Бродский в тумане
Пчелы и мед
Помню, познакомился на чтении с пожилым поэтом и известным пчеловодом. Он мне рассказал: «Я в конце 70‑х писал такие антисоветские стихи!!! Если бы я их кому-то показал, меня бы точно посадили! Я может быть стал бы еще известней поэтом, чем Бродский.
Читайте также: Милые животные
Но я их никому не показывал. Потому что у меня была заветная цель — я хотел стать великим пчеловодом, и я ее достиг. По моей методике пчелы собирают мед по всему свету! Я написал лучшие учебники.
У меня много своих пасек. Я консультирую пчеловодческие хозяйства по всему миру. Мед, то есть деньги, текут рекой. Я очень богатый человек. Но иногда я думаю, а может быть, лучше бы я тогда в конце 70‑х все таки всем показывал свои стихи?»
Альтернативная история
Бродский прибывает в Америку безызвестным иммигрантом. В аэропорту его встречают не представители разных университетов с предложениями преподавать, а должен был встретить друг, но он по незнанию английского поехал в другой аэропорт. Иосиф бегает по аэропорту и, не зная английского, пытается что-то выяснить и ругается про себя. Какого хера он вообще сюда приехал? Кому он здесь нужен?
Ну, Иосиф Александрович понемножку обустраивается в Америке и начинает водить такси и зарабатывать какие-то копейки. Но он же не простой человек, а великий поэт. Это не его грязный удел — водить такси. Он все свои скромные заработки тратит на лучших поэтических переводчиков. Он даже обращается к великому Алексу Сигалу, который берет деньги и пропадает.
Но даже самые лучшие переводчики не могут перевести правильно музыкальность и рифмы русского языка. Тем более что Иосиф еще лезет их учить, как лучше это сделать на английском. Результат катастрофичен. Американские журналы не понимают, о чем идет речь в этих ужасных стихах, и посылают графомана подальше.
Есть еще в Нью-Йорке русскоязычные литературные журналы, которые выходят тиражом 20 экземпляров и проводят литвечера раз в году, на которые приходят три пенсионерки и 5 алкоголиков, которым все равно, что там читают, лишь бы наливали. Бродский блещет на одном из таких вечеров, ему хлопают все пенсионерки. Он соблазняет всех трех пенсионерок и уходит в запой на месяц.
Бродский в Тумане
Все хорошо знают, как самый великий русский поэт нашего времени Иосиф Бродский жить не мог без зимней Венеции. Каждый декабрь он приезжал туда и любил подолгу бродить в густом и влажном тумане, как ежик из знаменитого мультфильма.
Гений долго чесал затылок, любуясь проплывающими из тумана старинными фасадами домов, а когда спотыкался о невесть откуда взявшуюся классическую скульптуру или памятник, аж подпрыгивал, цокал языком и кричал: «Ишь ты! А ну, не балуй!» Неудивительно, что и творилось ему в этом волшебном городе легко и свободно.
Бывало, целый год не идет ни строчки, а как только подплывает катер к венецианской городской черте, так шедевр за шедевром прёт, как паштет из мясорубки. До нас дошло его письмо жене, отправленное в тот год, когда он получил Нобелевскую премию. (Иосиф безумно любил свою жену, не мог прожить без нее ни секунды, но в Венецию она великодушно отправляла его одного, чтобы не отвлекать от писания стихов, которые должны были сделать его знаменитым.)
«Дорогая! У меня в этом городе просто не иссякает вдохновение. Я готов бросаться на колени и признаваться в любви каждой женщине, которая попадается мне навстречу на этих ажурных улицах или миниатюрных мостиках. Что-то в этом тумане особенное, мистическое и романтическое одновременно. Я сейчас здесь гоню одно нетленное произведение за другим.
В среднем три нетленки за два дня. Это сколько получается? Ага! Полторы нетленки в день. Представляешь! Если буду здесь 10 дней — это 15 нетленок. Если 11, то 16,5 нетленок. Задержался бы здесь подольше, хочется шедевров подарить человечеству в этом году побольше.
Но тебя хочется увидеть еще больше».
А вот ее ответ: «Оська! Не хулигань! Насчет женщин на улицах — ты как поэт должен знать, что самая великая любовь платоническая. А 16,5 на Нобелевскую премию может и не хватить. По последним сведениям, годовая норма для Нобеля 19,5. Это значит, что тебе там надо быть не меньше 13 дней. Я тебя, конечно, люблю, но без 19,5 бессмертных творений не смей возвращаться. 19,5 — и Нобель у нас в кармане. Не забывай, что я‑то из царской семьи, а ты кто без Нобеля? Еврейчик, сидевший за тунеядство?»
Девушка, которая лежала обнявшись в этот момент с Бродским под одним пледом в гондоле (?), рассказывает, что после прочтения этого письма от жены с поэтом началась настоящая истерика.
Он расплакался, закричал: «Ну что она в самом деле? Я же уже год, как протестант-кальвинист!» и, напялив дубленку, выпрыгнул из лодки, доплыл до ближайшего перекрестка, вылез, фыркая и отряхиваясь, наружу и побрел, замерзший и мокрый, дальше в тумане вдохновения для новых стихов набираться. Мех у него на спине собрался в пучки иголок, и он исчез из виду, завернув в какой-то крохотный и узенький переулок.
Бухгалтер из Одессы
Бухгалтер из далекой Одессы
Прислал Бродскому в Нью-Йорк свои стихи.
Стихи, конечно, были беспомощны,
Но никто их даже не прочел.
Секретарь Бродского прислал
Стандартный хороший напечатанный отзыв.
«Талантливо и есть потенциал для роста».
У Иосиф Александровича не было времени
Читать сотни писем от поэтов,
Которые слали ему стихи,
Со всех уголков
Русскоязычного мира.
А обрадованный ответом бухгалтер
Бросил семью, детей, работу.
Снял чердак и годами оттуда не выходил.
Все наращивал свой потенциал
Для роста.
Смерть Бродского
Жена Иосифа
Пошла с подругой вечером в бар.
А Иосиф допоздна в своем кабинете
Работал над новой книжкой.
Поздно ночью, его хватил сердечный удар
Бродский упал на пол и
Кричал и никого дома не было.
Он умирал минут десять
В пустой квартире.
А любимая молодая жена
Была в баре до утра.
И я уверен, когда ее подходили
Цеплять мужики
Она им кричала:
«Отойдите! Как вы смеете!
У меня самый лучший в мире муж!
Я его так люблю!»
А Иосиф умер в полном одиночестве
Среди стен, потолка, стульев
Книжных шкафов
Как он всегда и хотел.