«Россия очень резко и очень неожиданно вошла на Олимп и в клуб сверхдержав»
Родившийся во Львове Владимир Сергиенко живет в Германии с 1991 г. Известен своим практически еженедельным участием с 2016 г. в передачах на центральных российских и московских теле- и радиоканалах на политические темы в качестве гостя и немецкого политолога и комментатора, например, у ведущего Владимира Соловьева. Президент Союза писателей межнационального согласия ФРГ (Schriftsteller Vereinigung Bundesrepublik Deutschland für Völkerverständigung e.V), автор издательской группы Eulenspiegel, был членом правления русского ПЕН-центра в 2015–2016 гг. Владимир Сергиенко рассказал нам о своих взглядах на военную спецоперацию в Украине, вероятности начала ядерной войны и о своей деятельности в ПЕН-центре.
О целях «военной спецоперации»
Целей было много. Многие цели мы не знаем, они будут рассекречены лет через 25, дай Боже, а может быть, и через 50. И нужно считаться с тем, что то, что находится под грифом «секретно», это является основной массой, которая перевесила чашу того, чтобы мы были свидетелями происходящего.
Читайте также: Великобритания: Россия потеряла треть своих сил на территории Украины
Одна из таких капель, которая в эту кашу капала и тоже влияла на принятие решения, например, это вода, потому что водоснабжение Крымского полуострова — это была ситуация, которая сто процентов вела к военному конфликту. Если вода перекрыта, разницы нет — мы говорим о Сомали, или мы говорим об Украине, или мы говорим о Крыме, — конфликты из-за воды, они прописаны просто в азбуке.
И попытка, например, создать достаточное количество воды для опреснения, она натолкнулась на мгновенную реакцию именно в рамках санкций и просто провалилась. Эти турбины «Сименс» только появились в Крыму, и тут же их нужно было забирать назад, потому что санкционный режим.
А вода — это не значит спускать унитазы и готовить еду. Вода — это еще и предприятия, которые могут вести именно к такой серьезной экологической катастрофе на территории Крыма. Соответственно, перекрытие воды со стороны Украины и потом невозможность создания достаточно быстрого автономного опреснения, в котором бы Крым существовал без этой воды, — это тоже одна из капель, которая на эту чашу капала, которая перевесила в сторону.
Одна из капель, конечно же, — это, отсутствие дипломатии и понимание, как вести дипломатическую работу, у недоговороспособного Запада. Договороспособность Запада — это вера в собственные правила, которые они ставили вверх над реальностью. Позиционирование правил, которые действуют для альянса Североатлантического «Мы кого хотим, того и принимаем», «кто хочет, тот и вступает» — это был раздражитель, конечно.
В принципе, совместно этот раздражитель вместе с каплей того, что Зеленский на конференции по безопасности в Мюнхене сказал о теоретическом возрождении ядерной программы на территории Украины — это уже была капля. Не факт раздражения, а именно капля с раздражением, которая тоже на этих весах сыграла свою роль.
Соответственно, если взять машину времени и отмотать ситуацию до начала конфликта военного, то вопрос ко всем элитам, ко всем политикам: вот если была бы тогда возможность, например, прогарантировать нейтральный статус Украины, прогарантировать невступление Украины, и избежали бы конфликта, — вы бы пошли на это или вы бы повторяли мантру, что имеете право на ваше демократическое право существования по вашим правилам?
Так что настоящая подноготная информация, я имею в виду без той шелухи пропагандной, которую дают многие стороны, а вот именно настоящая, я считаю, если смотреть только с точки зрения Украины, то это то, что я назвал.
А вот если расширить ситуацию, то тогда Украина — это только повод для более глобального разговора, притом очень жесткий повод, который именно в военном контексте решается. И разговор тогда сводится не только к безопасности в смысле ракеты, противоракетной обороны, ядерное оружие, — а тогда разговор сводится и к экономической безопасности.
И здесь мы опять можем попробовать сесть в машину времени и попробовать поговорить с элитами: если бы вы знали, что ваш санкционный режим, например, может привести к определенным подвижкам в направлении именно военного решения конфликта?
То есть я не разделяю здесь, в этой чаше весов, которая перетянула в сторону военного решения конфликта, набор многих факторов, в том числе и международную геополитику.
Удалось ли достигнуть целей начала спецоперации?
Частично удалось, потому что вода, неоднократно говорили про воду и год назад, и два, и три, и четыре, и пять. Вода под контролем, то есть вряд ли ее отдадут, несмотря ни на что. Человечество осознало, что некоторые правила не срабатывают. То есть если одна сторона не хочет играть по вашим правилам, то это не значит, что ваши правила остаются в действии.
Это тоже сработало, потому что именно дипломатическая сторона не смогла предоставить статус нейтральности. Соответственно, военная, как мы видим, она заставила говорить о том, что НАТО не вмешивается. О том, что Украина рассматривает нейтральный статус под гарантии. Кто мешал это сделать некоторое время назад — то есть отойти от риторики «мы не можем, потому что это наши правила» и перейти к риторике «давайте мы вас попробуем услышать, о чем вы говорите». Так что в этом отношении успехи есть.
Если смотреть не на Украину, а смотреть на международную орбиту, то здесь, конечно, тоже многие вещи достигнуты, потому что открыто идет текст о дедолларизации процессов энергоресурсов в энергосекторе — то есть нефть, газ частично не за доллары будут покупаться или не будут. То есть мы сейчас будем свидетелями развития этого сюжета. Но это и есть разговор об экономической безопасности.
За линией горизонта, я уверен, находятся и многие другие вещи. Например, система снятия санкций в обмен на что-то. Опять же, вы могли предложить маршрутную карту, по которой санкции бы снимали, а не ставить условия: «ну, мол, новые санкции за то и за то». Вот этот момент, он действительно является, я считаю, таким близоруким, особенно со стороны даже не США, а именно Евросоюза. И здесь тоже одно из достижений, что оно не срабатывает больше. Это достижение.
Нужно понимать, что способ решения конфликтов, как бы мы его ни попробовали эпитетами обвешать: ах, нецивилизованный, еще какой-то, — но он сработал. Поэтому некоторые части здесь достигнуты, а некоторые сейчас находятся именно под покрывалом невидимости.
Если говорить о дедолларизации, то это игра не на один день. Открытый разговор о том, насколько Европа зависит от российских энергоресурсов, — это только начало разговора, потому что Европа не зависит в том смысле, что остановится производство, потеря рабочих мест, а в том смысле, что Европа может загореться от социального напряжения, которое прогнозируемо.
И в этом отношении не смысл зависимости, а смысл опять же безопасности той же экономической, только теперь это уже разговор идет не со стороны России, а со стороны Европы. Тоже табуированная тема достаточно.
Россия очень резко и очень неожиданно вошла на Олимп и в клуб сверхдержав, отодвинула сразу Америку, даже, если честно, и Китай подвинула немного, потому что раз силовой разговор, нравится он или не нравится, но с ним считаются.
То есть он может быть неожиданным, он может быть некошерным, наверное, если так с юмором сказать. Но на самом деле Россия стремительно вошла туда, где раньше существовали только Соединенные Штаты Америки. Это смесь мирового жандарма и смесь такого в себе вседозволяющего сосуществования.
То есть если раньше только Америка и союзники могли себе позволить просто взять, войти и там тысяч 300 гражданских лиц убить в Ираке, потому что они могут себе это позволить, без аргументации, то в этом клубе не было никого, кроме Америки, никого. Теперь этот клуб действительно расширен. С этим надо считаться.
Россия заявляет о своих национальных интересах, и действует так, как никто не ожидал, — я имею в виду западные партнеры, бывшие не партнеры, теперь, как их называют многие. И в этом отношении Россия четко продемонстрировала новую доктрину сосуществования в будущем мире.
Так что мы находимся где то в начальном этапе, потому что военная операция — это скорее инструмент, факт, конечно, но инструмент. А переосмысление многих институтов, которые практически уже не были интересны России как факт, потому что Россия была в этих институтах ущемлена, и переосмысление не со стороны России, а со стороны как раз Запада.
То есть здесь тоже нужно различать Евросоюз, Британию, США и G7, потому что хочешь не хочешь, а приходится считаться. Экономисты говорят о ВВП и пробуют как-то там выстроить инфляцию, рассказать в цифрах что-то.
Вещи намного проще и намного грустнее. Потому что если нет чипов, стоит весь автопром. Соответственно, если Китай захочет остановить весь автопром на планете, все, что им нужно, — так это заблокировать Тайвань, они могут это сделать легко с помощью России, если надо будет, и Америка не шелохнётся.
Вот это как бы подвинули Соединенные Штаты в мире, продемонстрировали всем, что они больше не могут защищать, — это новая позиция России в мире.
То есть декларация, что Америка придет, Америка поможет, Америка защитит, — это больше не функционирует. Если смотреть глазами украинцев, это не функционирует. А если это посмотреть глазами Йемена, Арабских Эмиратов, — то тогда цепочка определенных событий — Афганистан, Украина — демонстрирует, что Америка потеряла вот эту функцию. Она не является больше гарантом безопасности. И опять же нравится — не нравится, но если ты должен договориться с кем-то, кто тебя защитит, а если перевернуть ситуацию, и сказать, что ты должен договариваться с тем, кто на тебя не нападет?
Считайтесь просто с фактом, что придут эти и сделают так-то, то тогда Россия сейчас находится не просто на Олимпе рядом с Соединёнными Штатами Америки, в этом контексте, именно вот эти действия с точки зрения сверхдержавы, «могу себе позволить», Россия еще находится в собственном переосмыслении инструментов и выбора инструментов для того, чтобы доказать, что на Олимпе может удержаться.
