Провожая королеву
Я подолгу жил в городе, где каждая вторая псина на утреннем и вечернем выгуле – корги. И это не в Англии. Сначала я удивлялся, а потом перестал. В конце концов и в моей разбросанной по мире семье единственная на всех собака – именно корги. Время от времени ее фото появляется в соцсетях.
Корги убедительно хороша сама по себе. Но на прогулке, у встречных часто вызывала еще и ассоциацию с британской королевой – любительницей собак этой породы. «Королевская собака!»
И внезапный трепет, как если бы вместе с собакой вам передавалось отчасти подданство. Или, по крайней мере, возникало хорошее чувство, не подпорченное примесью иронии или сарказма. В наше время дорогого стоит. Как если бы сама старушка-королева лукаво подмигнула нам одним глазом и махнула платком.
Монархия – мать порядка
Елизавета жила так долго, что, казалось, будет жить вечно. И вот ее не стало.
Многие теперь говорят, что она своим присутствием на мировой авансцене – пусть даже в эпизодической роли – создавала ощущение стабильности, ощущение надежности и прочности: была своего рода якорем, который держал корабль цивилизации в более-менее надежной гавани, не позволяя сорваться и ринуться в гибельную даль. Пьяные матросы буянили, но несильно.
Вот так же, где-то на горизонте событий, вдали от злобы дня, – присутствует где-то Далай-лама. Так же, но не совсем. Когда Далай-лама умрет, тут же где-то на задворках мироздания обнаружится мальчик, который окажется его реинкарнацией (не удивлюсь, если в нашем веке это будет девочка). А Елизавета неповторима.
Читайте также: Шампанское. Игристое. Россия. Франция
Она обладала секретом внутренней цельности, глубинной верности себе. Никакого сумбура и переполоха, из которых часто состоит наша жизнь, перемогаемая наугад и совершающаяся врасплох. И это не покупалось ею ценой отказа от личного начала. Просто эта личность старомодно посвящала себя долгу всецело. С нами же такое случается обычно только эпизодически.
«Сегодня трудно представить себе более цельной личности, в которой так естественно и непостижимо соединялись бы величие и простота, власть и смирение, аристократизм и самая подлинная демократичность». Киевский философ Андрей Баумейстер признавался в прочувствованном посте-некрологе, что личность королевы, ее образ, ее присутствие, ее рождественские обращения, несколько десятилетий были частью его внутреннего мира. Чем-то очень важным и дорогим. И, как пристало философу, излагал формулу монархии как скрижали национального бытия:
«Монарх – живое свидетельство в интересах того, что кроме партий и политических интересов есть еще страна и народ. Монарх не связан узкими политическими обязательствами, и он не должен становиться на чью-то сторону. Монарх должен быть лишь на стороне собственного народа и интересов всей страны. Он играет консолидирующую, объединительную роль. В эпоху политической борьбы, политических шоу и карнавалов, во времена всепоглощающей плоской болтовни, быть символом единства и моральным авторитетом – весьма важное дело. Политическая власть, ее прочность и авторитет зависят не только от государственных институций и политических партий. Легитимность власти подпитывается из более глубоких источников – моральных, культурных, религиозных. Эти источники формируются в течение долгой истории. И монархи являются живым олицетворением этой истории. Они соединяют прошлое с нынешним и будущим. Английская королева олицетворяет британские традиции, британскую историю и культуру. Монархия в ХХІ веке существует потому, что символы и моральные авторитеты, историческая и культурная память еще не утратили для нас свое значение. И если в мире останутся только экономика и политика, этот мир станет намного прозаичнее и беднее».
Влюбленность украинца Баумейстера в английскую монархию бескорыстна; он платит ей дань признания как христианский консерватор. Но найдется немало людей, которые целиком или отчасти согласятся с его утверждениями в эти печальные дни. Даже если по сути своей не являются монархистами и не готовы принять такую обязывающую прописку.
Мой приятель, поделившись своим огорчением, спросил у меня, в жанре риторического вопрошания, а не было ли бы лучше для России, если бы Николай II оставался на троне – ну вот весь ХХ век? Пришлось его разочаровать. Бедолага Николай не чувствовал тектонических сдвигов эпохи. Он воображал себя романтическим узником статуса, обеспечивающего секретное единство с народом, историей и Богом. Чему безуспешно вредили, в его понимании, только петербургские и московские журналисты и адвокаты, преимущественно инородцы. Он не хотел делиться властью и не умел грамотно ею распорядиться. Недоразрешенный крестьянский вопрос и нерешенный вопрос национальный вкупе с участием в безумно развязанной войне предрешили судьбу монархии в России.
А английские короли, первыми сообразившие, что общество созрело для принятия на себя ответственности за судьбу страны, дали монархии путевку в будущее. Постепенно, но однозначно они отдали власть над принятием текущих решений парламенту, сохранив ничуть не менее важную роль гаранта единства и стабильности. Не в каждой другой стране так получалось, но кое-где удалось эту модель по-своему воспроизвести.
Рассосалась великая империя, сменившись на содружество, на наших глазах индустриальное общество трансформируется в информационное, Модерн приобрел приставку «пост», изменились гаджеты, моды и платья – а идея монархии кого-то по-прежнему греет.
Кошелек Елизаветы
Можно не любить монархию, смеяться над короной и вообще щеголять скептицизмом. В конце концов, и в самой Британии отношение к Елизавете и ее родне знало периоды довольно жесткого критицизма. Вспоминают времена, когда королевская семья была не слишком-то популярна в Великобритании. Например, конец 1960‑х – начало 1970‑х годов. Тогда на фоне контркультурных завихрений, молодежной фронды истеблишменту, ошеломительных новостей в сферах музыки, кино и космоса «знатные придурки» со своей таблицей престолонаследия казались безнадежной архаикой, которую давно пора списать с корабля современности.
В 1969 году Би-би-си внедрила свои камеры в том самом замке Балморал, где закончились спустя полвека с лишним дни Елизаветы, – чтобы снять первый документальный фильм о жизни королевского семейства. Под лозунгом – ничто человеческое им не чуждо. Тогда королеву отправили с младшим сыном в лавку покупать что-то житейское. Я сам не видел, но говорят, что «по одному тому, как она достала кошелек, и с трудом что-то там подсчитывала, перебирая монетки со своим профилем, было понятно, что она никогда этим раньше не занималась. И это было даже по-своему трогательно».
Многократно образ Елизаветы разменивался на разные версии в искусстве. Шел в тираж и подвергался изощренной художественной трепанации. В «Просто квесте» основательницы анархической программы творческого письма Маз Эванс королева – соратник богов-олимпийцев в войне с Танатосом. Джоан Роулинг в своей эпопее про Гарри Поттера намекает на нее, как говорят, образом злодейки-инквизиторши Хогвартса Долорес Амбридж. В «Бабуле-бандюге» Дэвида Уильямса Елизавета собеседует с пожилой дурой, которая от скуки решила ограбить королевскую сокровищницу. В экранизации книги еще одного британца, Роальда Даля, «БДВ, или Большой и добрый великан» отправляет армию на войну с великанами-людоедами.
Если в киноэпопее «Корона» и в фильме «Королева» она представала натурой непростой и вызывающей сочувствие, то в кинокартине «Спенсер» была показана высокомерной злючкой, а в «Голом пистолете» оказалась и вовсе персонажем комедии… «И так далее, и так далее: национальный символ, персонаж боевика, героиня комикса, сказочная волшебница, клоунесса, злодейка, бабушка… Она была сразу всем», – так констатирует блогер Ольга Бугославская. Уход обозначил некую пустоту, зияние там, где все казалось особенно прочным.
Роль ее еще не была до конца отыграна, а бури и шторма развернулись от края до края мира. «Двадцатый век ушел за две недели», – констатирует один пристрастный наблюдатель, связывая два ухода: президента СССР Михаила Горбачева и королевы Елизаветы. Он фиксирует скорее, что рассеялись в небытии последние вздохи минувшего столетия, история смахнула со стола последние крошки. Многое из того, что виделось незыблемым, вдруг оказалось невероятно шатким, крайне уязвимым и явно не вечным.
Обрыв стабильности. Конец эпохи. Прощание – в момент решительного столпотворения, который некоторым видится окончательным бедламом и тем концом света, откуда разгорается заря апокалипсиса и веет грозной вьюгой Страшного суда. Мы сидим, пьем чай и ведем разговоры о третьей мировой. Стрекочет одинокий кузнечик. По вечернему небу пробегают зарницы. А где-то уже гремит и сверкает.
…А может, пронесет? Но пока я гляжу, как другая империя, выродившаяся в злую и ничтожную пародию на себя, пафосно скользит под горку, в небытие, со всеми ее голосистыми певцами и певицами, актерами и оркестрантами фарсовой сцены. Нельзя вчуже не умилиться тому, как работают судьба или Провидение помимо воли энтузиастов и конфидентов давно протухшей идеи величия, основанного на силе (и немного на наглости и коварстве). И чем больше в нее вкладывают, тем скорее, тем окончательней и бесповоротней, и давно уже пройдена точка, где можно было бы остановиться и опамятоваться и что-то как бы еще подсохранить.
Уже не нужно ни препятствовать, ни способствовать, только стой, кажется, и смотри с блаженной улыбкой идиота на свирепую и неизбежную работу истории. Прощай, кровавая малина!
А все же грустно. Я б сказал, тошно. Брезгливо змеится улыбка, и отдается в сердце эхом поруганная память былых, не совсем все-таки ничтожных, веков.
Ну да ладно. Быть может, где-то в инобытии Елизавета достанет свой кошелек и заплатит за нас, даже если мы того не стоим. А ее собачья свита радостно подтявкнет.
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
