Уставшая нация
Сорок лет назад умер бровастый советский генсек Леонид Брежнев. Он правил огромной страной, которая считалась конкурентом Западу и Востоку и претендентом на мировое лидерство.
Читайте также: Тутанхамон и подражатели
Страны такой давно нет, но кое-что от нее осталось. В частности, люди, обремененные ненужной памятью о канувшем в небытие Острове Утопии. И в дни 40-летней годовщины на восточном краю Европы активно вспоминают провинциала-малоросса (как-то язык не повернется назвать его украинцем, но и русским – с какого бодуна?), однажды покорившего кремлевский престол (точнее, трибуну партийного съезда, но хрен редьки не слаще). Есть повод и нам поразмышлять о социальных патологиях и их отдаленных последствиях.
Страна-анекдот
В авторитарных деспотиях бонапартистского толка население, бывает, долго терпит, но постепенно начинает уставать от «лидера нации», «вождя» и предводителя. Совсем не то в классических старинных монархиях. Там Божий помазанник имел почти неограниченный кредит, выданный с неба. Нужно было быть таким эксцентриком, как Людвиг Баварский, чтобы вызвать вскоре оторопь. Однако времена помазанников прошли. Монархии испортились, протухли. Их нужно как минимум проветривать общественной критикой, брать под медийный контроль – и история британского королевского дома тому яркий пример.
Но иначе, как известно, в практике бонапартистского лидерства, которое гораздо сильнее обязано тому, что называют негласной конвенцией между народом и властью, общественным консенсусом, общественным договором или как-то так. Есть порядок, есть успехи, есть хотя бы стабильность – ОК. Случись какая незадача – начинаются разброд и шатания.
С Леонидом Брежневым по этой части было не все в порядке. Считалось, что он написал бессмертную литературную трилогию, «Малая земля»-«Возрождение»-«Целина». Ее изучали в школе. Брежнев получил Ленинскую премию по литературе. Но проблема была даже не в том, что мало кто верил в его авторство (да и на самом деле эпопею Брежнева сочинили тогдашние золотые перья прикормленной московской прессы, вроде великолепного очеркиста Анатолия Аграновского).
Проблема была в том, что Брежнев гораздо больше был известен как герой анекдотов.
«Сообщение ТАСС: Вчера в большом зале Кремля Л.И. Брежнев принял английского посла за немецкого и имел с ним продолжительную беседу». (ТАСС – это, напомню, главное государственное информационное агентство).
«Брежнев спрашивает Суслова (главного партийного идеолога): Ты «Малую землю» читал? — Да, читал, два раза. Очень понравилось. — Надо и мне почитать».
«Ленин доказал, что управлять страной могут и кухарки.
Сталин доказал, что управлять страной может один человек.
Хрущев доказал, что управлять страной может и дурак.
Брежнев доказал, что страной можно вообще не управлять».
И так далее, и тому неподобное.
Да и вообще Советский Союз стал в годы брежневского долгого правления страной анекдотов.
Бесконечные клубы юмористов, веселых и находчивых. Юмористические передачи вроде «Фитиля» и газетные полосы вроде 16‑й страницы «Литературной газеты». Эстрадные комики, строем идущие за классиком жанра Аркадием Райкиным. Профессиональные анекдотчики в курилках и кабинетах. Барды-сатирики и барды-юмористы (да хоть тот же Владимир Высоцкий, далеко на всегда драматически рвавший тельняшку на груди, часто похохатывающий). Иронические поэты, именитые и безымянные («Если женщина упруга и в постели горяча, это личная заслуга Леонида Ильича!»). Когорта пародистов наподобие Александра Иванова. Комикующие актеры и актрисы (вплоть до незабвенной Фаины Раневской, которая не столько наиграла ролей на сцене и в кино, сколько наговорила соленых шуток в кулисы). Цирковые клоуны со всенародной славой (к примеру, Олег Попов, Hans im Glück, похороненный в немецком Эглофштайне).
Все это вышло на первый план, стало культурной доминантой. От смеха задыхалась в облаке шуток советская Одесса.
