над Волгой, кривые улочки, дешевый супчик, смешные вывески, приветливые люди.

Оказывается, уникальный товар. В других местах такого не купишь. А если и купишь, то не сразу, и нужно еще постараться и подсобрать, в насупленной стране, плохо умеющей улыбаться.

Мышкину как-то впору пришлись эти игрушки, дух игры, праздника, карнавала. Они отчасти совпадают с его масштабом. Его ландшафтной топографией. В городах покрупнее мышкинские затеи выглядели бы натужно и требовали бы серьезной добавки. Взрослые парни не играют в бирюльки. Игры их вообще вызывают все больше сомнений. А Мышкин вполне убедителен как этакий «городок в табакерке», как проекция немножко инфантильных ожиданий, таящихся в детском закоулке души.

Словом, как и писал академик Лихачев, «город, играющий и посмеивающийся над собой, – это замечательно. Мышкин – это пока единственный случай игры общегородской»…

Велосипед и шляпа

А сам Гречухин жил, не скупясь, и порой тратил себя, как мне кажется, на пустяки. На плетение словес. Но спорить о них с ним было бесполезно. На своей волне он был безупречно прав. В январе этого года он прилег отдохнуть и умер, не попав в мельницу жестокой эпохи, которая неустанно перемалывает нас в эти весну и лето.

Чудак-человек, по сути, запретил использовать свое имя в городе. Он это объяснял так: не все в Мышкине были его единомышленниками, были и противники и те, кому все новшества были глубоко безразличны – и вот представьте: Гречухина нет, а эти люди ходят на улице его имени, и им это неприятно; и каково бы ему с этим сейчас жить?..

Апологеты Гречухина нашли выход. Они предложили поставить на берегу Волги велосипед в память о его любимом средстве передвижения, а на велосипед водрузить его большую, всеми горожанами узнаваемую шляпу.

Кто помнит – вспомнит.

Сто верст до Коряжска

Постоянно жить на вершине действующего вулканчика непросто. И не всем по вкусу. Не все хотят постоянно играть. Некоторые даже горюют оттого, что оказались в таком несерьезном, шутейном локусе, где мимо постоянно ходят, занимая тротуары, незнакомые праздные идиоты, которым почему-то интересно то, что нам обрыдло вусмерть.

Конечно, есть и «другой», нетуристский Мышкин. Или тот же самый, но в совсем ином развороте. Несугубо праздничный город с простыми человеческими заботами и даже бедами. Жительствует здесь хороший писатель Николай Смирнов, который смотрит на мир невесело и занят судьбой человека за пределами цивилизации потребления и комфорта. Есть в городке тихие, а то и буйные бухарики. Есть параллельная, драматическая мифология: в Мышкине уверены, что с местными реалиями связана история одной из двух самых знаменитых женщин-самоубийц в отечественной словесности, Екатерины Кабановой: якобы здесь истоки драмы Островского «Гроза», а город Калинов – это Мышкин и есть.

Диалектика современной урбанистики. В ней не бывает полной гармонии и абсолютного совпадения взглядов, интересов, ценностей. Это место для диалога. Место для поиска и творчества.

Есть и такие, кто ностальгируют о том Мышкине, который однажды был представлен прозаиком Василием Аксеновым в его культовом романе середины прошлого века «Затоваренная бочкотара» – книге о несбыточности русской мечты:

« - Куды завез, ирод? Это же – Мышкин! Отсюда до Коряжска сто верст! – Вадим Афанасьевич выглянул из кабины. – Какой милый, патриархальный городок! Почти такой же тихий, как Грандо-Кабальерос.

– Точно похоже, – подтвердил Володя Телескопов.

По главной улице Мышкина в розовом сумраке бродили, удовлетворенно мыча, коровы, пробегали с хворостинами их бойкие хозяйки. Молодежь сигаретила на ступеньках клуба. Ждали кинопередвижку. Зажглась мышкинская гордость – неоновая надпись «Книжный коллектор»…» (хотя никакой такой надписи никогда здесь не водилось).

Я же, пожалуй, напомню советского времени бородатый анекдот про Урюпинск. Когда-то я его пытался научно препарировать. А теперь просто замечу, что провинция все же едва ли спасительна – и этот факт проблематизирует тот глоток свободы, каким был задуман однажды и почто что стал игровой Мышкин. Героическая сага может обернуться анекдотом. Анекдотический Урюпинск – кривое зеркало Мышкина…

А звучит анекдот примерно так:

Экзамен по истории в столичный ВУЗ. Профессор допрашивает абитуриента. 

- Поведайте мне, как проходило восстание Спартака?

Абитуриент молчит.

- А что вы можете сказать о недостатках феодального строя
средневековой Европы?

Молчание.

- Наверное, мы слишком далеко забрались, – говорит профессор. – Расскажите-ка мне, юноша про Великую Октябрьскую Социалистическую революцию.

Абитуриент и тут безмолвствует.

- Вы что же, ничего не знаете про Великую Октябрьскую Социалистическую революцию?!

- Нет, – мямлит абитуриент.

- Ну, такие имена, как Маркс, Энгельс, вам что-нибудь говорят?

- Да нет.

- Ну а Ленин, имя Ленина вы слышали?

- Не слышал.

- Да откуда ж вы такой?!

- Я из Урюпинска.

Профессор задумывается и бормочет про себя: 

- Эх, бросить бы все и уехать в Урюпинск!

Читайте также:

Подпишитесь на наш Telegram
Получайте по 1 сообщению с главными новостями за день
Заглавное фото: Андрей/tourweek.ru

Читайте также:

Обсуждение

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии