Бертольд Брехт – самый антисоветский из немецких писателей
Бертольд Брехт
Бертольд Брехт – известный немецкий писатель, которого как-то назвали «самым советским их всех немецких писателей», хотя фактически он был, пожалуй, самым антисоветским представителем немецкой литературы. Его творчество на протяжении целых пятнадцати лет находилось под запретом в Советском Союзе, но какие были тому причины?
В этом году 10 февраля отпраздновали 120-летний юбилей со дня рождения Брехта – человека множества талантов, который ярко проявил себя в драматургии, прозе, поэзии, публицистике, а также в теории искусства и театральной режиссуре. Уже в период перестройки некоторые российские литературные критики называли его «самым советским немецким писателем», но на самом деле это является правдой только отчасти, если не сказать, что совсем наоборот.
Во-первых, следует учитывать тот факт, что в Германии тех годов было даже больше так называемых «правоверных деятелей культуры», которые воспевали идеи социализма, а также Ленина и Сталина. Во-вторых, творчество Брехта очень долго запрещалось в СРСР. И только с началом периода «оттепели» некоторые из его произведений, наконец, стали доступными советской публике. По словам историков, настоящий переломный момент наступил в 64‑м году, когда впервые был представлен спектакль «Добрый человек из Сезуана», который стал также первым спектаклем в легендарном Театре на Таганке.
Место Бертольда Брехта в советском искусстве
Известно, что Брехт приезжал в СРСР несколько раз. У него была слава известного антифашиста – его книги нацисты публично сжигали на кострах. Написанные им песни звучали на многих коммунистических демонстрациях. Когда закончилась Вторая Мировая война писатель вернулся из вынужденной эмиграции на родину, однако не в Западную Германию, а в Восточную, где даже получил разрешение на создание собственного театра. Именно этому театру спустя некоторое время присудили премию «За укрепление дружбы народов». В связи с этим напрашивается вполне логический вопрос: почему же существовал столь долгий запрет его творчества?
Современные критики утверждают, что дело не столько в произведениях Брехта, их тематике, которая вполне устраивала советских цензоров, как в манере повествования писателя, в том, как действуют герои его пьес и само воплощение его, так называемой, теории эпического театра. Все очень контрастировало с контекстом, присущим социалистическому реализму, отличалось от системы Станиславского и, как результат, оценивалось как угроза для советского искусства.
О Станиславском и его подходе Брехт отзывался довольно негативно, временами иронично подчеркивая, что у его системы «литургический» характер. Брехт, как и Булгаков, сатирически отобразивший систему Станиславского в «Театральном романе», осуждал «ритуальность» этой системы, её проявление в «натуральности накладной бороды» и невозможности для актера почувствовать творческую свободу.
В эпическом театре Брехта всё было совсем иначе. Иногда игра здесь была условной и предполагала общение с публикой, часто обязательными были своеобразные «эффекты отчуждения», когда актёр не должен полностью растворяться в своём герое (в отличие от системы Станиславского), а имеет возможность придерживаться оптимальной дистанции, сохраняя своё личное отношение к герою.
По мнению Брехта, зрители не должны внимать актерам наподобие того, как прихожане слепо доверяют священникам. Он считал, что у зрителя должна вырабатываться собственная критическая позиция в отношении происходящего на сцене. Кстати, считается, что именно это убеждение послужило причиной частого появления в пьесах Брехта ритмических монологов, хоров и зонгов. Все эти вещи также часть «эффектов отчуждения».
Из-за напускной революционности советских критиков боязливо вели себя деятели искусства тех годов. Для того чтобы Таиров в 31‑м году смог поставить «Трёхгрошовую оперу», пришлось переделать её наподобие музыкальной комедии, а через два года театр Охлопкова закрыли как только он начал работать с пьесой «Святая Иоанна скотобоен» – одной из пьес Брехта. Ещё спустя год Брехта исключили из списка тех, кого планировалось пригласить на встречу Союза писателей СССР. Еще через несколько лет один советский критик причислил его к декадентам-модернистам. Потом появилась другая – внутренняя – рецензия на его пьесу «Добрый человек из Сезуана», которую, как написал автор рецензии, «можно ставить разве только в кукольном театре». В итоге её публикацию и вовсе запретили, а на произведение повесили ярлык «философской шутки».
В то же время Брехт выражал своё разочарование социализмом сталинского образца. Он писал, что «искусство и литература выглядят жалко из-за того, что в их основу заложили политическую теорию». О произведениях Алексея Толстого, которые были в милости у советской власти, Брехт отзывался резко и говорил, что они не более чем «романтическое барахло».
Даже в 50‑х годах, когда Брехту присудили Сталинскую премию, а сам он приехал в Москву, в печатных изданиях ни словом не упоминалось о его творческой идентичности и жизненном кредо. Его театр и дальше осуждали за аскетизм, холодность и называли «бесчувственным».
О «Жизни Галилея» – спектакле, который показал в Москве театр «Берлинер ансамбль» уже после смерти писателя, вышла статья, упрекающая главного героя в том, что «это не тот положительный герой, жертвующий собой ради общего дела». Видимо, потому так и складывались отношения Брехта с Советским Союзом, ведь он не соответствовал советскому образу «положительного героя» в литературе.
Читать еще про немецких писателей:
Читайте также:
Самые последние новости