Когда своих шуток не хватало, смело брали их в болгарском Габрове. Или в польских «Шпильках»; по телевизору бесконечным марафоном шла программа «Кабачок «13 стульев»», с польским комическим контентом, который хорошо ложился в уши советского телезрителя. В литературной моде были Илья Ильф и Евгений Петров, вынутые из забвения советские юмористы 30‑х годов, создатели образа насмешливого гопника Остапа Бендера… Вспомнишь – вздрогнешь.
Схлынул пафос, пришел юмор. Иногда безобидный, иногда злой. Но за него даже не сажали уже, как прежде, в лагерь лет на десять. Этак полстраны можно было бы пересажать, но азарт прошел. Гончие устали. Вологодский конвой угомонился и не наседал.
Не то чтобы госстрах иссяк совсем. Страх перед «органами» оставался, но все же не в том градусе, чем прежде. Да и репрессии стали не массовыми, а точечными.
Эта общая несерьезность жизни означала многое. Но прежде всего – практически полное иссякание того порыва, который должен был привести самое передовое в мире общество к царству света. Помните, еще один старый советский анекдот?
«Поезд встал, впереди нет рельсов, вожди командуют, что делать.
Ленин говорит: «Товагищи! Все на коммунистический субботник! Удагным коммунистическим тгудом пголожим новый путь!» Комиссары с маузерами сгоняют крестьян, кладут рельсы, правительство едет дальше…
Сталин говорит: «Начальника поезда посадить, виновных расстрелять, рельсы восстановить». Посадили, расстреляли, пригнали толпу зеков, положили рельсы, правительство едет дальше…
Хрущев говорит: «Товарищи! Догоним и перегоним западные железнодорожные компании!» Институты и заводы начинают копировать западную строительную технику, путь проложили, правительство едет дальше…
Брежнев говорит: «Задрапируйте окна и раскачивайте вагон – пусть всем кажется, что мы едем»…»
Светлое будущее декларировалось, но самоупразднилось в массовом сознании. И страна, смысл существования которой состоял как раз в стремлении к коммунистическому завтра, затормозила, остановилась и начала жить одним днем.
Брежнев пытался наводить мосты с Западом, чтобы избежать ядерной войны, хотя делал это не слишком умело и в итоге похоронил политику мирного сосуществования афганской авантюрой. Общество втекало в цивилизацию потребления, пусть и в весьма скромных размерах. Жизнь становилась легче. Про информационное общество никто пока не слышал, ну да и пусть. Но копилась, копилась смертельная усталость от официальной лжи, от дефицита смысла, от безыдеальности бытия (чаще всего, заметим, уже лишенного в массовом сознании и религиозного оправданья). Да еще и вождь разваливался на ходу: еле ходил, еле говорил, еле жил…
«При Ленине было как в туннеле: кругом тьма, впереди свет.
При Сталине — как в автобусе: один ведет, половина сидит, остальные трясутся.
При Хрущеве — как в цирке: один говорит, все смеются.
При Брежневе — как в кино: все ждут конца сеанса».
Хуже горькой редьки
И вот минули сорок лет. Вы будете смеяться (а может, и наоборот) – но в России нашлось немало людей, которые вспоминают Брежнева как лучшего из правителей на своем веку. И даже те, кто не жил при нем ни дня, иногда в соцсетях поют ему осанну. Особенно в «Одноклассниках» (бываете там?).
Удивительная аберрация, не правда ли?
Стариков еще можно понять. Они ностальгируют по удалой молодости, когда были здоровы и любимы. А как понять нынешних молодых?..
Тщетно грамотные комментаторы напоминают про товарный дефицит, про бесконечные очереди, про идеологическое лицемерие, про Афганистан, наконец. Брежневский «застой», социальный столбняк вспоминается сегодня как блаженное царство покоя, как стабильно-благополучный мир без перемен.
То, что казалось главным изъяном, стало главным плюсом. На фоне крайне неопределенных жизненных перспектив и перманентных в последние годы угроз беспечному существованию хочется грустить о брежневщине как об утраченном непорочном Эдеме.
Перемены, как говорится, достали.
Но самое для этих уставших от накатывающейся новизны граждан печальное – что вернуться в этот благословенный Золотой век «реального социализма» невозможно. Приходится жить теперь. И допить до дна эту горькую чашу невыносимой жизни, которая хуже горькой редьки.
