Ответственность за войну: ощущают ли ее россияне?

Кинокритик Антон Долин: россияне уже ощущают ответственность за войну

Ответственность и вина за войну – в чем разница? Ощущают ли россияне вину и несут ли ответственность уже сегодня, рассказал кинокритик Антон Долин в эфире Stratera Show.

ответственность за войну

В российском обществе популярен тезис о том, что рядовые граждане не несут ответственность за действия властей, и они не имеют отношения к развязыванию войны против Украины. Другого мнения придерживается российский кинокритик Антон Долин. Он говорит, что хотя вину ощущают далеко не все, ответственность уже настигла многих — это и ограничения на получение виз, и экономические трудности, и др. Признает кинокритик и упущения со своей стороны. У сложившейся ситуации есть множество причин, одна из них — то, что в России не произошла десталинизация. О вине, ответственности и стыде Антон Долин говорил в эфире Stratera Show на радио «Голос Берлина» с ведущими Машей Майерс и Дмитрием Губиным.

Антон Долин: Есть для меня не две категории (ответственность и вина), а три категории, которые находятся в этом одном ряду. Третья категория, точнее говоря, первая — это категория стыда. Стыд отличается от вины и ответственности. Это не просто этическая, абстрактная категория. Это внутренняя вещь, это чувство. Тебе стыдно или не стыдно. Самое бессмысленное действие в мире — это кого-то стыдить, потому что ты либо испытываешь стыд, либо нет. Вот я его очень острым образом испытываю.

Дальше я стал думать — почему, с чем это связано? И пришел благодаря стыду к ответу на вопрос про вину. В чем вина? Мне казалось долгие годы, что я занимаюсь на своей территории маленькой борьбой с тем злом, которое расползается по России, а через нее по всему миру. А это зло использовало меня все это время, как прикрытие этого того зла, которое делает.

Я приезжал на Каннский фестиваль, что-то умное по-английски или по-французски своим коллегам запрещал. Они меня слушали или смотрели фильм «Левиафан» и говорили: все не так уж ужасно. Смотрите — в России какие прекрасные люди делают прекрасные вещи. Не то, что мне надо было из себя изображать, но просто если бы я это осознавал, если бы я понимал, что я являюсь этим фасадом, что я потемкинская деревня.

Маша Майерс: А что бы это поменяло?

Антон Долин: Я думаю, возможно, те случаи, когда я прикусывал язык и не говорил напрямую на политические темы сам, из собственного нежелания быть так называемой демшизой. Я мог бы не прикусывать язык никогда. И, возможно, я бы очень сильно потерял бы в аудитории и прочее, но приобрел бы немножко самоуважения.

Были моменты, когда я о себе говорил, я занимаюсь кино, у меня другое как бы. Но это не вопрос развилки, как надо было себя вести. Это вопрос понимания того, что в этой огромной машине машине подавления, уничтожения, пропаганды, такой винтик под названием Антон Долин тоже присутствовал. Он присутствовал для создания вот этого отвлекающего щита. Когда за этим щитом пряталась машина, просто пожирающая людей. И то, что этот винтик Антон Долин также пытался бунтовать, используя свою медийность для защиты Олега Сенцова в суде или Юрия Дмитриева, или так далее. Ну, это я сам с собой разбираюсь с этим. Но это не мешало мне этим винтиком быть, я им был. Это то, что касается вины.

Что касается ответственности, то ответственность это очень хорошая штука. Вот ответственность ваша. Вот, например, вас обвинили, там, не знаю, что вырубили деревья, а вы их не рубили. Но кто-то увидел, опознал, и вас приговорили к высаживанию новых деревьев. Вот выходите высаживать новые деревья. Это ваша ответственность, потому что суд решил, что вы это должны делать. И если вы этого не делали, вы не виноваты и прочее — ответственность есть ответственность. Вот сейчас есть ответственность всех граждан России.

Кто-то, в том числе мои коллеги украинцы, они просто кричат от боли со словами: россияне не признают свою ответственность, коллективную ответственность. На самом деле это не важно, признают они ее или нет, это вообще не имеет значения.

Дмитрий Губин: Ответственность, пишет Ясперс, это то, что налагается.

Антон Долин: Совершенно верно. То есть, условно говоря, нет у вас «Макдоналдса» — это ваша ответственность. Нет у вас возможности получить визу туристическую за два дня и поехать в Париж — это и есть ответственность, которую вы несете. Не можете вы просто так на улицу выйти, не боясь, что вас сейчас загребут и в армию отправят. То есть все это и есть ваше наказание.

Мы живем в мире процесса Кафки, где человеку сначала определяют его ответственность, а потом он начинает докапываться внутри себя и внешне, в чем же его вина. А сейчас происходит именно так. Хорошо это или плохо? Это другой вопрос. Но главное, что те, кто желает, чтобы все россияне несли ответственность, они не понимают, что эта ответственность уже происходит, она уже есть. И то, что слово «русский» стали во многих странах произносить совершенно с другой интонацией, и эта интонация надолго с нами — это тоже часть ответственности.

И, конечно, можно сказать, что Путину больше нравится изображать из себя отца нации, а не ребенка. Но, конечно, любой правитель это дитя этой нации, этого народа, а не отец. Они изображают из себя отцов, они это любят, но это всего лишь иллюзия. Это имидж и не более. Я думаю, с этим мы все согласимся. Поэтому ответственность есть по-любому. И наше признание или непризнание этой ответственности не меняет абсолютно ничего. Это как люди, сидящие в общей камере, одни говорят: я ничего не совершал. Другие говорят: я совершал, но срок слишком жесткий. Третьи говорят: я виноват, и вообще-то лучше бы мне пожизненное вынесли. Важно то, что вы сидите в одной камере и не вам решать, сколько вы там посидите.

Маша Майерс: Вы привели пример довольно подробный, какую ответственность несут те люди, которые до сих пор находятся в России. А какую ответственность вы здесь несете сегодня, после того как эмигрировали?

Антон Долин: У меня все очень просто. Я остался без дома, без большей части своих работ, без документов. У меня только российский паспорт. Там виза, которая истечет через несколько месяцев. И будет ли новая, мне непонятно. Ответственность за моих детей, для которых у меня в России, как мне казалось, все устроено, она обнулилась. У них совершенно по-другому теперь выстраиваются их биографии, их учеба, где они будут, как жить. Моя ответственность — моя жена, моя собака.

Моя ответственность, чтобы пока я находился и говорил здесь про злодея Путина с вами в эфире, чтобы одновременно с этим моих друзей или моих родных в Москве не арестовали за это. Это тоже моя ответственность, это все часть моей ответственности. Она огромна. Она стала гораздо больше, чем раньше, потому что мне ту ответственность, которая у меня была в Москве, помогали нести наработанные за 20 лет довольно тяжелой работы аудитория, имидж, реноме. Я всего этого лишился. У меня это есть в маленьких облаках каких-то людей, знающих мое имя с фамилией, которая по всему миру немножко находятся. Но основная часть этих людей, конечно, в России.

Маша Майерс: Но это то, что вы сами на себя накладывает. А что общество здешние на вас накладывает сейчас какую ответственность? С чем вы можете быть внутренне не согласны?

Антон Долин: Вот визу не дают, например. Я не знаю — все, что угодно есть. Просто это внутренние вещи, о которых мне неохота подробно рассказывать. Но какие-то формы неприятного равенства перед законом или чего то, выдаваемые за равенство перед законом, которое на самом деле неравенство, я уже наблюдал.

Но одновременно с этим я обязан сказать (я считаю важным это сказать, поскольку одна из главных тем последних месяцев это чуть ли не ненависть к россиянам в странах Балтии), что за восемь месяцев жизни в Латвии ни я, ни моя семья, мы лично, ну, кроме бюрократических каких-то деталей, мы не столкнулись ни с одним проявлением неприязни, ни разу. Только тепло, только приятие. Люди на улице останавливаются. Говорят: спасибо, что вы выбрали нашу страну, что вы здесь живете, что вы здесь работаете. А когда вы будете выступать, а где вас еще можно почитать? И этого бесконечно много. И это не от эмигрантов из Москвы или Твери, или Сыктывкара. Это местные люди, это русские, это латыши. И каждый раз я это ощущаю как незаслуженный подарок. Я много этого вижу и слышу, и, ну, как бы растроган каждый раз предельно.

Дмитрий Губин: Вопрос с профессиональной ответственностью. Извините, что напоминаю то, что вы прекрасно знаете, но в Германии очень важное время, с точки зрения кинематографа, январь 1979 года, когда показывают четырехсерийный мини-сериал «Холокост» американского режиссера Марвина Хомский. И вся Германия сидела у телевизоров. Говорят, даже менялось давление воды, потому что никто в туалет не ходил, душ не принимал, борща не варил. Все смотрели этот фильм, и Германия была потрясена. Просто это было завершение процесса денацификации. Скажите, почему такой фильм по отношению к сталинизму не был снят в России?

Антон Долин: У нас не был снят такой фильм. Вот и все. Давайте называть вещи своими именами. Десталинизация в России не произошла, она не состоялась. «Покаяние» Абуладзе — это было начало того процесса, который не состоялся. Был «Хрусталев, машину!» никем неувиденный, было и «Холодное лето 53-го», довольно популярный фильм прекрасный. Этого было недостаточно. Прах Сталина должен был быть развеян с проклятиями. Имя его должно быть запрещено. Вот как в Германии не мытьем, так катаньем, как угодно. Здесь слова там «СС», «гестапо» нельзя их произносить с каким-то позитивом, если ты не совсем сумасшедший. А в России можно говорить: да, у меня дедушка в НКВД работал, и даже гордиться этим.