Домовой в немецкой и русской культурах
В данной статье мы имели целью проследить развитие концепта «домовой» в различных культурных традициях русского и немецкого народа, проследить сходство и отличие его выражения в коллективном сознании. Для этого мы использовали интерпретативный метод исследования текста, лингвокультурологический анализ.
Образ домового имеет языческие корни. Он представлен в поэзии и сказках, фольклоре. Как отмечают Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров, «…аналоги домового имеются как у англичан, так и у немцев, поэтому информация типа “божество домашнего очага, хранитель дома”, будучи экзотерической в межкультурном смысле, помогает соотнести домового с house-spirit, hob, hob-goblin, puck или Hausgeist, Kobold. Гораздо важнее и в этнографическом смысле интереснее эзотерические, внутри-культурные сведения, которые уже не имеют аналогов. Скажем, указание на то, что домовой – это прямой потомок языческих домашних богов славян Рода и Чура (см.: Афанасьев, 1869). Слово род в нарицательном значении продолжает жить и активно употребляться и сегодня, а языческие обертоны едва слышны в оборотах типа без роду и племени, на роду написано, вести род от кого‑л. Слово же чур перешло в разряд междометий, но восклицания, в которых оно встречается, имеют явную языческую окраску: чур я первый!, чур это секрет!, чур меня!».
Вероятно, домовые отражают в народном сознании немцев существование «артельных» форм труда, без четко выраженной иерархии. Среди них не выделен главный, работают по дому они слаженно и дружно. Это подтверждают строки из стихотворения Августа Копиша (August Kopisch) (1799–1853) “Die Heinzelmännchen zu Köln”:
“Wie war zu Köln es doch vordem
mit Heinzelmännchen so bequem!
Denn war man faul, man legte sich
hin auf die Bank und pflegte sich:
Da kamen bei Nacht,
ehe man’s gedacht,
die Männlein und schwärmten
und klappten und lärmten
und rupften und zupften
und hüpften und trabten
und putzten und schabten,
und eh’ ein Faulpelz noch erwacht,
war all sein Tagewerk – bereits gemacht! ”
Быстрота и всеохватность действий человечков по дому, а также то, что они работают непрерывно, без устали, характерна для ирреальных существ, в отличие от человека. Эти качества в немецкой поэзии передаются с помощью лингвистических средств: обилия глаголов (‘schwärmten’, ‘klappten’, ‘lärmten’, ‘rupften’, ‘zupften’, ‘hüpften’, ‘trabten’, ‘putzten’, ‘schabten’) и такого стилистического приема, как полисиндетон (греч. ‘polysyndeton’ много–союзие): ‘und … und … und’.…
Интересен оригинальный перевод этого стихотворения А. Копиша поэтом Ю. Коринец, который говорит о глубоких культурных связях между Россией и Германией:
«А станет темно –
В дверь и в окно
Спешат человечки,
Роются в печке,
Шуршат,
Мельтешат,
Чистят и драют –
Словно играют.
Еще хозяин крепко спит,
А в доме все уже блестит!».
Примечательно, что помогают домовые в стихотворении людям старинных рабочих профессий: плотникам, булочникам, мясникам, виноделам, портным. В этом находит отражение традиция средневековой Европы – расцвет цехов ремесленников.
Известна сказка братьев Гримм “Die Wichtelmänner” («Домовые»), где домовые появляются в полночь: “Als Mitternacht war, kamen zwei kleine, niedliche nackte Männlein”. Домовые в этой немецкой сказке молодые и красивые, не лишены самолюбования. Как только сапожник и его жена подарили им красивые одежды, они перестали приходить и работать по ночам:
“Sind wir nicht knaben, glatt und fein?
Was sollen wir länger Schuster sein!”.
Домовым в сказке присуща необычайная резвость, они прыгали, плясали и скакали через стулья и скамьи, то есть эти загадочные существа способны наделать немалый переполох: “Dann hüpften und tanzten sie und sprangen über Stühle und Bänke”.
Люди не должны знать об их жизни: сапожник и его жена подсмотрели волшебных человечков случайно ночью, домовые в сказке, принеся удачу сапожнику, исчезли так же таинственно, как и появились: “Von nun an kamen sie nicht wieder, dem Schuster aber ging es wohl, so lang er lebte, und glückte ihm alles, was er unternahm”.
Сходный мотив исчезновения домовых после того, как люди обнаруживают их присутствие, находим в стихотворении Августа Копиша: жена портного решила выследить таинственных помощников:
“Neugierig war des Schneiders Weib
und macht’ sich diesen eitvertreib:
streut Erbsen hin die andre Nacht”.
В переводе Ю. Коринец читаем:
«Решила вдруг жена портного
Увидеть ночью домового.
Рассыпав по полу горох,
Старуха ждет… вдруг кто-то грох!».
Поскользнувшись на горохе, домовые обиделись и ушли навсегда:
«С тех пор мы домовых не ждем,
Их не увидишь днем с огнем!».
Беря за основу старинное народное поверье,
Август Копиш выводит из него нравственный принцип, «мораль»:
“Oh weh, nun sind sie alle fort,
und keines ist mehr hier am Ort:
man kann nicht mehr wie sonsten ruhn,
man muss nun alles selber tun.
Ein jeder muss fein
selbst fleißig sein
und kratzen und schaben
und rennen und traben
und schniegeln und bügeln
und klopfen und hacken
und kochen und backen.
Ach dass es noch wie damals wär’!
Doch kommt die schöne Zeit nicht wieder her”.
Мастерски эта мысль поэта передана Ю. Коринец:
«Все нужно делать самому,
Уж нет поблажки никому.
Любой сосед
Встает чуть свет.
Всяк без конца
В поте лица
Скребет,
Метет,
И рубит, и жарит,
И пилит, и варит…»
И в русской, и в немецкой культуре домовые любят тех, кто чисто убирает в комнате, следит за порядком в жилище, они приносят им счастье. Так, во второй сказке братьев Гримм о домовых они щедро одарили золотом бедную девушку-работницу (das Dienstmädchen). Маленькие человечки (die Kleinen) пригласили ее внутрь горы, где жили сами.
К домовым нужно относиться уважительно, так как они охраняют домашний очаг. К домовому часто обращались с просьбой о благополучии жилища, пример этого находим у
А. С. Пушкина:
«Поместья мирного незримый покровитель,
Тебя молю, мой добрый домовой,
Храни селенье, лес и дикой садик мой
И скромную семьи моей обитель».
Описание одного из обрядов, связанных с переводом домового в новое жилье, хранящихся в народном сознании, находим у М. Горького («Детство»): «Когда переезжали на квартиру, бабушка взяла старый лапоть на длинном оборе, закинула его в подпечек и, присев на корточки, начала вызывать домового:
- Домовик-родовик, вот тебе сани, поезжай-ко с нами на новое место, на иное счастье…».
В немецких художественных текстах зафиксированы случаи, когда домовые представляют опасность для человека. В третьей сказке братьев Гримм “Die Wichtelmänner” домовые чуть не сыграли с женщиной злую шутку: они выкрали у нее из колыбели ребенка, а вместо него подложили большого оборотня с большой головой (Wechselbalg). Спасло бедную женщину только то, что она смогла рассмешить оборотня, и домовые вернули ей ребенка.
Страшные истории с домовыми в ряду других волшебных сущностей упоминаются в сказке Э. Т. А. Гофмана “Der Sandmann” («Песочный человек»): “Nichts war mir lieber, als schauerliche Geschichten von Kobolden, Hexen, Däumlingen usw. Zu hören oder zu lesen; aber obenan stand immer der Sandmann”.
Болезнь героя Натанаэля из новеллы Э. Т. А. Гофмана выступает как следствие тяжелых переживаний детства, когда старая нянюшка внушала ребенку, что Песочник – злой, жестокий человек, который приходит за детьми.
На уровне словарных лексем в названиях домовых закреплена положительная коннотация (‘die Heinzelmännchen, die Wichtelmänner’ – в словарях зафиксировано, что это добрые домашние духи), ‘der Geist, das Gespenst, der Hausgeist, der Kobold’ – в этих случаях в словаре представлена нейтральная коннотация (дух, привидение, дух дома, домовой), лексема ‘Wechselbalg’ (оборотень) несет на себе отрицательную оценку).
По мнению Г. Г. Слышкина, «ассоциации, закрепленные в виде кодифицированных (словарных) значений языковых единиц, составляют ядро концепта. Периферия концепта формируется совокупностью окказиональных ассоциаций». В случае с Песочным человеком у Э. Т. А. Гофмана возобладала отрицательная коннотация концепта, выбор которой – не прихоть автора, а идет от народной традиции толкования концепта. Дело в том, что концепт «Песочный человек, или Песочник» имел варианты употребления с различной оценкой: «Песочный человек – персонаж из немецких народных сказаний, иногда – особенно в спектаклях ярмарочного кукольного театра – изображавшийся как страшное чудовище, в других случаях – как проказник, который по вечерам сыплет детям в глаза песок, отчего глаза слипаются». В современное время Песочный человек – вполне безобидный персонаж, фигурирующий в немецкой передаче, подобной передаче «Спокойной ночи, малыши!», то есть возобладала традиция с положительной коннотацией восприятия этого вымышленного существа.
Загадочные маленькие существа в немецких сказках часто требуют за свою услугу отдать ребенка, который родится вскоре (“Rumpelstilzchen” братьев Гримм). «Румпельштильцхен» можно перевести как «Хламушка». Он перепрял вороха соломы в золотую пряжу для мельниковой дочки, спася ее тем самым от смерти. Образ Румпельштильцхена несет на себе отголоски языческих традиций: человечек прыгает через костер, что было характерно и для славянских племен: “ vor dem Haus brannte ein Feuer, und um das Feuer sprand ein gar zu lächerliches Männchen umcher, hüpfte auf einem Bein ”.
В стихотворении Гете “Der Zauberlehrling” ученик чародея никак не может унять кобольда-домового, в которого превратился веник:
“Seht, da kommt er schleppend wieder!
Wie ich mich nur auf dich werfe,
Gleich, o Kobold, liegst du nieder.
Krachend trifft die glatte Schärfe.
Wahrlich! brav getroffen!
Seht, er ist entzwei!
Und nun kann ich hoffen,
Und ich atme frei!”
Итак, домовой – значимая фигура в немецкой и русской культуре. Наряду с определенным сходством образов мы наблюдаем и существенные различия, обусловленные этно-специфическими чертами. Среди домовых в немецком фольклоре, как правило, не выделен главный, появляются и действуют они «командой», сообща, тогда как в русской традиции домовой выступает один в художественной реальности. Он «хозяин» в доме, а хозяин в доме один (здесь сильно влияние патриархальных устоев). В фольклоре прослеживается также наслоение разных исторических эпох – от родового строя к феодальному. Слаженная работа домовых, упоминание старинных рабочих профессий: плотников, булочников, мясников, виноделов, портных – все это отголоски традиций средневековой Европы, расцвет цехов ремесленников. Обозначены ядро концепта ‘домовой’ на основе кодифицированных (словарных) значений языковых единиц и его периферия, которая формируется совокупностью окказиональных ассоциаций. Мы проследили, что мотивы народных сказок и преданий с образом домового активно использовали как русские, так и немецкие великие поэты и писатели.
Читайте также:
Самые последние новости
