Что больше весит на весах новой петербургской культуры: оскорбленные чувства или разбитый нос? «Странный вопрос», – скажете вы. Нелепый вопрос. Но не нелепее некоторых подробностей жизни на берегах Невы.

Взаимные извинения фото 1

Любопытные события происходили недавно в самом сердце «культурной столицы» – как часто называли Санкт-Петербург в постсоветские времена – в петербургском «Эрмитаже», одном из крупнейших российских музеев, своего рода визитной карточке страны в мировом информационном пространстве.

Сначала неизвестный посетитель повесил на стене в музее свой портрет, а его подруга, бросая вызов приличиям, фотографировала этот сюжет. В кадр у нее попали также другие посетители музея, которые рассматривали экспонат.

Читайте также: Конец прекрасной эпохи

Потом другому неизвестному посетителю сотрудник музея сломал в поединке нос.

Впрочем, вскоре все имена и многие сопутствующие обстоятельства всплыли на поверхность и отобразились в потоке новостей.

Наказать пересмешника

Посетителя «Эрмитажа», который повесил на стене музея свой портрет, где он изображен в виде участника Отечественной войны 1812 года, зовут Кирилл Смородин. И человек он небезызвестный. Тихий герой наших дней, пусть не последних, а еще предпандемических.

Смородин работал таможенником, пробовал себя сценаристом. «В 29 лет после затяжной депрессии думал покончить жизнь самоубийством. На очередном сеансе психотерапии он решил совершить невероятную глупость, которую раньше себе не позволял. Собрав рюкзак и попрощавшись с родными, он без денег и страховки отправился в кругосветное путешествие, которое станет для него спасением», – так говорится в аннотации к книге «537 дней без страховки. Как я бросил все и уехал колесить по миру».

Появилась книга после того, как 1 января 2019 года Смородин вернулся в Петербург из кругосветного путешествия автостопом.

По ходу своих странствий он пережил много такого, что процентов на 99 многим из нас не суждено: провел ночь на Великой Китайской стене, в Лаосе сплавлялся девять дней на самодельном плоту, в Таиланде фотографией зарабатывал на билет до Америки, наблюдал мир с высоты вулканов Улувату в Индонезии и Котопакси в Эквадоре, влюбился в венесуэлку, летал на частном самолете над Сан-Франциско, пересек Америку по ее «главной улице» – легендарной ROUTE 66, работал матросом на довольно ветхой шхуне, стал живой контрабандой в Лондоне, и, как говорится, заново и удачно учился любить жизнь.

В общем, Смородину на пятой точке ровно не сидится. Я думаю, пандемические ограничения его несколько перенапрягли, и он решил пошутить. Возможно, развеселить публику забавной скоморошиной, прописавшись среди героев древней войны и честно известив об этом на своей странице в инстаграме.

В недоступном ныне посте Смородин написал, что прогуливался по «Эрмитажу», а потом подумал: «А почему здесь нет моего портрета?» – и решил повесить на стену музея свое изображение в допотопном мундире. Едва ли порядок событий был именно таким, но что сделано, то сделано.

Последствия, представьте, не замедлили нагрянуть. В музее сообщили, что кощунственный «лист с данным изображением на стене галереи был замечен музейным смотрителем, после чего немедленно снят». Мало того, «Эрмитаж» сделал запрос в питерскую прокуратуру, чтобы та провела неискусствоведческую экспертизу.

Действия Смородина рафинированные музейные авгуры, догадываясь о самом ужасном, но не рискуя все-таки поверить самим себе до конца, предложили проверить «на предмет возможного нарушения им законодательства, в том числе в части публичного оскорбления памяти защитников Отечества» – ветеранов 1812 года.

Вот оно как, Кирюша. Эстетические критерии и житейская мораль уступили свое место политической неизбежности. Это тебе не хиханьки-хаханьки. Это суровая родина в лице утонченных эстетов из «Эрмитажа» задала тебе такой вопрос, что после остается только собрать узелок, сесть на табуретку и ждать стука в дверь.

