«Наследники трудармейцев»
В середине декабря, перед самым Рождеством, среди своей обширной почты от читателей я обнаружил толстое письмо от Якова Майера из Staßfurta, земля Sachsen-Anhalt.
Ранее он выписал у меня две книги о российских немцах, прочитал сам, и подарил племянницам. «Читая, женщины наплакались и узнали много нового об истории своего народа, – сообщал он, – жаль, что молодое поколение не интересует наша история, большинство из них ничего не хочет знать, и не читают книг о прошлом своего народа».
Яков Богданович писал, что очень дорожит историей немцев из России, что родился на Волге, в селе Фриково, в 1941году был депортирован в восточный Казахстан в Большенарымским район, (сейчас Катон-Карагайский) в село Ново Хайрузовка.
В том селе было 600 дворов, жили русские, казахи, немцы. После школы он окончил сельхозтехникум, затем физико-математический факультет Усть-Каменогорского педагогического института.
После войны на родину, на Волгу, вернуться ему запретили, так в ссылке и жил. Работал в местной школе, преподавал трудовое воспитание.
Сам он из поколения тридцатых годов, из того военного поколения Российских немцев, которых напрочь забыли власти в СССР. Теперь тех малолеток, которые тогда работали в колхозах за чашку шурпы, (это казахский суп) осталось очень мало. Их детский труд и в стаж не засчитали.
«Наследники трудармейцев» – это интересная и нетронутая тема о детях военного времени, рожденных с 30 до 48 года. Большая просьба, подумайте на эту тему, может, напишете о них книгу?» – обращался он ко мне.
«Дети жили тогда на подножном корме, ранней весной жевали кондвик, слезун, дикий чеснок, летом ели щавель, ягоды клубники, смородины, малины, осенью питались тыквой, зимой голодали. Свои шевелящиеся от вшей соломенные матрасы они сжигали в кострах. Их родители под конвоем работали в неволе, были в трудовой армии, в советских концентрационных лагерях. Из моей очень большой фамилии там были пять дядей и дедушка. Из шести человек не вернулось трое. Без вести пропали и многие земляки, на них родственники получили справки учреждений под секретными номерами, одну из которых я тут прилагаю», – писал он.
В справке было написано, что настоящая справка дана в том, что Майер Лукьян Богданович, 1906 года рождения, мобилизован Больше-Нарымским РВК. 12 января 1942 года.
В Вятлаге, ныне учреждение К‑231, содержался с 24 февраля 1942 года по день отпуска 22 декабря 1943 года. (37 лет) Дальнейшая его судьба нам неизвестна. Начальник отдела В.В.Фёдоров.
Об этом лагере смерти, самом большом и самом страшном лесоповале в Кировской области, можно писать книги. Много лет спустя продолжение этой истории мы получили по цыганской почте.
В тот короткий декабрьский день, двоих доходяг, неспособных давать норму и трудиться вообще, решено было для реабилитации отпустить домой в Восточный Казахстан, в Нарымский район, в село Мало – Красноярку. В сорокаградусный мороз бессильных доходяг отправили в дорогу, в отпуск на восстановление здоровья, к своим родственникам. Страна кормить их не хотела.
Лукьян Богданович Майер, он же (Людвиг Готлибович) и Владимир Владимирович Киндсфатер получили сухой паёк, по 3 селедки и по одной буханке чёрного хлеба «кирпич».
При погрузке заготовленного леса на железнодорожный состав, им помогли взобраться на кондукторскую площадку товарного вагона, грузового поезда. Им завидовали все, они едут домой!
В сорокаградусный мороз, на ходу, на первом же перегоне они замерзли. На каком-то полустанке их застывшие тела просто столкнули с площадки вагона, и поезд по расписанию ушёл в темноту.