Это как в детстве есть такая игра «завоеватель горы»: стоишь сверху на холмике, а все дети подбегают и толкаются, и один долго-долго стоит и всех отталкивает. Вот сейчас Россия на этом холмике смогла, действительно, ну, не оттолкнуть полностью, не вниз толкнуть, а, по крайней мере, зайти и удержаться на некоторое время, и, ну так, если прагматично и цинично смотреть в будущее, то это только начало разговора.
И конфликт — тут тоже два лагеря. Он будет либо действительно заморожен на территории Украины, либо он разрастется, потому что предложение особых ястребиных голов со стороны Британии заблокировать торговые пути, то это развитие конфликта, и перекидка его уже из Восточной Европы на всю планету.
Так что Россия находится в начале пути собственно осмысления — как удержаться на этой горе, на которую вошла с помощью силы, а не экономики, и вызов такой серьезный брошен.
Выход из сложившейся ситуации
Здесь нужно тоже разделить определенные вещи. Есть интерес Украины, есть интерес Европы, именно Евросоюза, есть интерес жертв войны, то есть гуманитарный интерес, есть интерес Соединенных Штатов Америки ну и, понятно, других игроков.
Вот давайте начнем с самого важного — какой выход для тех, кто страдает прямо здесь и сейчас от войны, то есть гуманитарные коридоры. Здесь, я считаю, все методы хороши. И мы видим очередной раз, что какие-то санкции со стороны Европы просто не действуют никак. То есть беззубость Европы » это уже ярко выражено. Ну, никак.
Если санкции не действуют, что можно предложить? Ну, если кнут не действует, предлагают пряник. Пока что закручивание всяких гаек, чтобы стала ситуация для России еще более невыносимая, то есть осознание, Россия должна осознать, что она изгой, что у нее экономические проблемы — не дали никому ничего в плюс в сторону, вообще никому. Значит, это не срабатывает.
Что может сработать? Маршрутная карта, которая должна быть разработана за горизонтом событий. То есть мы сегодня рассуждаем только здесь и сейчас, что нужно сделать, чтобы вывезти гражданских лиц из Мариуполя.
В этой информационной войне правда, если слушать Россию, Украину, правда — непонятно, где она находится. И чтобы им помочь, нужно просто сравнивать эту правду. И то, что я не вижу на Западе — это именно сравнение той пропагандной информации, которую дают две стороны.
Это важно делать — именно сравнивать. Если работать по-старому и купировать полностью информацию из России — ну вот будем там, где мы сейчас есть.
То есть это уже модель, она уже дала сбой купирования информации, и в первую очередь это дало сбой на Украине. Украина блокировала сильно информацию из России, и общая дискуссия, я имею в виду не в каждом доме, на каждой кухне, я имею в виду публичное присутствие информации, это очень важный момент — это первый шаг.
Второй шаг — это за горизонтом событий нужно рассматривать, когда и при каких условиях снимаются санкции, и это нужно выносить на публичную дискуссию.
Например, смелости в Евросоюзе, что у немцев, что у французов нет вслух произнести некоторые вещи. Ну, например, если Украина признает Крым как часть России — санкции снимаются с Крыма? Да или нет? Боитесь об этом говорить — значит, вы продолжаете именно то же, что было и год назад, и два года, и три года назад, то есть замораживается конфликт.
Если вы примете одну сторону, ну, пробуйте выторговать что-то для себя — то есть нет, ни в коем случае не признаем, — значит, военная операция продолжается.
Если вы говорите ОК, признаем, — вопрос, когда санкции снимаем, когда Украина признает или когда Германия признает?
Соответственно, без оценки этой маршрутной карты, — она может не нравиться, но предложите другую маршрутную карту.
Предложите просто маршрутную карту. Вот эти простые рецепты: выведите все войска, вернитесь к границам, и потом мы подумаем, какие санкции с вас снимем, — этот бред не срабатывает.
И вот нужно осознать, что не срабатывает, а что может сработать. Вот это переосмысление для элит европейских очень важный момент.
Здесь, опять же, если Украина признает ДНР и ЛНР, санкции снимаются с ДНР и ЛНР или не снимаются?
Тем самым кажется, что формируется такое эдакое подталкивание Украины к определенному сценарию принятия решений, в которых не уполномочен ни Зеленский, ни парламент — вот просто взять и принять, и сказать «референдум» — это тоже такая за уши притянута формула, в которой тоже нет окончания кризиса, нет окончания войны.
И вот здесь подталкивание к четкости позиции, то есть план А, план Б, План С. Дальше снятие санкционных режимов. То есть, например, берем Россию, и говорят: «Освободите Навального» — и что, снимете санкции с прокурора? Это действует? Нет, это не действует.
Вот нужно осознать, что действует, а что не действует.
И если вдруг будет принято решение, что если оно не действует, ну, тогда черт с ним, вообще не работаем вместе, то тоже об этом надо говорить вслух. То есть мы рвем все отношения с Россией, Россия рвет все отношения с нами, полностью геополитический занавес, железный занавес. Получится ресурсами торговать — хорошо, не получится — значит, кризис. Да, хорошо, мы идем на этот шаг.
То есть перестать вот эти интриги выторговывания делать. Тогда, может быть, что-то сдвинется. И вот эта, скажем так, публичная дискуссия должна быть не на кухне, а именно в элитах.
Какие маршрутные карты, но без простых рецептов? Можно предложить, чтобы, по крайней мере, снизить градус противостояния. Готовы вы рассматривать то, что газ закупается, и с какого бодуна Европа закупает за доллары газ? То есть это нужно купить доллары, потом продать доллары, потом снова их купить уже за рубли. Это что за такое налогообложение долларовое?
Вы готовы подвинуться, и сказать: о, мы, допустим, мы за 20% готовы покупать за рубли, то есть ввести российский рубль на поле игры, на котором вы себя чувствуете очень хорошо. Нет — до свидания, да — не до свидания. То есть пусть они решают сами, но не стесняются об этом говорить.
И вот простой рецепт, который не сработал сейчас никак, он и завтра не сработает. А вот развитие сюжета в виде подпольной торговли о том, что русские закрывают переговоры. Мол, переговоры любят тишину.
По факту, планы, которые разрабатываются, они касаются всех. То есть мне не нужна победа какой-то дипломатической стороны, которая потом потратит кучу времени и денег на пиар того, что это решение было крутое, и оно было единственное необходимое, меня это не спасает.
Я не влияю на принятие решений, и от того, что оно станет публичным, я тоже не повлияю никак. А вот сам факт присутствия этих предложений — это уже будет какой-то прогресс вперед.
Сценариев настолько много, один страшнее другого. То есть берем самый страшный сценарий: третья мировая война, обмен ядерными ударами. И можем прописать, что нужно сделать, какие ошибки могут сделать элиты, чтобы к этому пришло.
То есть спекулянтов, ястребов, со всех сторон, лжецов, со всех сторон, к ответственности мы сегодня не можем привлечь за то, что завтра будет третья мировая. Это самый худший сценарий.
Самый лучший сценарий — это восстановление даже туризма летом 2022 года в туристические страны, такие как Греция, ну будут они пускать граждан России и наладят авиасообщение.
И возвращение к определенному ритму, и восстановление — это как город разбомбленный. Что нужно сделать? Вначале вытащить всех, кто под обломками, спасти, кого еще можно спасти. Потом убрать все, что мусор, а потом начинать заново строить. Вот мы сейчас находимся на такой расчищенной площадке, на которой еще идет достаточно жесткая зачистка, а не расчистка.
И тогда мы вернемся к маршрутной карте, которую нужно создавать с нуля. Здесь, опять же, простые рецепты не будут срабатывать.
Значит, нас что ждет по военной повестке. Худший сценарий — это на территории Украины сирийские добровольцы, которые убежали от Башара Асада в Европу и получили здесь политическое убежище. Притом это люди, которые проиграли войну там, в Сирии, получат оружие добровольцами за деньги, пойдут воевать на Украину. С кем они там будут воевать — со сирийским спецназом.
То есть сирийская война будет перемещена на территорию Украины. На внедорожниках, при помощи американских спецслужб будут получать космическую информацию, играть в эдаких ковбоев, казаков на территории Украины. Там будет все по специфике сирийской войны, в которой участвуют далеко не европейцы. То есть на территории Европы не европейцы будут воевать по ближневосточному сценарию. Треш, если честно, тоже сценарий.
ДНР и ЛНР захотят — признают и восстановят завтра уникальные отношения между Европой и Северной Кореей, в одностороннем порядке. Возьмут ракеты Северной Кореи ДНР и ЛНР, попросят о военной помощи, из Северной Кореи перекинут 200 тыс. военнослужащих. У них армия миллионная, они с большой радостью примут участие в военном конфликте.
То есть все, что связано с бензинным тушением этого пожара, то есть поставка оружия — на каждую хитрость будет другая загогулина, которая будет еще хитрее.
И сценарий здесь только один хуже другого. Нужно понимать, что война заканчивается только в случае победы одной стороны. Это значит проигрыш для другой стороны. И здесь ни фейки, ни пиар, ни информационная война не помогают. Здесь жесткая статистика, и практически всё в руках военных.
Санкции в России
Санкции давно перестали быть опасны для России. То есть Россия выработала очень хороший иммунитет с начала санкционного движения. И вот этот иммунитет российский к санкциям, импортозамещение — это одно слово, иммунитет — это как бы реальность картины.
Дело в том, что нет санкций, которые действуют в одностороннем порядке. Когда купировали передвижение одного депутата или какого-то чиновника из администрации, это один чиновник. Это смешно, смехотворные санкции. А когда по санкционному режиму отказались от угля, нефти и газа, и еще много чего, там, алюминия, например, — то это уже не санкции против России, это и санкции против самих себя.
