Вчера, 17 ноября, в Германии был День народной скорби/ Volkstrauertag. Это государственный день памяти.

Добрый товарищ

Добрый товарищ. Немецкая песня и русский контекст

Проходит он без помпы и служит напоминанием о необходимости примирения, понимания и мира. На церемониях этого дня исполняют часто музыку песни «Добрый товарищ» / Der gute Kamerad. А мы посмотрим, как по-разному она вписалась когда-то и в российский контекст.

Читайте также: Песня группы “Битлз” завоевывает британские чарты

День скорби

День когда-то был учрежден Немецким народным обществом попечения военных захоронений в 1919 году в память о почти двух миллионах павших и пропавших без вести во время Первой мировой войны.

Потом у него была сложная история. В 1948 году Немецкое народное общество попечения военных захоронений вновь переняло традицию празднования Дня народной скорби в той форме, каковой она была до нацистов. Предназначением праздника, как и прежде, стали скорбь и траур по погибшим, но теперь уже двух мировых войн, напоминание о жертвах тирании и деспотизма вне зависимости от национальности.

Первый центральный траурный митинг, посвященный Дню народной скорби, состоялся в 1950 году в Бонне. С 1952 года этот день в ФРГ стал считаться национальным траурным днем.

Стихи Уланда

В основе песни – стихотворение поэта из Тюбингена, Людвига Уланда Der gute Kamerad («Добрый товарищ»). Уланд – «совесть Германии», а стихотворение его было написано в 1809 году под впечатлением от боевых действий баденских войск под французским командованием против восставших тирольцев, при этом Уланд имел отношения с обеими сторонами.

Ich hatt’ einen Kameraden,
Einen bessern findst du nit.
Die Trommel schlug zum Streite,
Er ging an meiner Seite
In gleichem Schritt und Tritt.

Eine Kugel kam geflogen,
Gilt’s mir oder gilt es dir?
Ihn hat es weggerissen,
Er liegt mir vor den Füßen,
Als wär’s ein Stück von mir.

Will mir die Hand noch reichen,
Derweil ich eben lad.
Kann dir die Hand nicht geben,
Bleib du im ew’gen Leben
Mein guter Kamerad!

Марсель Райх-Раницки в 2005 году включил стихотворение Уланда в свой канон немецкой литературы.

Фридрих Зильхер из того же Тюбингена в 1825 году адаптировал к словам швейцарскую народную песню, создав ту версию, которая известна до сих пор.

Теперь в момент траура чаще исполняют его музыку. А песню «Der gute Kamerad» поют реже, но вспомнить о ней стоит.

С одной стороны, текст, как утверждалось, «примиряет статус гимнического преображения военного чувства солидарности с интерпретативным потенциалом смерти солдата в борьбе с врагом» (что бы это ни значило). С другой стороны, существует мнение, что «стихотворение одинаково применимо ко всем, враг не демонизируется. Поэтому оно подходит не для пропаганды, не для возбуждения воли к борьбе , а лишь для оплакивания убитых».

Песню за два с лишним века кто только ни пел. И как только ни переписывали по конкретным поводам, связанным с военными действиями и потерей товарищей.

ХХ век

Миф о военном товариществе – один из прочнейших с давних времен, от гомеровского эпоса – до наших дней. «Good Comrade» переводили и использовали сторонники самых разных политических направлений. Во время гражданской войны в Испании эту песню (в разных переводах, а иногда и с добавленными стихами, подчеркивающими политическую ориентацию той или иной партии) использовали практически все партии. Самой известной стала песня на текст Эрнста Буша «Товарищ Ханс Баймлер», посвященная комиссару батальона «Тельман», убитому в бою за Мадрид.

Среди наиболее примечательных сугубо немецких нужно назвать коммунистическую версию 1925 года в память о погибшем в Галле при разгоне полицией рабочего собрания 27-летнем горнисте Союза красных фронтовиков Фрице Вайнеке – Der kleine Trompeter («Маленький трубач», слова В. Валльрота, 1925). Здесь ее поет в архаической манере Charly vo„ Wehr.

Ну и была, конечно, версия нацистов-штурмовиков 1930 года об убитом штурмфюрере Хорсте Весселе «Von all unsern Kameraden…»

Нацисты выпускали и молодежный журнал «Der gute Kamerad».

От Жуковского до Светлова

Разные версии текста и темы есть на русском языке. Их много.

Первая прочно забыта. Это почти синхронный оригиналу Уланда перевод поэта Василия Жуковского.

Был у меня товарищ,
Уж прямо брат родной.
Ударили тревогу,
С ним дружным шагом, в ногу
Пошли мы в жаркий бой.

Вдруг свистнула картеча…
Кого из нас двоих?
Меня промчалось мимо;
А он… лежит, родимый,
В крови у ног моих.

Пожать мне хочет руку…
Нельзя, кладу заряд.
В той жизни, друг, сочтёмся;
И там, когда сойдёмся,
Ты будь мне верный брат.

Ее, наверное, никто не пел. Прошло сто лет.

В 1930 году вольный перевод песни в честь Вайнека сделал в СССР Михаил Светлов, заменив трубача на барабанщика – получился «Маленький барабанщик» («Мы шли под грохот канонады…»). На ту же музыку.

Мы шли под грохот канонады,
Мы смерти смотрели в лицо.
Вперед продвигались отряды
Спартаковцев, смелых бойцов.

Средь нас был юный барабанщик,
В атаках он шел впереди
С веселым другом барабаном,
С огнем большевистским в груди.

Однажды ночью на привале
Он песню веселую пел,
Но, пулей вражеской сраженный,
Пропеть до конца не успел.

С улыбкой юный барабанщик
На землю сырую упал…
И смолк наш юный барабанщик,
Его барабан замолчал…

Промчались годы боевые,
Окончен наш славный поход.
Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет.

Пишут, что герой у Светлова стал юным, хотя трубач в германском тексте именовался просто «маленьким» – без уточнений. Реальному Вайнеку было без малого 28 лет, и маленьким он мог быть разве что по росту. Впрочем, его имя в песне не упоминается – он лишь прообраз.

Два Сергея

Потом была еще песня-версия на слова журналиста Сергея Крылова, 1964 года. Там снова трубач, но музыка всем известного Сергея Никитина совсем другая.

Кругом война, а этот маленький —
Над ним смеялись все врачи:
«Куда такой годится маленький?
Ну разве только в трубачи!»
А что, — ему всё нипочём:
Ну, трубачом, так трубачом!

Как хорошо, не надо кланяться, —
Свистят все пули над тобой.
Везде пройдёт, но не расстанется
С своей начищенной трубой.
А почему? Да потому,
Что так положено ему.

Но как-то раз в дожди осенние
В чужой степи, в чужом краю
Полк оказался в окружении,
И командир погиб в бою.
Ну как же быть, ах, как же быть?
Ну что ж, трубач, тебе трубить!

И встал трубач в дыму и пламени,
К губам трубу свою прижал, —
И за трубой весь полк израненный
Запел «Интернационал».
И полк пошёл за трубачом,
Обыкновенным трубачом.

…Солдат, солдат, нам не положено, —
И верно, что там, плачь не плачь, —
В чужой степи, в траве некошеной
Остался маленький трубач…
А он, ведь он — всё дело в чём —
Был настоящим трубачом!

Ее удачно спела популярная певица Елена Камбурова.

А вот здесь ее, кажется, сам сильно постаревший Крылов и поет с компанией. Он умер три года назад.

Арго и далее

Еще одна версия принадлежит, очевидно, Абраму Арго, в молодости поэту-сатирику, потом московскому переводчику. Это стилизация фольклорной песни с некоторыми, скажем так, игровыми странностями.

Служили два товариша, ага…
Служили два товариша, ага…
Служили два товариша в однем и тем полке.
Служили два товариша в однем и тем полке.

Вдруг пуля пролетела я, ага…
Вдруг пуля пролетела я, ага…
Вдруг пуля пролетела — я товарищ мой упал.
Вдруг пуля пролетела — я товарищ мой упал.

И по́дал яму руку я, ага…
И по́дал яму руку я, ага…
И по́дал яму руку я — ён руку не бярёть.
И по́дал яму руку я — ён руку не бярёть.

И вырыл яму яму я, ага…
И вырыл яму яму я, ага…
И вырыл яму яму я — ён в яму не ползёть.
И вырыл яму яму я — ён в яму не ползёть.

И плюнул яму в рожу я, ага…
И плюнул яму в рожу я, ага…
И плюнул яму в рожу я — обратно не плюёть..
И плюнул яму в рожу я — обратно не плюёть..

Служили два товариша, ага…
Служили два товариша, ага…
Служили два товариша в однем и тем полке.
Служили два товариша в однем и тем полке.

Она появилась скорее всего во второй половине 1920‑х годов и тогда ее интересно пели на раннесоветской эстраде Мария Дарская и Вера Глебова, но кто ж их помнит. Вообще даже трудно сказать, чего тут больше у них, трагедии или комедии. Пишут, что пели они «шуточные народные песни». Но эта песня звучит как-то нешуточно, послушайте по ссылке.

Дарскую убили в 1937 году в застенке НКВД как японскую шпионку. И с тех пор про вариант Арго забыли.

А известной эта версия в сокращенном виде стала после выхода на телеэкраны фильма Евгения Карелова «Служили два товарища» (1968). Там ее поет Олег Янковский. И более внятно спел потом его напарник в фильме Ролан Быков.

Ну и потом уже все подряд.

Не нравится – не ешь

Там, в фильме, кстати, играли Вениамин Смехов и Владимир Высоцкий, и последний посвятил Смехову шуточное стихотворение, которое начинается так:

Служили два товарища
В однем и тем полке,
И третьего товарища
Варили в котелке…

В тему известного анекдота о Чапаеве и Петьке.

«Василий Иванович, Петька и Зоркий Сокол выходят лесами из окружения — отощали, оборвались. Вышли на полянку, сделали привал. Петька пошёл оглядеться кругом, нет ли погони или засады. Возвращается — видит, сидит Василий Иванович один, костерок развёл, что-то в котелке ложкой помешивает. Пользуясь отсутствием Зоркого Сокола, Петька решил поделиться с командиром своими подозрениями: «Слышь, Василь Иваныч, что-то мне этот Зоркий Сокол не нравится…» — «Не нравится — не ешь!»»

Небольшое отступление. Самойлов

Скорее всего под влиянием этого текста написал в начале 80‑х свою известную стилизацию «Песня гусара» («Когда мы были на войне») поэт Давид Самойлов. Хотя она про другое.

В московском Сретенском монастыре ее пели на трагический манер.

А вот здесь ее поет Виктор Сорокин, превратив авторское высказывание в казацкий шлягер и сильно подняв настроение финала дописанным куплетом.

Почему все не так?

Песня про двух товарищей оказалась синхронна русскоязычному «белогвардейскому» фольклору, сочиненному примерно в то же время, – и перекликается с темой фронтовой дружбы у Высоцкого («Почему все не так?», 1969 года).

В общем-то, песню Высоцкого можно, пожалуй, считать еще одной свободной вариацией «Доброго товарища».

Почему все не так? Вроде — все как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только — он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас —
Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал, —
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, — не про то разговор:
Вдруг заметил я — нас было двое…
Для меня — будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалась, словно из плена, весна, —
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь покурить!» — а в ответ — тишина…
Он вчера не вернулся из боя.

Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые…
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло — для обоих.
Все теперь — одному, — только кажется мне —
Это я не вернулся из боя.

Северный и туристы: товарищ воскресает

Ну а в 70‑е годы появилось еще два варианта, странным образом оба оптимистические.

Блатную версию песни написал Рудольф Фукс и спел Аркадий Северный. Она такая, слушайте на 39:10:

Сидели мы с Кирюхою, ого!
Сидели мы с Кирюхою, ого!
Сидели мы с Кирюхою в одной и той же киче,
В одной и той же киче.

Он вынес десять рокив* на плече.
Он вынес десять рокив на плече.
Он вынес десять рокив на собственном плече,
А я и тем паче.

Решили мы с Кирюхою, ого!
Решили мы с Кирюхою, ого!
Решили мы с Кирюхою, с Кирюхою соскочить -
Легавых проучить.

Ему всё, как два пальца замочить!
Ему всё, как два пальца замочить!
Ему всё, как два пальца у мальца замочить!
Меня ж чему учить?

Раздался с вышки выстрел, и ого!
Раздался с вышки выстрел, и ого!
Раздался с вышки выстрел, и Кирюха мой упал,
Кирюха мой упал.

А губы прошептали: «Я пропал».
А губы прошептали: «Я пропал».
А губы прошептали: «Наверно, я пропал…»
И он концы отдал.

Зарыл его я в землю, и ого!
Зарыл его я в землю, и ого!
Зарыл его я в землю и поставил белый крест,
Поставил белый крест.

Собрались уркаганы с разных мест.
Собрались уркаганы со всех мест.
Собрались уркаганы со многих разных мест,
Чтоб помянуть кента.

Я взял пустую стопку, и ого!
Я взял пустую стопку, и ого!
Я налил в неё водки и сказал такую речь,
Что всем ни встать ни лечь!

Собрались вы, кентяры, с разных мест.
Собрались вы, кентяры, с разных мест.
Собрались вы, кентяры, чтоб помянуть дружка,
А он живой пока!

Вот тут все и поняли, что ого!
Вот тут все и поняли, что ого!
Вот тут все и поняли, что кентяра мой ширмач,
К тому ж большой хохмач!

А вот туристский «юмористический» вариант, еще один пародийный перепев Арго. Это интеллигентский фольклор. Здесь песню поет Ольга Коновалова.

Пошли мы с другом в горы, огого-ого, 
Пошли мы с другом в горы, и товарищ мой упал,
Товарищ мой упал.

Я подал другу руку, огого-ого, 
Я подал другу руку, а он руку не берет,
Он руку не берет.

Я подал другу ногу, огого-ого,
Я подал другу ногу, он и ногу не берет!
И ногу не берет.

Я налил другу водки, огого-ого,
Я налил другу водки, он и водочку не пьет,
И водочку не пьет!!!

Тогда я догадался, огого-ого,
Тогда я догадался, что товарищ мой помЁр,
Товарищ мой помЁр…

Я вырыл другу ямку, огого-ого,
Я вырыл другу ямку, друга в ямку положил
И камнем придавил.

Земля зашевелилась, огого-ого,
Земля зашевелилась, и товарищ мой встает,
Товарищ мой встает!

Он землю отряхает, огого-ого,
Он водку выпивает, молча в морду мне дает
И снова в путь идет!

И в рожу мне плюет

Ну и напоследок вот такой современный безбашенный микс, наследующий всем подряд, но сюжетно что-то между Северным и туристами. Довольно дурацкий, пожалуй. Но на большее и не претендует.

Можно было б сказать: началось за упокой, а кончается за здравие. Но здравие тут уж такое, какое есть.

Почему возвышенная патетика первоисточника сдрейфовала на новой почве к пародийному фиглярству? Природа века такова? Или природа почвы?

Читайте также:

Подпишитесь на наш Telegram
Получайте по 1 сообщению с главными новостями за день

Читайте также:

Обсуждение

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии