Интимное золото полковника Сафонова
Лет пять назад вызвала ажиотаж новость о краже золотого унитаза из резиденции Черчиллей ‑Бленхеймского дворца в имении герцогов Мальборо. Не знаю, где и как, а в России у многих золотой унитаз иной раз еще рифмуется с реальными и фантомными болями истории.
С воспоминанием о неслучившихся мировой революции и победе коммунизма, после которых, по прогнозу вождя, сортирное употребление золота должно было стать едва ли не нормой. Ровно сто лет назад, в 1921 году, Ленин представлял золото демоническим оружием власть имущих и не шутя планировал, как известно, сделать из него «общественные отхожие места», видя в этой акции самое «справедливое» и «наглядно-назидательное» употребление благородного металла.
Если вспомнить, что пахучим золотом метафорически называли окончательный продукт пищеварения, то в этих планах была и логика буквализации символического родства. В этом, может быть, и весь наш коммунизм: чаемая материализация мечты, состоящей из абстракций и метафор.
Мечта о золотом нужнике сбылась, но как-то криво: Бленхеймский унитаз из благородного металла являлся всего лишь элементом инсталляции художника-дизайнера, итальянца из Нью-Йорка Маурицио Каттелана, отдаленным потомком дюшановского писсуара.
Инсталляция из чистого золота 750 пробы называлась «Америка» и предполагала соответствующее обобщение. Снова метафора: унитаз призван был, как считается, критически ассоциироваться у зрителей с миром чистогана, культом наживы, избыточной роскошью и прочими приметами, характерными для общества потребления и американской цивилизации.
Золотой артефакт, однако, был притом вполне функциональным. Посетив выставку, желающие могли бесплатно воспользоваться прибором за £4,8 миллиона по конкретному назначению «под деликатным контролем» охранников, поджидающих за дверью. Нагадить, так сказать, в Америке.
Или в ее метафоре. Ну, или хотя бы весьма интимно приобщиться к жизни в стиле лакшери и оставить в ней свои следы. С одной стороны, это, наверное, удача, когда для осуществления предвосхищавшейся Лениным процедуры не требуется кровопролитий и террора. С другой, есть в этом что-то грустное.
Патетическая утопия мировой революции трансформировалась в эстетический курьез, в одноразовое развлечение.Как писали тогда, кража нанесла ущерб интерьерам дворца Черчиллей, поскольку там случились прорыв канализации и подтопление. Неожиданное продолжение хулиганского проекта Каттелана.
«Дорогие воры, пожалуйста, дайте мне знать, понравился ли вам унитаз, и поделитесь впечатлениями, каково это – справлять нужду в золото», – взывал ограбленный дизайнер, поощряюще аттестуя похитителей «настоящими художниками». А некто, по горячим следам, уже искал в событиях руку Кремля. Сэр Уинстон мог бы раскурить по этому поводу трубку, и даже на пару со своим заклятым историческим партнером – товарищем Иосифом.
Попытка не пытка. Через сто лет на родине Ленина, в стране, которую по сию пору некоторые видят обломком коммунистического титаника, золотой унитаз стал горячей новостью этого лета. И Каттелан тут не при чем. Хотя происходящее имело спонтанные приметы художественной акции (как многое сегодня).
Блогеры и журналисты от души оттянулись после того, как депутат госдумы Александр Хинштейн, которого иногда называют сливным бачком спецслужб (о, куда нам деться в этом августе от сортирной фиксации?), опубликовал в своем телеграме известие: «На Ставрополье действовала самая настоящая мафия, наживавшаяся на всем: от блатных номеров и пропуска большегрузов до торговли песком».
И приложил фотографии. А на них – интерьеры особняка начальника дорожной полиции (ГИБДД) из южнорусского города Ставрополя Алексея Сафонова, задержанного, кстати, по обвинению в коррупции. Как вы понимаете, именно там, в этих интерьерах дома на улице Сипягина, и фигурировал среди прочей роскоши «золотой унитаз». Тиражируют фотографию Сафонова, где его лицо, а имеют в виду нечто иное.
И необязательно то, что сзади. В незапоминающемся лице простака-полковника критически мыслящие интеллектуалы, понятное дело, опознали фигуру символическую – типичного представителя всесильного в России сословия, столпа режима.
Короче сказать, силовика. Коррупционным сюжетом мы заниматься, пожалуй, не будем, ввиду его самоочевидности. Да и сетевых экспертов больше волновало другое. Обсуждали свойства явления, а не его происхождение. И не столько даже этические, сколько эстетические свойства. Так сказать, стилистические разногласия с Сафоновым. О вкусах теперь очень даже спорят, потому что о чем же еще спорить в современной России?
Во всяком случае только ленивый не посмеялся над отсталым и извращенным вкусовым габитусом полковника-эстета, любителя барочных изгибов и рокайльных завитушек. Острословы пишут: «Цыганское барокко». Хотя при чем тут цыгане? Ровно при том же, что и французские Людовики (к одному из них возводят традицию золотых унитазов как к первоучредителю), а также Буше и Фрагонар.
И унитаз Сафонова, и интерьеры его нарядного жилища определяют шедевром пошлости и кича. Обидно ехидничают, что даже стилистически продвинутые московские чиновники-коррупционеры и прочие столичные и подмосковные нувориши давно избавились от такого рода вкусовой патологии. «Подобные интерьеры уже давно антитренд».
Писатель Александр Снегирев особенно внимателен к деталям. Вот кусочек его пространного поста про логово опального полкана-гаишника: «Унитаз вовсе не золотой, но золотом щедро украшен. Унитаз весь раздутый, будто пользовался им тот самый осёл из сказки, который испражнялся золотом, а унитаз всё это золото в себе и накопил. Однако это просто фаянс и стоит, хоть и дороже среднего, но не прямо уж как-то нереально. Любопытно, что рядом с унитазом – целых две бутылки «Тирета».
То ли с канализацией в доме нелады, то ли в многострадальный унитаз сыплют невесть что …Кстати, на обнародованных фото представлены два санузла – второй явно более обитаем. Второй явно женский. То есть «золотой» унитаз, видимо, был прерогативой задержанного полковника». Довели, словом, мужчину до той кондиции, что он отрекся от этого вымечтанного вкусового стандарта и неполиткорректно заявил, что всему виной его подруга и мать его детей – Елена Псел (номинальная хозяйка дома с золотым унитазом). С нее и спрашивайте.
«Я в этот дом пришел, когда он уже был построен, пять лет назад. Этот дом строила гражданская супруга. Ряд моментов, которые там есть, я бы так не делал. У каждого свой вкус». Шерше ля фам, да и только. Впрочем, эти жалкие самооправдания публику не удовлетворили. Не возобладала и трезвая оценка качества и стоимости сортирного инструмента («унитаз не золотой – покрыт бронзовой краской, причем очень дешевой»; «на крышке – вакуумное напыление из нитрида титана!!!» и т.п.).
Богаче – социальные реплики, акцентирующие темы равенства и справедливости. Скажем, секретарь союза журналистов Виталий Челышев блещет сарказмами: «Что ему снилось, интересно? Когда снится говно, это к золоту; когда золото, это к говну. Когда снится золотарь, это к обыску. Бедный трудяга всю жизнь работал ради построения коммунизма в личном клозете, ибо золотые унитазы были обещаны. Его не поняли.
Одни концентрируют мечту в отдельно взятом санузле, другие заняты экспансией мечты, как бывший зам. нач. Воронежского управления ГИБДД, который оформил на родню 22 квартиры! Может, после рабочего дня – непосильного труда по пресечению ДТП – они вагоны разгружали ради мечты своей! Романтики с большой дороги. Надо и на РЖД посмотреть: там ведь тоже не без трудяг!» Припомнили достопамятный ершик из Геленджика.
Протянули нить исторической преемственности, указав на стародавнюю, 1973 года, повесть сатирика Владимира Войновича «Иванькиада». Не удержусь и я, процитирую про главного героя повести, невыдуманного советского литературоведа-дипломата Иванько: «…из Америки он вернулся надутый. И было отчего. Он прожил там шесть лет и даже во время отпуска не всегда посещал родные края. Иногда с семьёй отдыхал в Ницце (вы, читатель, отдыхали когда-нибудь в Ницце?).
Из дальних странствий возвратясь, на свои трудовые сертификаты приобрел «Волгу» нового образца, обменял квартиру, маленькую, двухкомнатную, на большую, трёхкомнатную, обставил ее привозной мебелью и оборудовал «ихней» техникой, в число которой входит и какой-то неописуемый унитаз, о котором в среде литературной общественности слагались легенды»… Дело Ленина (ну, или его слово) живет и побеждает, но как-то очень точечно.
Московский прозаик Михаил Бутов драматически вопрошал, тренируя свое художественное воображение: «Если у начальника ГИБДД унитаз золотой, какой унитаз, например, у министра внутренних дел региона? Из чего он может быть сделан? Алмаз такой, цельный, вряд ли найдешь. Лунного грунта на земле тоже столько не наберется. Но варианты есть. Например, из уральского малахита, цельным куском добытого в екатерининские времена. Из большого метеорита.
Из неопознаваемого вещества с разбившейся летающей тарелки… Но из чего унитаз у всероссийского начальника, скажем, ГИБДД? Не говоря уже о самом Министре!!! Что это может быть?!!!» Как и в истории с шедевром Каттелана, унитаз в доме Сафонова обернулся злостным поруганием мечты о светлом будущем человечества, злокачественным ее вырождением, ее приватизацией для самого приземленного употребления рядовым, в общем-то российским начальником.
Блогер Марина Шаповалова предположила, что постсоветские нувориши, строя дворцы «18 века», таким способом «изживают не только свои личные «комплексы хрущёвок и коммуналок», но как бы стремятся на доступном им эстетическом уровне воссоздать разрушенное и прерванное большевистским вывихом истории. Как им кажется, восполняют пробел». Но сафоновская эсцентриада требует, возможно, для полной разгадки иного психоаналитического ключа. Как-то французский психоаналитик Алан Эриль рассуждал о природе человека-перверта.
Эриль утверждал, что, вырастая из детского, фрагментированного восприятия мира, перверсия во взрослой жизни стирает, как ластиком, личность другого человека. Перверт не может конструировать себя, поэтому он собирают черты и качества других людей, помещая их внутрь себя, чтобы заполнить собственную пустоту.
Отношения перверта с другими исключительно потребительские: другой человек становится ценен не сам по себе, а лишь в роли объекта, которого можно использовать. Барочно-рокайльный стиль – это инфантильное погружение в слащавый ретрогламур, и не потому, что гламур моден (время его прошло, на дворе у нас – эпоха кибератак, эксцессов и провокаций, нахрапа и захвата, а не жеманной интимности).
Тут можно угадать своего рода ретрофронду, этакую тихую эмиграцию в сказку из суровых будней, из того двоедушия, когда ты в сердце – бескорыстный служака-патриот, но предательским рассудком любишь деньги, особенно если они сами плывут в руки. Когда ты видишь в современниках преимущественно доноров своего бюджета. Между тем пришли свежие вести из Ставрополя.
Там художник Александр Чаплыгин подарил коллегам полковника Сафонова инсталляцию «Взятка – тюрьма»: у него из золотого (на вид) унитаза, выбухая горкой, сыплются монеты, рядом стоит позолоченный ершик, и вся эта композиция заключена в клетку с подвешенным к ней полосатым полицейским жезлом… Силовики, правда, дар не приняли.
К тому же и золото у Чаплыгина ненастоящее (как, впрочем, и в хоромах Сафонова), и дидактики многовато: арт-объект Маурицио Каттелана будет позатейливей. Кстати, похитителей унитаза в Бленхейме, кажется, нашли. Их связь с российскими спецслужбами не была подтверждена. Но это уже не так интересно.
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