Соответственно, вот это санкционное перекидывание, оно сводится к тому, у кого одно место крепче. И в новых санкциях, на самом деле, мало что добавилось, кроме того что купировали там определенные фонды, определенные запасы золотовалютные.
И насколько это трагично? Я не уверен, что это трагично, потому что, опять же, все пробуют из себя изображать эдаких пушистых, а мир намного жестче.
Если ты уже и диктатор, если ты уже убийца, если ты военный преступник, то плюс еще два-три каких-то прозвища роли не будут играть, потому что игра идет в другом месте.
Ну, не будет хлеба в Северной Африке — это приведет к бунтам в Северной Африке, гражданским войнам — это от 10 до 6 млн чернокожих беженцев, которые в Америку не поедут, там у них нет возможности, они будут добираться в Европу — готова Европа к удару такому? Ну давайте 4 тыс. сирийских и афганских беженцев на белорусской границе. Было объявлено очень громогласно, что это гибридная война. А кто сказал, что сейчас не будет другой гибридной войны? И только это будет не 4 тыс., а 10 миллионов, притом людей абсолютно иной культуры и абсолютно из другого кризиса.
Это не украинские беженцы будут, это будут люди с навыком выживания в абсолютно враждебных условиях, и они будут бороться за свою жизнь совсем по-другому. Их не то что там принял, накормил, и они спасибо сказали — его нет.
Энергетический кризис. На сегодняшний день — это очень серьезный разговор, потому что коллапс, который может быть в Европе, его переживут, конечно, но землетрясение, которое будет даже спрогнозировать сейчас тяжело, это не только социальное напряжение, это вообще-то хаос. Это не только подожженные Шампс Элизе — это турбулентность в правительственных кругах, это появление новых сил, это появление анархии на улице. То есть здесь могут быть достаточно сильные изменения, потому что пандемия даже показала, как Европа не готова к тому, чтобы иногда реагировать быстро и жестко на социальное напряжение, на недовольство в массах. И ничего не изменилось. Европа осталась такая же.
Опасность для российской экономики
Опасность для российской экономики — много таких опасностей. Здесь идет взаимное выкручивание рук, очень сильная опасность существует.
Это в том числе национализация объектов производства. Очень тяжелый разговор, потому что временное банкротство и ликвидаторские функции у директоров — это одно дело. Другое дело — не останавливать производство. Здесь большая правовая проблема, огромная просто, юридическая. И пока что решение никто не предложил. Почему? Потому что все ждут решения именно по военному вопросу — то есть мир/не мир.
И экономическая опасность, она сводится к другим вещам — то есть заполненный бак по той же цене, по которой ты его заполнял и месяц назад, и два месяца, или уже в два, или в три раза дороже, как в Европе.
А хлеб? Ну, я утрированно говорю. То есть потребительская корзина — это одно, она сильно уменьшилась, там нет товаров роскоши. А вот как быть с потребительской корзиной минимального существования, начиная от средств гигиены? То есть были соляные бунты, а сейчас будут бунты женских прокладок — или как? Будет вопрос решен или не будет?
Но это не экономическая вещь, это конъюнктурная, а вот экономическая составная — это рабочие места. Сохранит Россия рабочие места в том количестве, в котором они были на сегодняшний день, — значит, кризис преодолен, а дальше уже страна развивается в том или ином направлении.
В Европе то же самое: сохранили рабочие места — кризис преодолели. А вот не сохранили рабочие места — это экономический кризис такой сильнейший.
Так что мы сейчас находимся в полной зависимости от военной повестки.
Режим Путина и насколько он прочен
В вашем вопросе по поводу режима Путина заложена типичная такая ловушка, скажем так. С одной стороны, скажешь да/нет режиму Путина — тебя можно в этот лагерь зачислить. С другой стороны, скажешь да/нет, разницы нету — значит, ты в этой стороне лагеря.
И вот это я считаю грубейшей ошибкой именно практически всего западного информационного пространства, это заказуха для меня. Почему? Потому что многие не понимают, что понятие «режим Путина» — оно не есть истина, и оно никак не влияет ни на экономическую судьбу, ни на архитектуру безопасности всех, кто рядом, и тем, кто далеко — все равно. Далеко Аргентина вон, Парагвай — им все равно. А вот те, кто рядом — Европа, например, Америка рядом, между прочим, ну так, через Европу.
То не понимают, что, во-первых, в России, если начнется турбулентность, — то кто сказал, что эта турбулентность пойдет по американско-британско-европейскому сценарию и к власти придут какие-то такие шелковые, мягкие, негетеросексуальные, метросексуальные, такие, которых мечтали бы увидеть европейцы.
Есть хуже сценарий, в этом сценарии к власти придет настоящая ястребиная часть Российской Федерации, именно та ястребиная, которая будет навязывать намного сильней решение вопросов именно с точки зрения милитаристской.
