Тонкий юмор в рассказах раннего Чехова
Мне пришлось немедленно расстаться с одесситкой Диной, с которой я уже встречался год и с которой даже поговаривали о свадьбе. Дина была очень хорошей женщиной, простой, преданной, но с ней можно было смеяться над одесскими анекдотами, а я хотел спорить о Станиславском, Арто и тонком юморе в рассказах раннего Чехова.
Об этом – можно было только с Тамарой. Я всегда тянулся к умным женщинам. Через неделю или две с Тамарой начались серьезные проблемы. Я работал водителем при хосписе, и мой рабочий день был с 8 утра до 6 вечера. Это означало, что в 10–11 вечера надо было ложиться спать, то есть в будние дни – никаких тусовок.
Читайте также: Любовь во время коронавируса
Это с будущей великой режиссершей не очень хорошо согласовывалось. Она приехала с Кавказа, из Москвы, Оклахомы не для того, чтобы жить в Нью-Йорке с простым, пахнущим бензином водителем и ложиться спать в детское время. С таким же успехом она могла оставаться в своей родной деревне. Тамара приехала за всемирной режиссерской славой на Бродвее.
Ещё Москва изменила Тамару. От той застенчивой кавказской девочки не осталось и следа. Теперь она была богемой, то есть любила потусоваться, выпить, и, так сказать, сексуальное либидо Москва освободила полностью.
Но ей приходилось мириться с моим расписанием, пока бродвейские миллионы долларов на нее не обрушились. Конечно, мне тоже не хотелось работать, а хотелось тусоваться всеми ночами и спать до трех дня, но откуда тогда будут браться деньги?
Моя работа была тем, чем я платил за квартиру, алкоголь и за ее наряды. Это были те деньги, за которые мы по выходным ходили на эти бродвейские шоу. Я чувствовал, что Тамару не тянул, и со страхом думал о будущем. Кто я был?
Сын мясника, выросший в бандитском районе Киева и пишущий нелепые для русскоязычного уха верлибры.
Однажды вечером к нам пришел мой знакомый поэт Гольдбаум. Он тоже нигде не работал. Как-то выбил себе в Америке пенсию по психушке, хотя еще и 35 не было.
Короче, он ночевал одну ночь у знакомых, набирал целую фляжку водки и потом три дня шлялся, ночуя в ночлежках, православных церквях и синагогах. Когда кончалась водка, он прибегал назад. Мог неделями подбирать рифму к одной строчке.
Я его крупно уважал за это. Короче, мы прилично выпили и говорили об искусстве до 12 ночи.
Иногда Гольдбаум думал, что я уже пьяный и не замечаю, как он клал руку Тамаре на колено, и она только смеялась. Потом я не выдержал и сказал: «Поэт Гольдбаум! По домам! Мне завтра целый день водить машину.
А то я еще аварию сделаю, и сам погибну, и пассажиров до хосписа не довезу».
Тамара явно хотела еще тусоваться и пьяным блядским взглядом посмотрела на Гольдбаума: «Ну, Саша!!! Ты иди спать, а мы еще с Гольдбаумом потусуемся».
Поэт добавил: «Да, да, ты иди там, хорошо выспись. А мы тут еще с Тамарочкой о Достоевском не договорили».
Они вместе расхохотались. Я посмотрел на них: «Да, наверное, вы правы. Вы тут еще потусуйтесь. Спокойной ночи!»
Я повернулся в сторону спальни, вдруг резко развернулся и ударил Гольдбаума в морду. Он упал со стула и пополз к двери. Я ему дал ногой еще: «Что, о Достоевском не договорили еще?»
Он на карачках дополз до двери. «Саня! Да ты с ума сошел! Так же и убить можно. Полиция!»
Гольдбаум выбежал за дверь. Я открыл дверь настежь и повернулся к Тамаре: «А ну, бери все свои вещи и сматывайся отсюда, шлюха!»
Тамара испугалась и расплакалась: «Любимый! Мы ничего не имели в виду. Я же только тебя люблю!»
Она, плачущая, подскочила ко мне и стала целовать в губы. Мы все ночь занимались сексом, как кролики, и первый раз без презервативов.
Я такого секса еще никогда не имел. Тамара говорила, что я похож на ее отца.
Утром я позвонил в хоспис и взял на день больничный, и мы продолжили.
Раковые больные, которых я должен был перевезти из депрессивной больницы в безнадежный хоспис, наверное, очень обрадовались однодневной отсрочке.
Часть вторая
Неделя прошла нормально. Мы с Тамарой смотрели по вечерам спектакли по телевизору, ложились спать рано и трахались вовсю, как кролики.
Может, у меня еще может быть такая столичная московская девушка, с которой я буду чувствовать, что вырываюсь из этой жизни, из местечкового мертвого Бруклина, от умирающих больных, тяжелой физической работы с инвалидными колясками. Ну, конечно, не понятно, чего Тамара должна быть со мной, но все же.
Через неделю или две Тамара уговорила меня навестить Алешу. У него был богатый папа, который ему купил квартиру прямо на Бродвее. Алеше даже не надо было работать. Неоновые огни театров были видны прямо из окон квартиры.
Чуяло мое сердце, что к Алеше не надо было ехать, но если вы любите женщину и она от вас чего-то хочет, то она это получит.
Мы приехали к Алексею поздно вечером в субботу. Я припарковал мой рабочий вен, мой «Раковый Корпус», мы купили водку и зашли в дом.
Водка с хорошей закуской, с беседами об искусстве и литературе, у кого какой герой любимый в «Братьях Карамазовых», – и бутылка ушла за двадцать минут.
Пора было идти за следующей. Ну понятно, что ни женщина, ни хозяин дома не могут это сделать. Тем более я пил совсем немного: все-таки за рулем. Если заберут права, кем я буду работать? Я ушел за водкой.
Рядом магазина не было, только бары. Я вернулся через полчаса и вижу сцену, как Алеша раком трахает Тамару. Даже забыли двери закрыть. Вне себя от гнева я дал Алеше в морду.
Он упал и схватил со стены ружье, коллекционное, но работающее: «Старик! Что тут такого? У меня неделю не было секса! Остынь! Уходи! Я ее люблю!»
Тамара схватила кухонный нож и закричала: «Алеша! Как только я тебя увидела, так я поняла, что ты моя судьба. Спаси меня от этого монстра сумасшедшего!»
Я закричал: «Тамара! Ты еще об этом пожалеешь. Ты думаешь, что я сумасшедший? Ты еще не знаешь этого алкаша Алешу! Он всех своих баб пиздит!»
Алёша не согласился: «Врешь! Не всех! Только сук подлых!»
Идти на ружье и нож ради этой бляди и дешевой актрисы?.. Я развернулся и пошел к машине, к моему Раковому Корпусу, чтобы ехать в мою Бруклинскую Сибирь.
По дороге купил цветы и поехал к Дине извиняться. Одесские анекдоты победили Чехова и Станиславского. Через три дня Дина опять жила у меня, как будто и не было этого месячного перерыва.
Через месяц мы уже и забыли об этой истории и снова пошли разговоры о свадьбе. И вот как-то мы легли спать и начали целоваться.
Только Дина на меня залезла, как позвонили в дверь. Я сказал Дине, что, наверное, ошиблись дверью, и пошел проверить.
Там стояла Тамара с чемоданом, огромным фингалом под глазом и рукой в гипсе: «Алеша меня побил и выгнал. Я только из больницы и больше никого в Нью-Йорке не знаю. Можно у тебя переночевать?»
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
