Рош-Ашана в Берлине
Сумочка из Хельсинки
Неделя в рождественской кукольной Скандинавии была сказочной, но разорительной. Перед расставанием Арон и Алена зашли в сувенирный магазин в хельсинском аэропорту. Ему предстоял пятидесятичасовой перелет назад, в Нью-Йорк, с тремя пересадками. По десять часов прохлаждаться в Варшаве, Стамбуле и Монреале. Спать на полу или на сиденьях. Самый дешевый билет. Ей – всего двухчасовой в Москву. Арон попросил:
– У меня осталось всего 100 евро. У тебя хороший вкус. Выбери себе сувенир за 50 евро и моей мамуле примерно за столько же.
Арон стоял у выхода из магазина и думал, любит он Алену или нет. Увидятся ли они ещё? Она подошла через пятнадцать минут и поцеловала в щечку:
– Тут есть неплохие сумочки с надписью «Хельсинки» по 50. Но мне очень понравилась другая. За 90. Мы не можем купить ее мне, а твоей мамуле найдем что-то за 10?
Читайте также: Десять дней в Киеве
Через неделю в Нью-Йорке мамуля накричала на Арона, что и сумочка дорогая и ужасная, и ей совсем не нравится. Заподозрила, что сынок нашел ее на финской мусорке или такие на улице бесплатно раздавали. Отказалась брать. Арон тяжело вздохнул. Надо было позволить Алене купить ту, что она хотела… А так он накричал на бедную девушку, довел до слез… Хоть одна женщина была бы довольна!
Aрон послал бывшей герлфренд Хадассе, с которой встречался в Нью-Йорке, фотографию этой милой сумочки и сказал, что дарит. Хадасса очень обрадовалась. Она немедленно ответила, что без ума от подарка и через час забежит и заберет.
Может, в их отношениях еще не все потеряно и Хадасса возьмет его назад? За пять минут до ее прихода позвонила мамуля и сказала, что, пожалуй, возьмет сумочку и будет туда класть свою косметику. Когда Хадасса зашла и узнала, что зря ехала, она взорвалась, закричала, чтобы Арон больше никогда не звонил, и выбежала из квартиры. Арон тяжело вздохнул.
Арон стоял на углу Бродвея и 71‑й и смотрел через витрину, как люди ели в Макдональдсе. До получки оставалось целых три дня. Хотелось есть. Поездка его разорила. Тут к Арону на коляске подкатил знакомый безногий чернокожий инвалид Джек и потряс банкой с мелочью:
– Ароша! Дай доллар на кофе!
– Извини, Джек! Ты знаешь, я тебе всегда чего-то подкидываю. Сейчас нет ни цента. Только вернулся из отпуска в Европе, где отдыхал с молодой девушкой из России.
Джек достал из банки пригоршню звонкой мелочи и высыпал Арону на ладонь. На кофе уже было. Арон жалобно продолжил:
– Она клялась, что меня любит!
Инвалид посмотрел недоверчиво и протянул из внутреннего кармана еще два бумажных доллара. Арон расплакался:
– Она хочет приехать в Америку и выйти за меня замуж!
Джек достал из кармана еще пять долларов, дал Арону, смахнул слезу, махнул рукой, развернулся и поехал просить денег у других.
Рош-Ашана в Берлине
В день Рош-Ашана – еврейского Нового года – провозглашается царство Бога над всем миром. Ежегодно в этот день Всевышний творит суд над человечеством, предопределяя, что должно случиться с людьми и народами в наступающем году.
Часть 1
Звоню старому берлинскому другу Моисею:
⁃ Мойша! Прилетел в Германию на еврейский Новый Год. С Новым тебя, так сказать, 5782 годом. Встречаемся через час!
⁃ Не могу по двум причинам. Во-первых, я стал религиозным евреем и никуда не хожу в субботу днём. Мне уже подобрали религиозную невесту. Во-вторых, в прошлый раз, когда я тебя встретил, мы ходили по ночным клубам всю ночь и дико напились. Я проснулся с двумя незнакомыми немками. Боюсь, что опять что-то случится в подобном роде. У меня через месяц свадьба. Извини. Я, может, приду на чтение, но не более.
Часть 2
Берлинская поэтесса Римма была очень энергичным, но неорганизованным человеком. Меня предупреждали не иметь с ней дел. Не оттого, что она плохая. Она-то хорошая. Но все равно все пойдет не так. Звонит она мне перед вылетом в Германию:
- Саша! Ты здесь будешь на еврейский Новый Год – Рош-Ашана. Я договорилась с раввином. Почитаешь свои еврейские стихи и рассказы в нашей синагоге. 100 евро заработаешь. У нас 70 процентов – русскоговорящие. Потом еще куча жратвы и выпивки будет. Для всех остальных 50 евро за вход.