А это очень важный вопрос. Потому что если милитаристская модель демонстрирует, что она срабатывает, а она сейчас это продемонстрировала — нейтральный статус Украины снова в игре — то тогда дипломатия не нужна. Сейчас на коне именно милитаристское мышление. Оно может перекинуться из военных действий в экономику, оно может перекинуться в очень такую циничную, прагматичную игру по всей планете.
То есть никто не мешает по принципу европейских непартнеров, которые вливают оружие в Украину, точно так же поступить на Ближнем Востоке. Точно так же пожар, который там есть между арабами, там одной из сторон в йеменском конфликте тоже можно поставлять оружие, тем самым конфликт будет влиять на то, что литр бензина будет стоить €5 в Европе. Это катастрофа.
Соответственно, когда вы попробуете подвести все под режим Путина или не режим, вы идете в собственную ловушку, потому что Путин — это система, это функция. И точно так же без Путина будет определенная линия России продолжена.
Это все не сводится, что вот здесь сейчас режим Путина или не режим Путина.
И вот это желание все время поговорить о режиме не имеет никакого отношения к действительности России. Ведь нужно понимать, что общественность России, общество, простые люди, которые на кухне смотрят новости и рыдают, и в основном все хотят, чтобы война закончилась. Очень мало людей хочет, чтобы война продолжалась, по крайней мере, в моем кругу таких нет вообще никого.
И на бытовом уровне все, кто желает, чтобы война закончилась, и на элитном уровне все, кто желают, чтобы война закончилась, — они в основном желают, чтобы война закончилась, но при этом чтобы Россия была победителем, чтобы она не вышла униженной из этой ситуации.
Тогда вопрос о режиме Путина — он является просто такой специфической уловкой и моделью разговора западного мира, который еще не осознал, что произошло. То есть военное решение тех завалов, которые дипломатически не смогли разобрать. Я считаю, что это дорога в никуда.
О безопасности Путина
Личная безопасность Путина — это надо спросить у ФСО, они занимаются профессионально этим. Личная безопасность Шольца как вам? Давайте поговорим об этом. А личная безопасность Макрона или Байдена? А может ли Байден действительно управлять ядерной кнопкой, которая может просто сделать прилет в ту страну, у которой есть гиперзвук сегодня?
Вот вы сводите все к каким то примитивным рецептам — личная безопасность Путина, режим Путина. Ну, это действительно такое примитивное восприятие. Ах, давайте мы сейчас заклеймим Путина. Ура! У нас еще один появился эксперт, который сейчас об этом что-то расскажет. Зачем вам эта поддержка вот этих мыслей и направленности вопросов в контексте? Ах, Путину грозит опасность, ах, Россия экономически ущемленная, не ущемленная. Вы и мне не дадите нормальную оценку, вы и ситуацию нормально не увидите. Так что по вопросам безопасности Путина и покушения на него отправляйте запрос в ФСО, и вам никто на него не ответит.
Не сводится ситуация к личной безопасности Путина или к доктрине того, что у него режим или не режим, потому что есть более ястребиные люди в России, если они придут к власти, то мы скатимся в такие тартарары, что мало не покажется.
Возможность применения ядерного оружия
У меня нет связи с командованием Российской Федерации. Но из публичных заявлений я могу сделать четко несколько выводов, которые неутешительны. Первое — это доктрина и новый вид действий российской внешней политики. С этим нужно считаться.
Изменение доктрины и изменение архитектуры безопасности происходит в самой худшей форме, в которой могли предполагать только действительно трезвые, непропагандистские эксперты. И в этом отношении есть четко позиция, когда будет применено ядерное оружие. Если на Россию нападет кто-то, и Россия прочувствует это нападение, как именно нападение — в ответ прилетит ядерное оружие, притом его остановить будет невозможно.
Если из тысячи ракет установят 800, то 200 — это все равно ущерб, который невозможно уже исправить никак.
Соответственно, доктринально глядя на происходящее, — именно поэтому Америка потеряла статус сверхдержавы, потому что защитить своих не может и не очень хочет столкнуться с реальностью в виде ядерной войны. То есть здесь прагматика и цинизм срабатывают.
Что касается хитростей, я не гарантирую, что то, что вслух говорится, это и есть конечная правда. Если вслух говорить «мы не применим ядерное оружие» — это сегодня так. А завтра будет информация, опять же под грифом секретности, или сам факт приближения и сближения опасного где-нибудь под водой, то, чего мы вообще не видим, если атакуют четыре подводные российские лодки, которые где-тостоят на боевом дежурстве, то, я думаю, в ответ тоже прилетит. И это очень серьезные вещи. Одно дело обмениваться ударами и вести гибридную войну замороженно на определенной территории определенного государства, совсем другое дело перейти Рубикон, и точка невозврата может быть очень быстро достигнута.