Рекорд Леонида Ильича побит
Оживились, впрочем, и мыслители иного толка. Те, кто сравнивают стиль и сроки. У кого и усталость другая, больше напоминающая то стреноженное, замороженное нетерпение, которое оттаяло в СССР в конце 80‑х годов…
Здесь хочется просто цитировать. Не вторгаясь в ткань соображений, общая нота которых понятна без комментариев.
Питерский писатель Валерий Заворотный рассуждает: «Сорок лет назад скончался Леонид Ильич Брежнев – Генеральный секретарь ЦК КПСС, четырежды Герой и прочая, и прочая, и прочая. Покойный правил страной восемнадцать лет. Хотя последние годы частенько путался в мыслях (если таковые имелись). Сейчас рекорд правления Леонида Ильича побит. С мыслями у нынешнего, правда, уже тоже не очень».
Одна недавняя эмигрантка вспоминает так: «Мы учились в 9 классе. Мы были злые и циничные дети. Смерть его не вызвала у нас ни сочувствия, ни жалости, только недоумение: казалось, что он будет всегда. Впрочем, учителя, согнавшие нас на траурную линейку, тоже не выглядели убитыми горем. Внезапные трехдневные каникулы всех страшно обрадовали. Тогда еще никто не понимал, что у нас на глазах бесславно заканчивается эпоха. Впрочем, на фоне нынешних упырей Брежнев выглядит просто беззлобным, хоть и бесконечно надоевшим всем маразматическим дедушкой».
Другая москвичка пишет прямо из эпицентра мировой бури: «Ничего лучше и краше, чем центр Москвы в период «гонок на лафетах», я не помню. 10 ноября 1982-го умер Брежнев. Центр мгновенно перекрыли. Мы жили на Тверской (тогда это была ул. Горького), по вечерам в центр пускали только по паспорту с пропиской, поэтому ул. Горького стояла каменной пустыней. Я помню эту неожиданную благословенную пустоту, Елисеевский магазин с изнывающими от скуки и отсутствия покупателей продавщицами. Последнее стало вообще сильнейшим впечатлением молодости – нынешние молодые даже представить не могут, насколько шокирующ был вид вполне себе упакованного магазина без толпы и очередей. Елисеевский был особым магазином – там водились продукты, поэтому обычно он напоминал нынешнее метро в час пик. Мое юное воображение было тогда сильно травмировано, но одновременно я почувствовала себя причастной неким высшим тайнам. Когда умер Андропов, я опять пошла в Елисеевский за эмоциями, а когда Черненко ушел вслед за товарищами, я уже просто гуляла по пустой улице Горького, подло надеясь на непрерывность неожиданной тенденции.
Брежнев умер под наше хихиканье над своим старческим тщеславием, побрякушками, неадекватностью. Знать бы тогда, что из питерской подворотни вышел ему на смену молодой чекист-дзюдоист, который легко обгонит его по длительности царствования…»
Провинциальная музыкантка тоже вспоминает о том времени, когда она училась в музыкальном училище, а балет Петра Чайковского по телевизору стал самым явным симптомом ухода очередного лидера нации в мир иной. «Периодически лившееся из телевизоров «Лебединое озеро» не нарушало нашу бурную музыкантскую молодость. Но сейчас я жду Петра Ильича с волнением в груди и трепетом в душе. У меня большие планы после «Озера». Я буду пить шампанское и коньяк в огромных количествах. Сначала шампанское. Затем я буду пить коньяк. Потом снова шампанское. А потом… Посмотрим, что будет потом».
Перебор с цитатами? Но от еще одной не удержусь. Пишет покинувший этим летом Россию православный священник, популярный блогер: «Я‑то почти уверен, что Путин умер. По телеку хрень несут – двойники. А некое коллективное руководство в смятении. Потому что вот такие опытные аппаратчики, как Пригожин или Кадыров, уж точно знают, что на живого Путина никакая публичность повлиять не может, вопросы решаются без шума. И вдруг они берут и шумят, значит там не Путин, там какие-то другие, слабаки, судя по всему. Податливые. Умер или в коме, одна хрень. Путина нет».
Ну-ну. И слов нет.
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
С вами Байден и Вашингтонский обком..
Что это было?