А две невинные души, с надеждой на выздоровление, безвременно улетели в царство небесное. Никто не знает, где их могилки на земле, но самое обидное, что помнить это молодёжь не хочет. Даже прямые родственники не интересуются и ничего не хотят знать о том страшном времени – жалуются многие старики, прошедшие огонь и воду. В том лагере отбывали трудовую повинность многие наши родственники:
Майер Федор Богданович 1889 года, его сыновья:
Роберт 1923 года и Федор 1924 года, – в 1943 году умер с голоду, в 19 лет.
Майер Яков Андреевич 1922 года, который и рассказал об этом случае, тогда ему было
21 год. «Тяжело про это вспоминать, а забыть невозможно!» – писал Яков Майер. Теперь Яков Богданович живёт один, то ли в покое, то ли в одиночестве. Жена уже на небесах, и первой его подругой – стала скука!
«После смерти мужа моей племянницы, Андреаса Александра Александровича, я нашёл несколько листов с его стихами, которые отправляю Вам, с надеждой на их воскресение, – продолжал он письмо. – Может специалисты или читатели оценят их достоинство? Говорят, после него осталась ещё общая тетрадка с его стихами, но где она, пока что неизвестно. Никто не проявляет интереса.
Предлагаю Вашему вниманию два стихотворения А.А.А. – «Чаша жизни» и «Поэма о советском немецком народе».
Если подойдет, можете использовать всё по своему усмотрению, а если что-то напечатают, то просьба сообщить – где, я приобрету даже несколько экземпляров этого издания. Желаю, удачи и заранее за всё благодарю! С Рождеством Христовым!» Подпись.
Я решил посмотреть. Дряхлые, драгоценные страницы были очень плохого качества, наверное, последний экземпляр от пишущей машинки, напечатанные под очень старую черную, синюю и зеленную копировку.
Текст порой был просто не читаем, иногда можно было только угадать и догадаться по смыслу.
Но изложение было очень интересным, искренним, впечатляющим, хотя и не всегда умелым, но я загорелся. Мне захотелось ещё раз доказать всем, что наш народ живуч, могуч, талантлив, захотелось увековечить имя автора, а его духовное наследство подарить людям. На все это «воскресение» потребовалось очень много времени, любви и скрупулезного бесплатного труда.
«Нашим родительским странам это не надо, у близких на это нет интереса, общественным организациям это неинтересно, может хотя бы найдётся благодарный читатель, который сможет оценить труд автора и откликнуться на «воскресшие стихи» из чувства благодарности к людям, прошедшим этот страшный путь?» – думал я. С надеждой на добро и понимание закончил я кропотливую работу и предлагаю вашему вниманию сей труд.
Германия. Гисен.
Foto: TheVagabond / Shutterstock.com
из прошлого нашего народа, немцев России.
Андерс Александр Александрович
(06.08.1946 – 28.01.2012=66 лет).
Родился на Иртыше, в Глубоковском районе, в посёлке Глубокое.
Закончил 7 классов. Работал там на рудниках.
Заработал профессиональную болезнь шахтера.
В Германию переселился 10.09.1997.
Жил в Dörzbachе, (Plz 74677) недалеко от Штутгарта.
Был женат, есть сын 1970 г.
Светлой памяти
наших дорогих родителей посвящается
Я родился в заводском поселке,
Тёплым летом, на исходе дня.
После шестерых уже девчонок
Пацаном гордилась вся семья.
Там в предгорьях Рудного Алтая,
Около седого Иртыша
В маленькой избушке, ссыльных с Волги,
Появилась новая душа.
Мою семью, как «перекати поле»,
В этот край забросила война.
Чашу жизни, переполнив горем,
Ей пришлось испить её до дна.
Знаю по рассказам моей мамы,
Как их в трюмы грязные грузили.
Как под плач детей и крик охраны,
Вниз по Волге, в ссылку, увозили.
А затем был шторм в Каспийском море.
Волны небо серое закрыли,
И молились люди, на коленях,
О спасении Господа просили.