«И в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок», – как писал один поэт про схожие петербургские / ленинградские оказии. Последних скоморохов на Руси разогнали или истребили еще в XVII веке в приступе религиозного воодушевления.

Русский Бэнкси явился

Социальные сети откликнулись на происшествие в своем стиле. Кто-то попенял на общий упадок нравов («одичание как оно есть»), кто-то завел речь о мелком хулиганстве, но многие удивились странному неблагозвучию, которое они различили в описанной цепочке поводов и следствий.

Знающие люди отметили, что шутнику грозит непомерно крупный штраф (до 3 млн. рублей) или вполне реальный срок – до трех лет лишения свободы. А кое-кто встал на сторону Смородина: «Это жгучая ревность старости к юности и задору, ненависть умирающего к живому» (блогер Лейсан Мавзиева).

Среди самых убедительных суждений на сей счет – то, что написал креативный директор издания Snob.ru Ренат Давлетгильдеев: «Протер глаза. Перечитал ещё раз. ««Эрмитаж» обратился в прокуратуру с требованием проверить». 

Ээээ. Вы чего, ребят? 

Мы живем в стране, где пространство искусства – последнее поле адекватности. В стране, где на вас, уважаемый «Эрмитаж», жалуются в прокуратуру, едва вы заходите на территорию, чуть более спорную, чем Рембрандт… 

Но самое чудовищное в этой ситуации – жуткая, совершенно искусственная и лишённая смысла формулировка «оскорбление чувств». Именно прикрываясь этой универсальной фразой власти лепили двушечку главным акционистам новой России, отключали лучший телеканал страны от эфира, травили всех, кто хоть немного выделяется на фоне застойной серости. Не говоря уже о банальной абсурдности самой идеи заподозрить ветеранов войны 1812 года в том, что их что-то может оскорбить. 

Одумайтесь, пожалуйста. Очень прошу. Улыбнитесь. И оставьте парня в покое».

Коллективная память Сети сработала тоже: вспомнили и про то, что происшествие в «Эрмитаже» не первый случай в музейной истории с «лишним экспонатом». «Это же подражание Бэнкси! Это он или его волонтеры развешивали картинки среди музейных картин. И долго висели в некоторых случаях, кстати». Бэнкси повесил целую серию своих работ в экспозиции разных галерей мира: от Лувра до Метрополитен. Скажем, разместил картину «Crimewatch UK Has Ruined the Countryside For All of Us» на стене лондонской галереи Тейт, рядом с пейзажами художников XIX века. Она изображала буколическую местность, перекрытую сине-белой сигнальной лентой.

Обыгрывалось при этом название английского шоу о преступлениях «Crimewatch», «испоганившего представления о природе для всех нас». The Guardian тогда сообщала, что охрана без спеха убрала картину и сдала ее в отдел потерянного имущества. Или в Лувре: рядом с Джокондой Леонардо Бэнкси свою версию «Улыбка Моны Лизы».

Только вместо лица у его Моны Лизы был желтый улыбающийся смайлик. Между прочим, в 2006 году картина была продана более чем за 56 тыс. фунтов стерлингов на аукционе Sotheby’s.

Мало того, припомнили, что однажды в 2016 году и в самом «Эрмитаже», щеголяющем ныне чистыми ризами, довольно странные арт-объекты нашего современника Яна Фабра размещались среди картин Рубенса, Снейдерса, Ван Дейка и других старых мастеров. Критики тогда приветствовали такой диалог.

Или что дозволено Бэнкси и Фабру – не дозволено Смородину? Где граница дозволенного и неразрешенного? Блогер Михаил Немцев пишет, к примеру, про Кирилла: «Этот петербуржец поступил как человек, разбирающийся и в искусстве, и в истории. Он сделал пародию на парадный портрет, поместил его в ряд других парадных портретов, сделал фотографию себя на его фоне. Это довольно интересный художественный акт, который как минимум подразумевает, что парень осознаёт, где находится и что делает. Он артистически взаимодействует с местом и с жанром. Хорошо ли, плохо ли, это можно хотя бы как-то обсудить, и тут есть повод для дискуссии. Одичание – это обвинять его в каком-нибудь «оскорблении памяти ветеранов 1812 года»».