- Я далек от религии. На праздники никуда не хожу. Но идея мне очень нравится. Я никогда не отказывался читать свои вещи. Особенно за деньги.
За два часа до мероприятия звонит Римма.
- Ты знаешь, раввин сказал, что не надо ничего читать. Особенно платить за это. Ты лучше приходи – я тебя бесплатно проведу. Наешься и напьешься бесплатно.
- Жалко, конечно. Ну, что поделаешь? Я уже настроился и буду с девушкой, переводчицей, немкой Урсулой. Удобно? Она евреев любит до смерти.
- Да какая разница?! Конечно, приходите вдвоем.
Подхожу вечером с Урсулой к синагоге. Гуляли целый день по Берлину. Голодные. Целый день не ели: готовились. Думаем: сейчас поедим хорошо. Охрана не пускает. В документах нас нет. Ну, сейчас позвоню Римме и все разрулю:
- Римма! Меня не пускают без тебя. Ты не внесла меня в список?
- Я у зубного. Как зуб схватил! Дикая боль! Не могу говорить. А‑а-ааа.
Раздался гудок. Я положил сотовый в карман и взглянул на Урсулу. На меня смотрела голодная и злая немка. Я испугался, и рука автоматически потянулась к кошельку. Ну, сто евро так сто евро.
Мы вошли внутрь. Урсулу сразу у меня украли в женскую часть. Жалко! Не хотелось с ней расставаться ни на секунду. Мне кажется, я ее люблю. Я загрустил. Меня как почетного гостя и литератора – в первый ряд.
Я открыл черный и тоскливый Ветхий Завет. На левой странице было написано на иврите, а на правой – на немецком. Я не знал ни одного из этих языков. Я послушал 15 минут эту тоску, и мне стало неимоверно скучно. Как я влипаю во все эти истории?..
Уходить жалко. 100 евро все-таки уже уплачены. Ну, а для чего я сбежал из Америки и выжимаю всю кредитную карточку? Не от этой эмигрантской тоски? Я пошел к выходу и махнул Урсуле в заднем ряду рукой.
Мы вышли на улицу. Берлин сверкал веселыми ночными огнями. Я обнял девушку. Она запротестовала: «Обожаю евреев! Ну, ты, наверное, это уже заметил. Ну что ты меня оттуда вытянул? Было так интересно. К тому же мы так и не поели.»
Я увидел светящуюся вывеску ресторана, и мы зашли внутрь. Ну, вот сейчас еще 100 евро улетят! Хотел, значит, заработать, и почитать, и сэкономить на ужине. И Урсуле похвастаться, какой я важный и уважаемый человек среди русскоязычных мигрантов. Получилось как всегда.
Чудесное Спасение
Второй день в свободной Европе.
Только покинул Америку,
Где пахал днем и ночью,
Чтобы выжить.
Читаю в берлинском баре «Румбалоте».
Дикий успех! Аплодисменты!
Хозяева-анархисты выносят алкоголь во дворик,
Всех угощают – пей-залейся!
Празднуем мой Исход.
Главный просит стихи
В популярный журнал «Алкаши».
Конечно, бери!!!
В четыре часа ночи все заканчивается,
Я лежу под столом с
Пустой бутылкой шнапса и плачу.
Больше нет шнапса.
Мне очень плохо,
Я умираю.
Не знаю ни немецкого,
Ни где я остановился.
Все, кто знали, уползли
Или лежат на клумбе без признаков жизни.
Как меня зовут?
В какую сторону мой дом?
Что со мной будет?
Найду я здесь смерть свою!
Где ты, мой Бруклин?
Бог! Зачем ты меня вытянул из Нью-Йорка?
Может, там было и плохо,
Но там была моя гарантированная пайка.
Я знал язык, знал, где я живу,
Зачем мне эти приключения
На мою бедную еврейскую жопу?
Уж лучше бы я умер спокойно там!
Тут меня вытягивает из-под стола
Немец по имени Моисей,
Из Челябинской области.
Он звонит, будит друзей,
Выясняет мой адрес,
Засовывает меня в такси,
Объясняет турку-водителю,
Куда ехать.
И вот скоро я вижу свой дом!
Жизнь возвращается в мое тело.
Мне стыдно за минутные слабости.
Бог послал Моисея меня спасти.
Кричу шоферу:
-Тормози! Приехали!
Вот здесь мой дом, израильский, с молочными берегами!
Вот здесь моя квартира, Обетованная!
На втором этаже!
Прямо над гей-фетишистским баром!
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