Бог услышал страстные молитвы.
Отступив, стихия покорилась,
И в сердцах, стоящих на коленях,
Робкая надежда появилась.
Ночью в Гурьев прибыл пароход.
Всех опять построили в колонны,
И вконец измученный народ
Перегнали в крытые, вагоны.
И снова в путь, в неведомую даль.
Под стук колес, под стон и униженья.
Не зная станции конечного пути,
Прося у Бога силы и терпения.
Летело время, ночь сменила день.
Казалось, нет конца людским, мучениям.
Для тех, кого в пути коснулось смерть,
Она была желанным избавлением.
От униженья, голода, обид,
Клейма врага, предателя, фашиста.
От отношения скотского к себе,
От злой охраны и до машиниста.
Но есть всему когда-нибудь конец,
И на восемнадцатые сутки
Крик охраны: – Быстро, выходи!
Мать вашу – фашистские ублюдки.
Рассветало, горы вдалеке.
Башня в стороне водозаборная.
Серый домик, с вывеской косой.
Крупным шрифтом: станция «Предгорная».
Метров в двадцати, повозок ряд,
Запряжённых тощими волами.
Это из соседних деревень
Прибыли за ссыльными рабами.
Сорок первый год, сентябрь месяц.
Где-то далеко идёт война.
Здесь, в глухой чалдонской деревушке,
Мертвая повисла тишина.
Мужики на фронте, бабы в поле.
Дома старики и детвора.
Спутницы войны, нужда и горе.
Выпирают с каждого двора.
Вот сюда, по спецпереселению,
С Волги прибыла моя семья.
Ей судьба должно быть начертала –
Место встречи изменить, нельзя.
В погожий день старательно копали
Картошку, всей деревней, за ручьём.
Усердно на лопаты налегали,
Болтали бабы, меж с собою, кто о чём.
Кричит «товарищам» рослая старуха
«Слыхали-бабы? Немцев привезли.
Мне сказывали, что у них с рождения
Растут рога, копыта и хвосты.
Сегодня сходим, поглядим на чудо.
Но только близко – чур, не подходить,
А то ещё возьмут и забодают
Или копытами начнут нас всех лупить».
Забитые, безграмотные люди
О мире понаслышке только знали,
Жили безвыездно в своей глухой деревне.
Они всех немцев монстрами считали.
А монстры, между тем, уже очнувшись
От путешествия в далёкие края,
Во всю уже копытами лупили,
В колхозе налегали на «рога».
Проклятая война! Рожденье тьмы и зла.
А сколько судеб ты людских переломала.
Сорвав народ с родных, давно обжитых мест,
Как перелётных птиц, по свету раскидала.
Слёзы от разлуки и скитаний
И мою семью не миновали.
Не успели мы прижиться в Казахстане,
Как отца в трудармию забрали.
Осталась мать одна с оравой ребятишек,
Не зная, как прожить и чем кормить детей?
Но, видя, что другим, жилось не лучше,
Она скрывала слёзы от людей.
Работала, не покладая рук,
За труд не получая ничего.
И чтоб детей от голода спасти,
Носила в валенках холодное зерно.
Отец в семью вернулся через год,
От голода опухший и больной.
Восстановить утраченные силы
На тридцать дней отпущен был домой.
На том зерне, что мама запасла,
Поправился, немного отошёл.
Но всё ещё ослабший и больной,
Он на работу, в кузницу пошёл.
«Я на тебя накладываю бронь», –
Сказал ему колхозный председатель. –
Колхозу нужен опытный кузнец.
Я верю, ты не враг и не предатель».
Не знал отец, что нужен документ,
Чтобы в трудармию назад не возвращаться.
Не знал, что за доверчивость свою
Ему тюрьмой придется рассчитаться.
Но знать нам будущего, к счастью, не дано.
Иначе многие из нас сошли б с ума.