Это отдельные, вполне реальные проблемные сюжеты: граница между искусством и неискусством, коммуникация между современными акционизмом, contemporary art – и классикой. Но едва ли тут есть тема для прокуратуры. По крайней мере, пока речь не идет об откровенном вандализме.

…В итоге Смородин предпочел «не нагнетать». Можно сказать, капитулировал. Он снес свою страницу в инстаграме и принес публичные извинения за «неудачную шутку» музею и его директору. И мы его, пожалуй, поймем. Есть что-то безнадежно-неизбежное в некоторых житейских сюжетах.

Об одном из них он сам рассказал, описывая свое путешествие вокруг планеты: «Я встретил маленькую девочку на Байкале, около Кругобайкальской железной дороги. Они очень бедно живут, и девочка каждый день ходит за 5 километров в школу пешком по железной дороге. Я написал ее историю у себя Instagram, и мы всем миром скинулись ей на мобильный телефон. У нее не было телефона, и ее обижали и гнобили из-за этого в школе. Я потом провел одну ночь у ее родителей дома – и это было просто невозможно: они и пьют дома, и курят там же. Атмосфера ужасная. А через три месяца телефон у девочки пропал: то ли в школе украли, то ли сами родители его куда-то дели».

Новый нос

Вторая эрмитажная история менее затейлива, но живописно обрамляет наш главный сегодняшний сюжет, навевая мутные ассоциации и со знаменитой гоголевской петербургской повестью «Нос» и с детской задачкой: помните провокационный вопрос, на который крайне трудно ответить однозначно: «Если в музее случился пожар и можно спасти либо музейную кошку, либо картину Репина, какой выбор сделаете вы?»

А дело в том, что на днях сотрудник «Эрмитажа» сломал нос посетителю. Об этом в инстаграме поведала модель и фитнес-тренер прекрасная Настя Миронова, которая была в компании пострадавшего.

По ее словам, охранник внезапно напал на ее спутника, пока они искали QR-коды, которые теперь нужны для посещения музея. Спутник этот, кстати, не бомж какой-нибудь (хотя кто сказал, что можно бомжей бить по носу?), а Николай Никитин, по циркулирующим в инете сведениям – сын владельца компании «Евросиб» Дмитрия Никитина.

В пресс-службе «Эрмитажа» оценили случившееся в первый день введения обязательного предъявления QR-кодов как «неприятный инцидент»: «Между посетителем, пытавшимся войти в музей через выход, и сотрудником музея завязалась потасовка, в результате которой сотрудник ударил человека по лицу… Сотрудник, совершивший проступок, полностью признает свою вину и раскаивается за свои излишне эмоциональные действия. Он объясняет это общим состоянием нервозности, связанным с пандемией и ее влиянием на жизнь…»

Бить с размаху в нос – это, конечно, не кощунственное вывешивание посторонних артефактов. Это извинительная слабость, досадная промашка, пандемический флюид.

Просто заместитель заведующего отделом музея «Главный штаб» Илья Астров немного разволновался. Возможно, даже имел на это право. Поэтому на сей раз «Эрмитаж» не пошел в прокуратуру, а лишь принес свои извинения пострадавшему и его спутникам, а также – до кучи – другим посетителям, ставшим свидетелями этого безобразного происшествия.

Да и то правда: с носами в Питере всегда было всё непросто со времен майора Ковалева. Возможно, еще сложней, чем с оскорбленными чувствами ветеранов 1812 года.

Читайте также:

Подпишитесь на наш Telegram
Получайте по 1 сообщению с главными новостями за день
Заглавное фото: Mistervlad/shutterstock.com

Читайте также:

Обсуждение

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии