Дженни Эрпенбек: Букер за роман о любви на фоне крушения ГДР
Дженни Эрпенбек: Букер за роман о любви на фоне крушения ГДР
Дженни Эрпенбек: Букер за роман… В Германии роман Эрпенбек читают как историю утраты.
Читайте также: Писатель в «темные времена». Салман Рушди получил Премию мира
Эрпенбек «не Ostalgische», писал в Die Zeit Фолькер Вейдерманн, но «Кайрос» перерабатывает «силу горя и утраты» рухнувшей ГДР.
Автор романа пытается рассказать о том, как она жила в ГДР и почему Федеративная Республика до сих пор кажется ей чужой. За последствия исторической трансформации пришлось заплатить своей прежней жизнью.
Эрпенбек говорила про это так. «Свобода не была подарена, у нее была своя цена. И этой ценой была вся моя предыдущая жизнь. То, что только что было настоящим, теперь называлось прошлым… Отныне мое детство принадлежало музею»
На острие момента: о чем роман?
Все кончилось – ничего не кончается. В «Кайросе», романе, названном в честь бога счастливого момента, речь идет о душевно неизжитом прошлом. Девятнадцатилетняя Катарина и Ганс, женатый писатель лет пятидесяти, случайно встретились в Восточном Берлине в конце 1980‑х годов. Упадок и крушение ГДР в романе сложно рифмуются с их любовной одержимостью. Удручающей. Захватывающей.
Эта запретная любовь подчиняется особым законам. Эрпенбек описывает встречу Ганса с юной Катариной как внезапный удар: Маркс-Энгельс-плац, автобус 57, внезапный дождь и мост скоростной железной дороги на Алексе – станции их первой встречи, где встретились их взгляды… Жизнь на острие момента.
На фоне упадка ГДР и потрясений после 1989 года Дженни Эрпенбек рассказывает о глубинах счастья – о пути двух влюбленных на границе между правдой и ложью, одержимостью и насилием, ненавистью и надеждой. Все в жизни пропадает в ту самую секунду, когда происходит.
Поездка в Москву, которую Катарина и Ганс предпринимают в эпоху Горбачева, является последним позитивным моментом в их отношениях. Автор устраняется от описания социальных потрясений; ее Москва являет собой место интенсивной любовной страсти и увидена пристрастными глазами этой любви. Так писали о Париже писатели, приезжавшие туда из Америки.
Герои горят друг другом, забывают о мировых событиях и внезапно просыпаются после падения режима ГДР в новом мире, где им суждено потерять любовь.
Машина истории
«Мучения и похоть, пропущенные через машину истории, как через мясорубку…»
Герои принадлежат к культурной элите ГДР. Рецензент ЗДЦ Гельмут Беттигер отмечает, что в ГДР, на арт-сцене, царил тот богемный дух, который нельзя было измерить западными стандартами. Эта культура Восточного Берлина имела атмосферу и менталитет, идущие вразрез с тем, что считалось само собой разумеющимся в ФРГ.
«Эрпенбек описывает среду, у которой были причины оставаться на расстоянии от Федеративной Республики Германии». Но та страна утонула в пучине истории, и социалистическая неавторитарная альтернатива не состоялась.
Яйцо в бульоне
В романе Дженни Эрпенбек как кодовые слова появляются названия культовых заведений Восточного Берлина: „Оффенбахштубен“, „Эрмелерхаус“ или «Вайнресторан Ганимед» на Schiffbauerdamm, в чьем бернском бульоне с маслом плавало перепелиное яйцо… Когда Катарина стала трофеем Ганса, он указывает ей на то, что вот эта среда и есть часть ее счастья. Другого может не быть и едва ли будет.
Ганс – вполне успешный восточногерманский литератор. В юности был нацистом, стал коммунистом. Он сознательно уехал с Запада в ГДР в 1950‑х годах из-за своих убеждений. Врос в среду – но не сказать, что рад.
Ганс сочетает критику закостенелых условий жизни в ГДР с приверженностью социалистическим идеям. Привилегии, которыми обладает писатель, «не вполне диссидент» (фиксированный доход, гарантированные заказы, большое общественное значение литературы) уравновешиваются сомнениями, разочарованиями и довольно бесцельными поисками. Ганс критик режима, конформист, при этом он, вероятно, – агент Штази.
Ближайший прототип – драматург и режиссер Хайнер Мюллер, ярчайшая фигура культурной сцены ГДР. Ганс подчас говорит словами Мюллера: «Чувство отрыва от себя и размещения под микроскоп – вот в чем, по правде говоря, состояло искусство в этом проклятом двадцатом веке». И Катарина после разговора с ним резюмирует, что смерть в Германии – это не конец, а начало всему. Садомазохистские сексуальные техники, с которыми Ганс знакомит Катарину, кажутся комической иллюстрацией театра Мюллера: демонстрация телесных влечений, отказ от любой морали.
На периферии романа несколько раз появляется и сам Хайнер Мюллер, а, например, пианист в «Ганимеде» похож на него: возникает эффект матрешки. (Разумеется, Мюллер не несет ответственности за перипетии с героем Эрпенбек.).
Дождь на мосту
Ну а сама Катарина костюмер. Эрпенбек снабжает свою героиню узнаваемыми автобиографическими чертами, такими как возраст и специфика практической театральной деятельности во Франкфурте-на-Одере. Но это не автобиография.
Она родилась в ГДР и воспринимает жизнь здесь как нечто самоочевидное. Но она, как пишут, воплощает в себе что-то вроде надежды на будущее. Катарина выросла на нонконформистских идеалах культуры ранней ГДР. Ее отец является ведущей фигурой в Академии наук, а ее ориентирами стали театр Брехта и музыка композитора-авангардиста Ганса Эйслера, пытавшегося вписаться в социум ГДР.
Автор
Писатель-фрилансер и режиссер Дженни Эрпенбек родилась в 1967 году в привилегированной восточногерманской семье. Она из берлинской писательской династии. Ее бабушка Гедда Цинна писала романы, а дед, Фриц Эрпенбек, был автором детективов, возглавлял отдел исполнительского искусства и музыки в Совете министров ГДР и основал журнал «Театр дер Цайт». Ее отец Джон Эрпенбек – известный в ГДР физик, философ, психолог и писатель, а мать Дорис Килиас работает переводчиком с арабского.
После ученичества переплетчиком и работы реквизитором и костюмером в Берлинской государственной опере Дженни Эрпенбек изучала театроведение и режиссуру музыкального театра в Берлине. С 1991 года работала помощником режиссёра, а затем ставила спектакли для оперных и музыкальных театров Берлина и Граца.
Свою награду писательница делит с Михаэлем Хофманном, который перевел книгу на английский язык.
На вручении премии председатель жюри канадская писательница Элеонора Вахтель говорила, что роман показал «как вес истории» определяет нашу жизнь.
Эрпенбек живет в Берлине, в старом семейном гнезде в Пренцлауэр-Берге. В своей квартире она хранит небольшую канистру с оливковым маслом, которое ее бабушка и дедушка привезли с собой из ссылки в Москве.
А сейчас она работает над новой книгой с рабочим названием: «Автобиография моего отца».
В раннем рассказе Эрпенбек пишет о своей бабушке: «Она уже уснула. Но она все еще протягивает ко мне руки, они тянутся за мной, пока она не заснет». Когда в разговоре с ней журналист сказал: «Как автор, вы продолжили семейную традицию», она коротко ответила: «Я бы сказала: традиция продолжила меня».
Эрпенбек писала о своем литературном образце для подражания, австрийской поэтессе Кристине Лаван: «Пройти через одиночество, разочарования, близость к смерти и достичь предела неповиновения и бунта удается лишь немногим…»
Читайте также:
- Елена Костюченко и ее Россия
- ПЕН Берлин: писатели в поддержку евреев и за свободу творчества
- Адания Шибли и Лиза Лазерсон. Европейские отзвуки войны на Ближнем Востоке
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