Какой бы чаша жизни ни была,
Её приходится по каплям пить до дна.
Время нашей жизни на земле,
К сожалению, слишком быстротечно.
Выпив чашу жизни до конца,
Все покинут этот мир навечно.
В мир иной, родители ушли.
Догорел их жизненный костёр.
Пролетело время безвозвратно.
Нет в живых и многих из сестёр.
Нас в живых осталось только ЧЕТВЕРО
От когда-то столь большой семьи.
Да и нам осталось уж немного,
Кратких встреч на жизненном пути.
Чаши наших жизней стали легче,
В них уже поблескивает дно.
И уже пытается клюкою
Старость постучаться к нам в окно.
Но пока еще мы не сдаёмся
Наша сила в дружбе и любви.
Взявшись за руки, мы старости и хвори
Не дадим дорогу перейти.
Седина и первые морщинки –
То ещё не жизненный конец
Но, а наши жизненные чаши
Мы пополним теплотой сердец.
Восстановил стихи Райнгольд Шульц.
Германия. Гисен. 12.12.2016 ‑16.12.2016.
***
(Вышли мы все из народа)
Андерс Александр Александрович
Глава 1
Многострадальный, бедный мой народ!
За что тебе такая злая доля?
Ты сверг царя, помещиков, господ,
Но сам ты до сих пор живешь в неволе.
Еще в далеком, восемнадцатом году
Картавый «вождь» с трибуны врал с изъяном,
Что фабрики отдаст рабочим он,
А вся земля достанется крестьянам.
Но вместо благ – гражданская война,
Когда на брата – брат пошел с вилами,
А «вождь» теперь уж врал с броневика:
«Вся власть советам, а земля крестьянам»
Был тайный смысл в брошенных словах,
(Коварней циника, не ведала природа)
Вся власть мошенникам – народу кабала,
И это все от имени народа.
Не в наказанье ли сей «гений злой»
За воплощенье своей дьявольские идеи
Немым напоминанием грехов
Лежит теперь в кремлёвском мавзолее.
У «злого гения» был главный ученик –
Нечистый дух, восставший из развалин.
Больной маньяк, безжалостный садист
С железным именем Иосиф Сталин.
Он превзошел учителя во всём –
О чём трактуют строки горькой прозы.
Он неугодных прятал в лагеря,
А жителей села сгонял в колхозы.
Кто добровольно в рабство не хотел,
Тот властью зачислялся в «кулаки»,
И под охраной НКВД прямым этапом
Шёл на «Соловки».
Подозревая всех во всём и вся,
Расстреливал несчастных по темницам,
Но не пустели смерти лагеря –
Ярлык врага, давался новым лицам.
Перед рассветом, в час, когда все спят,
Без света разлетались «воронки»,
Чтоб затемно нутро свое набить,
Старались людоеды-пауки.
Вслед вновь построенным, большим концлагерям
Искусственно был создан страшный голод.
И застонал народ по всей стране,
В кровавых сполохах сверкали Серп и Молот.
Как выжил мой народ в те страшные годины,
Читатель дорогой, мне трудно объяснить.
Когда, чтоб выжить, ели мертвечину,
Но вопреки всему он продолжает жить.
Он строил Днепрогэс и возводил заводы,
Он покорял тайгу и строил города.
Казалось, что чуть-чуть и он расправит плечи,
Но рок судьбы, то началась война.
Глава 2
Воскресным утром, рано на рассвете
Границу перешла фашистская орда.
Не зная, что рабов, стремящихся к свободе,
Ещё не побеждал никто и никогда.
Винтовка, образца двенадцатого года,
Полураздетые, порою босиком,
На рубежах страны они стояли насмерть.
Им партия служила маяком.
Та партия, которая вела
Игру двойную пред своим народом,
Которая возглавлена была
Моральным и физическим уродом.
От страха и от злобы, в эти дни
Безумствовал безжалостный тиран.