И опять же смотрим на официальные сообщения: в официальных сообщениях четко стоит, в каком сейчас состоянии находится ядерное оружие Российской Федерации. Оно не находится в том же состоянии, что и два месяца назад. Другими словами, это взведенный курок, который предупреждает остальных игроков о том, что лучше сейчас не дергаться. Вот мы здесь разберемся, а дальше мы перейдем к какому-то другому сценарию.
И здесь очень много красных линий, больше, чем кажется, на первый взгляд. Потому что крики о том, что после денацификации Украины будет объявлена денацификация Литвы и Латвии, то есть атака на страну НАТО — то это применение ядерного оружия одной из сторон просто запрограммировано. Поэтому где кто остановится и когда остановится — у нас еще вопрос может свестись к другому: если Германия действительно начнет поставлять танки на Украину, то, может быть, без ядерного оружия танковый завод в Германии будет гиперзвуком уничтожен.
И тогда все задумаются: это третья мировая или не третья мировая? Я не знаю, что мы будем делать в этот момент. Так что сейчас, я считаю, уже не играют в покер и повышают ставки, а сейчас нужно искать мягкий переход от милитаристов и давать возможность говорить экономистам. И, в принципе, это будет спасение именно по гуманитарной миссии, по крайней мере, того, что еще не уничтожено.
О своей деятельности
Я президент еще избранный, выигравший выборы у Ерофеева, я еще президент русского ПЕН-центра, который достаточно противоречив, но тем не менее существует. И получить подтверждение из Лондона, что они признают тебя, — это достаточно такая нелегкая процедура. Оно есть, это подтверждение.
Что касается Союза писателей межнационального согласия — то это юридическое лицо для того, чтобы иметь право на определенные действия. Это очень важно. Юридические лица — это не частная инициатива, это уже какая-то ответственность, это декларация того, что ты делаешь. Соответственно, в наших проектах, которые мы делаем, мы все-таки связываем многие вещи, наверное, с доступом информации посредством именно книг. Это важный момент.
Я вел долгое время такой клуб — «Диалог вместо монолога» — и мы собирались раз в неделю, начинали разговор, и вступительное слово всегда звучало одинаково: что два одновременно звучащих монолога люди путают с диалогом.
И вот мы находимся в монологовом времени, а нам нужно перейти в диалоговое. Так что обмен мнениями, даже если он очень неприятен, и поиск этих площадок — это и есть основная цель юрлица.
Что такое ПЕН-ЦЕНТР
ПЕН-Центр и ПЕН-клуб — это очень специфическая, скажем так, тусовка, со всеми внутренними интригами, со всеми противоречиями. Но тем не менее изначально — это писательская организация, которая занимается правами писателей, имеет подразделения: писатели в изгнании, писатели в тюрьмах, женщины-писатели. И это такая сеть по всей планете, то есть я вот знаю ни одного нобелевского лауреата, и вот по клубу, грубо говоря, разницы нет — нам пишут письмо или связываются с коллегами в Стамбуле, или в Рио де Жанейро — то есть это действительно такая сеть, объединяющая людей, и первый признак — это все-таки писательство.
Дальше, с точки зрения правозащитности, здесь идут определенные притирки, трения, потому что правозащитность — это всегда, с одной стороны, правозащитность, а с другой стороны это может быть политический пиар.
И время от времени ПЕН-центр, точнее, ПЕН-клуб международный — то, что в Лондоне находится штаб-квартира, — достаточно трезво смотрят на многие вещи, но тем не менее мы находим общий язык, и уйти от дешевой политизации, а перейти к реальным проблемам достаточно тяжело в наше время.
То есть сердце зовет в сторону каких-то акций, а так это осмысление разговора, все-таки время интернета так чуть-чуть поджало издательский и писательский бизнесы, с точки зрения авторитетного мнения, но тем не менее я считаю, что оно еще есть.
Я не могу сказать, что это совсем закрытый клуб, совсем закрытый — нет, и на территории России таких центров, которые признал Лондон, несколько, мы расходимся полностью иногда во мнении, мы расходимся по консервативности, по либерализму — то есть вот эти противоречия, они есть, но тем не менее это точка концентрации именно писательского ума, я бы сказал так. А все остальное это придаток к этому.
Чем я занимаюсь? В данном случае занимаюсь тем, что решаю вопросы юридического сопротивления юридического сопротивления, с которыми мы столкнулись при регистрации. Вот решим этот вопрос — перейдём к другому вопросу.
Это объединение тех, кто поссорился, потому что внутри противоречия были, ну, как-то мы так здороваемся, но, тем не менее, настолько сильно располюсовались, что надо искать теперь соединение в этом отношении.
Это главная задача, а потом уже будем говорить о вторичных, потому что поддержка молодого писателя — это очень важно, и, скажем, попробовать уйти от конъюнктуры писателю — это тоже очень важно.
И я считаю, что что поэты, что писатели, они в какой-то момент потеряли надежду того, что они нужны обществу, то есть это были очень узкие, специфические закрытые круги, то есть тусовка одних и тех же: «я рад, что я тебя снова увидел, только теперь не я читаю, а я теперь слушатель у тебя в зале». Вот эта вот узконаправленность, она старела, нужно омолодить движение писателей, и интернет сыграл очень злую шутку, а также конъюнктура, книгопродавцев — вот все, что связано с издательской деятельностью, — тут очень много таких подводных камней.
И я считаю, погубили вообще смысл писательства как такового. Это тяжелый путь возрождения. То есть писатель может быть вне политики, но не может быть вне общества и зеркалить происходящие события, свидетельствовать в той или иной форме, не обязательно нужно лизать того, кто дает деньги.
А вот тогда у нас начинаются проблемы. Красивые тексты глубокие, оказывается, никому не нужны многие годы были. Почему? Потому что у нас время такое. Так что в этом отношении работы хватает.
Плюс на международной поляне у нас я вижу очень нехорошие тенденции, и нужно выстраивать защиту теперь, как бы это кому нравилось или не нравилось, но именно культурного наследия, связанного именно с русским языком и вообще с понятием «Россия». И это тоже такая серьезная работа. Я считаю, сдаваться не стоит.
Нравится кому-то или не нравится, но культуру стереть, я считаю, во-первых, силенок не хватит у тех, кто ее хочет стереть, а, во-вторых, не бояться об этом говорить. Это уже на международной арене внутренние действия, а в России отстаивать именно этот параметр. Ну, тоже, скажем так, это деятельность, это контакты с людьми, это разговоры, это заявление.
Так что здесь работы тоже хватает. Будем отстаивать право на существование и бороться против того, что нас кто-то пробует загнать в концентрационный лагерь нашего мышления.
О писательской деятельности
Продолжаю, конечно, продолжаю. И я так скажу, что амбиций-то нет больше. Ну, там радость: первая книга появилась, вторая, тебя там признали там еще как-то.
А с точки зрения деятельности, то есть именно писать — невозможно остановиться, это внутри тебя живет, потому что и на многие вещи смотришь именно как писатель. То есть ты участник процесса, но ты свидетельствуешь в первую очередь, ты уже рассуждения и мысли можешь вставить тому или другому герою в голову, в то, как он выглядит, где он это говорит, как он это говорит. И это достаточно сильный инструмент.
Но, скажем так, я не вижу сегодня поддержки и системы поддержки. Это я не имею в виду какие-то гранты или еще что-то. Это для молодых писателей интересно, конечно. А вот я имею в виду системный подход, когда писатель имел золотую, реально золотую эру, когда ты мог прийти на завод, получить какой-то гонорар, прочитать, тебя слушали. А сегодня ты как писатель выступаешь в кабаке, у тебя между джазом и тобой и во время того, когда ты читаешь, будет слышно, как вилки под тарелки цокают. Ну, является ли это писательством или это выживание писателя? Это все процессы, эти процессы они есть, и они будут. Поэтому писать — пишу. Но амбиций нет добираться до издателей, чтобы это было как-то настолько показательно востребовано, это настолько вторично уже. Поэтому, скажем, книга с претензией, с доказательствами каких-то вещей, уже не художественная литература, а публицистика мне намного интересней.
Это интересно, когда ты разговариваешь с бывшим министром иностранных дел одного государства, который потом становится президентом этого государства, разговариваешь с еврокомиссаром, и они тебе подтверждают: действительно, что некоторые вещи, которые за тридевять земель происходили, которые влияют, и тогда повлияли на то, где мы сейчас находимся — то это такая работа практически как, ну, оперативно-следственные мероприятия в исторических процессах, такой детектив от литературы.
Но это уже не художественная литература, это захватило. У меня ушло три года на книгу «Украина — открытая рана Европы», и вещи внутри этой книги, которые написаны, они подтверждены именно интервью с элитой политической, именно не какой-то там, знаете, пропагандистской, а когда тебе еврокомиссар подтверждает определенные вещи исторические, то вот ощущение гончей, которая за дичью ушла. Потом книга выходит, и такое моральное удовлетворение.
Но это же не бестселлер. Хорошо, что издатели понимают, и это имеет совсем другую ценность, так скажем, библиотечно-архивную. И в этом отношении я точно детективы не пишу, короткие рассказы все еще остаются хобби, верлибры, которые многие не любят, все еще остаются хобби. Но времени на то, чтобы это как-то подогнать под сборник, катастрофически не хватает.
Беседовала Наталия Новак
Читайте также:
- Возможно ли возрождение «Бессмертного полка» после того, что сейчас происходит?
- Конформист. Как Анатолий Чубайс создал и потратил свой политический капитал
- Переоценка ценностей. Как Европа полюбила российских олигархов — и разочаровалась в них
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
Очень интересная беседа, где то нашел в ней подтверждение своих мыслей, на что то взглянул по новому.
Приятно удивило что не увидел здесь какой либо пропаганды, а лишь реальное осмысление того перелома который сейчас происходит на мировой арене..