Советских немцев, объявив врагами,
Как скот, погнал в Сибирь и в Казахстан.
«На фронт изменников не брать, –
Сказал товарищ Берия. –
Война же с немцами идёт,
Какое тут доверие.
Всех взрослых немцев в лагеря
На страх и усмирение,
И пусть победу нам куют
Но только в заключении».
Победу близили в боях
Фронты советской армии,
А немцы гибли в лагерях
С названием «трудармия».
Устоял народ и в этой схватке,
Майским днём закончилась война.
К мирной жизни стали возвращаться
И бойцы и в целом вся страна.
Глава 3
Помянули тех, кто не вернулся.
Всех, кто стали жертвами фашизма.
И еще не залечивши раны,
Принялись за стройку коммунизма.
Время шло, залечивая раны,
Из руин вставали города.
Возрождались Сталинград и Киев,
Строились Одесса и Москва.
Близилась восьмая годовщина
Дня победы над врагом в войне.
Днём весенним голос Левитана
Траур объявил по всей стране:
«Сегодня в девять пятьдесят Москвы
Остановилось сердце у «вождя».
Мы тяжкую утрату понесли,
Которую восстановить нельзя».
Тогда народу было невдомёк,
Что «вождь народов» дьяволу служил,
И после пьяной оргии ночной
На даче в Кунцево бесславно он почил.
Кто плакал, а кто радовался тайно,
Благодаря за это всех богов.
Но свято место пусто не бывает,
И вот уже у власти Маленков.
Сталинский оброк – сельхозналоги,
Коим сельский житель был обложен,
По приходу к власти Маленкова
К радости народной был низложен.
Он управлял страной весьма короткий срок,
Но всё же лепту внес в историю страны.
За добрые дела перед своим народом
Его еще сегодня помнят старики.
Глава 4
У коммунистов принцип волчьей стаи –
Коль в стаю ты попал, так и по-волчьи вой.
Как только поступился принципами стаи,
Вся стая на тебя, и ты уже чужой.
По-волчьи друг на друга огрызаясь,
Следуя заветам Ильича,
Партия найти себе пыталась
Нового достойного вождя.
Выбор пал на Сталинского «Клоуна» –
На того, кто не жалея живота,
Перед «вождем» в рубашке, шитой золотом,
В кругу плясал до пота гопака.
Никита Сергеевич Хрущёв,
По воле партии попав на главный пост,
За годы управления страной
Всем показал, что он совсем не прост.
Народу приподнял чуть-чуть железный занавес,
Как новый дирижер страны, принявший пульт,
Он объявил, что Сталин этим же народом
Был возведён как личность в личный культ.
Портреты и бюсты по всей стране убрали,
А мумию «вождя» из мавзолея – вон.
Покончив с этим делом, руководитель новый
Был вскоре новым делом весьма обременен.
Решив народ свой хлебом накормить
(Он знал, какая голоду цена),
И веху новую в истории открыть
С названием коротким – целина!
После выступления Хрущёва
Был объявлен сбор на всю страну.
С песней, по путёвке комсомола,
Двинулся народ на целину.
Загудели, в степи, трактора,
Птицу и зверя вокруг разгоняя,
Где плескалась волна ковыля,
Встала хлеба стена золотая.
Как венец тяжелого труда
Потянулись хлебные обозы.
И в степях бескрайних Казахстана
Выросли колхозы и совхозы.
Вековые степи Казахстана,
Знали вы не только целину.
Старт ракет и ядерные взрывы
Нарушали вашу тишину.
Чтобы мощь державы показать,
Решили власти в космос устремиться.
И чтобы с ней на долгие века
По всей земле никто не смог сравниться.
Первым устремился к звёздным далям,
Унося тепло земли с собой,
Юрий Алексеевич Гагарин
Смелый парень, лётчик молодой.
Звёзды встречали советского парня,
Сияя во тьме голубой,
Приветливо месяц ему улыбался,
Кивая седой головой.
Хрущёв был горд свершившийся мечтой.
Гордился тем, что многого добился.
Но в лабиринтах старого Кремля
Против него уж заговор мутился.
Спустя три года, грянул гром в Кремле,
Короткая осенняя гроза.
После неё на старом небосводе
Уже светила новая звезда!
Глава 5
Внешне ничего не изменилось,
Всё осталось, будто бы, как прежде.
Только за рулем страны советов
Новый рулевой, товарищ Брежнев!
Леонид Ильич, мужчина видный,
«Металлург», рабочая душа.
После поздравлений и объятий
Принялся за дело, не спеша.
Первым делом он решил наладить
Явный сбой монетного двора,
Выпуск денег, орденов, медалей,
В коих так нуждалась вся страна.
Как когда-то путешественник Маклай,
Папуасам бусы раздавал.
Так народу Леонид Ильич
Ордена с медалями вручал.
Развивающимся странам:
Конго, Бангладеш, Непал –
Он народными деньгами
Без ограниченья помогал.
Пусть живут родные братья:
Куба, Индия, Вьетнам.
Всё раздарим до копейки,
Ничего не жалко вам.
Раздавать казну народа
Ему было по плечу.
Все протягивали руки
К Леониду Ильичу.
Хотелось бы его подробней описать,
Но в памяти о нём нет ничего иного.
Лишь встречи, поцелуи, лозунги,
Один глупей другого.
Да еще писательский талант
Отличал его от предыдущих.
Только время лечит всех подряд,
Как простых, так равно власть имущих.
Отслужил и Леонид Ильич.
«Товарищи» его похоронили.
И уже примерно через год
Как пустое место позабыли.
Глава 6
После смерти Леонида Ильича
Вожди в стране менялись, как перчатки.
И между тем, слабеющий гигант
Всё ближе к пропасти катился без оглядки.
Откуда вдруг возник сей «Божий дар?»
Гадал народ, услышав Горбачёва.
Из вороха словесной шелухи
Он разобрать всего лишь мог три слова.
«Перестройка, Сдвинулась, Пошла!»
Повторял он словно заклинание.
И не зная смысла этих слов,
Притаились люди в ожидании.
«Он Богом меченый!» – шептались тихо бабы.
«А может дьяволом?» – смеялись мужики.
«И из него опять не выйдет толку!» –
Промеж собой ворчали старики.
Пророческими были их ворчанья.
Играя с умирающей страной,
Так ничего не сделав для народа.
Он был смещен кремлёвскою братвой.
«Понимаешь ли? Коль не спасу страну,
Готов я положить башку на рельсы», –
Приняв на грудь, похмельные, сто грамм
Народу говорил товарищ Ельцин.
И этому поверил мой народ,
Избрал его народным президентом.
А за любовь с вниманием к себе
Ответил президент презентом.
Забравшись в дебри беловежской пущи,
Чтоб ничего никто не знал,
С двумя такими же друзьями
Он смерть Союзу подписал.
И рухнул колосс… О, сколько бед народу принесли
Все эти самозваные вожди.….
Над добродушным и бесхитростным народом
Они глумились каждый, как могли.
Афганистан, Нагорный Карабах,
Затем Чечня – и всюду море крови.
И слышится вновь плач солдатских матерей.
А вождь очередной с экрана хмурит брови.
«Ты видишь Господи, как Русь сейчас больна?
Молю тебя – о, Боже помоги!»
Святой отец, прошу, не помни зла!
Прости народ, за прошлые грехи.
Яви любовь свою и доброту.
Открой глаза забытому народу.
Я верю, что тогда приобретёт
Шестая часть земли желанную свободу!
12.12.2016.–16.12.2016.
Стихотворение реанимировал.
Райнгольд Шульц. Германия Гисен.
Читайте также:
Самые последние новости
