Бедствующее Поволжье. Марксштадтский базар
Сначала я относился с недоверием к рассказам о базарах в поражённых голодом местностях. Боюсь, что и теперь мне поверят только наполовину. На этих торжищах не только всё есть, но и гораздо дешевле, чем где бы то ни было. Буржуа думал: «Раз голодающие продают решительно всё, что у них ещё есть, то можно, значит, и всё скупить очень дёшево». Так оно и было прежде, летом, когда разразилась катастрофа. Но этот период бедствия уже миновал. Для буржуазной спекуляции уже нет материала, – по крайней мере, на базарах. Теперь спекулируют земельными участками, разрешениями на эвакуацию, дровами, соломою с крыш… Но об этом – после…
Жизнь в голодной области гораздо дешевле, чем где бы то ни было в России. В сравнении с московскими ценами, хлеб, масло и молоко стоят там вдвое дешевле, а мясо чуть не вчетверо. Вы удивитесь: неужели всё это есть? Да, есть, и притом – в значительном количестве. Правда, пирожных, может быть больше, чем хлеба. Но они очень дешевы, хотя приготовлены из самой белой пшеничной муки и облиты шоколадным кремом или взбитыми сливками. Всю переднюю сторону базара занимают ларьки с пирожными и конфетами. В нескольких лавках предлагают превосходный кофе: по-варшавски, по-венски на выбор.
Наискосок, на другой стороне, помещаются ларьки с мясом, причём поражает то огромное количество этого продукта, которое выставляется на продажу. Вы видите тут и баранину и свинину. Западно-европейский мясник лопнул бы от зависти. И всё это мясо – выражаясь языком буржуа, – до смешного дёшево. Я не видел, кто его покупает, но кому-нибудь оно всё таки продаётся, потому что каждое утро на рынок привозят свежий товар, – так, по крайней мере, кажется. Я был на базаре в первый раз в тот день, когда стало известно, что тарифные ставки рабочих и служащих будут увеличены, начиная со следующего месяца. Почти немедленно все продукты сразу поднялись в цене на 30%. Значит, до того – выражаясь опять-таки языком буржуа – их получали просто даром… Я спросил своего спутника сделав вид, что мне это непонятно, в чём же тут дело, раз, в самом благоприятном случае, рабочие получат по высшим ставкам только через шесть недель? Он засмеялся…
И всё же, не взирая на повышение цен, в течении дня были распроданы и пирожные, и мясо, и масло, и яйца, и хлеб. Это одна сторона рынка, к которой мы ещё вернёмся.
Мне сказали, что базарная площадь стала недостаточной и что многие продавцы не нашли себе на ней места. Я не мог разузнать, перебирается-ли, вследствие этого, рынок или уже перебрался. Я заметил, что базар устроен на кладбище, рядом с католическим костелом. Я видел среди ларьков и священника. Он ничего не продавал, а лишь покупал. Земля на рынке плотно утрамбована, словно шероховатый камень. С высоты этого торжища открывается удивительный вид на широкую необъятную степь.
На западном краю города высится церковь – чуть не последнее в нём здание. Против неё стоит большой торговый дом, – теперь агитационный пункт, в котором устроен «музей голода». Здесь дают бесплатный чай. Когда я туда входил, оттуда выходили две старые женщины. Больше никого. Редко кто заглядывает в это учреждение, перед дверью которого кипит суматоха рынка.
Между агитационным пунктом и церковью находится кладбище. Здесь, как я уже сказал и устроен базар. Я читал там прекрасные благочестивые изречения на немецком языке. Некоторые памятники опрокинуты, и приходится, поэтому, ходить осторожно, чтобы не упасть. В настоящее время, как говорят, покойников хоронят далеко за городом, в степи. Я видел здешние погребальные процессии, – и, само собой разумеется, не один раз. Сказать по правде, это – первое, что бросается в глаза в Марксштадте. Но настоящие похороны, со священником, я встретил только раз, потому что лошадей нет и из можно получить лишь для важнейших работ по государственному транспорту. Гроб, на расстоянии версты, несли на своих плечах, далеко в степь, фигуры, похожие сами на мертвецов; за ним ковыляло несколько женщин, закутанных во всевозможные лохмотья, чтобы защитить себя от холода. Свирепствовала снежная буря, обходившаяся с этой процессией очень жестоко. Священник ехал впереди, в карете, на горячей лошадке с блестевшей сквозь снег шерстью. Большой церковный колокол звучал тяжело и протяжно, как в дни моего детства в моём родном городе….
Но вернёмся к базару. К моим первым впечатлениям относятся ещё лавки с разными инструментами, приборами, посудой и … граммофонами. Один из них был заведён и воспроизводил перед внимательными слушателями речь Вильгельма Глупого, прерываемую походным маршем. Некоторые крестьяне, приехавшие с русской стороны, – с того берега Волки, – учились, может быть, при этом немецкому языку. Я ушёл, когда из машины трижды прогремело «ура». Неподалёку стоял человек с шарманкой, исполнявшей старую немецкую духовную песнь: «Прими меся в руки Свои, о, Господи Иисусе Христе». Рядом – обезображенная крестьянка колотила свою дочь, глаза которой слезились от холода и побоев. Мне стало тяжело, и я ушёл.
Ещё дальше в стороне я видел многочисленную толку: то был публичный аукцион. Среди окруживших его тесной стеной людей стоял человек, почти старик, с суровыми чертами лица, с большими ясными глазами – тип южно-германского крестьянина. Он держал, высоко поднял его над собой, старый дождевой зонтик. Против него стоял другой человек, принимавший от первого распоряжения и выкрикивавший их. Старик без устали восхвалял доброкачественность или презрительно повторял предлагаемую за него цену. Я подумал: «Вот – светлая личность!». Рядом, в середине круга, находилась одетая в лохмотья женщина, едва державшаяся на ногах, с опущенной головой, словно ей предстояло подвергнуться страшному испытанию. Дело было ясно. «Это взаимная помощь», – подумал я. Несчастная не решалась сама продавать свои вещи. Услужливые люди помогали ей в устройстве аукциона. В конце концов, зонтик пошёл за 20.000 руб. Женщина с благодарностью посмотрела на покупателя и с содроганием на того, который принимал от него деньги. Когда толпа расходилась, меня несколько оттеснили назад, и я увидел, через несколько минут, что оба крестьянина и ещё третий стоят около женщины. Я успел разглядеть, что каждый из них получил по 4.000 рублей, владелице же зонтика досталось всего 8.000. «Здесь так принято», – сказал мне какой-то человек. После этого я ушёл.
«Бедствующее Поволжье«
перевод с немецкого А.Н. Горлина
Читайте также:
Самые последние новости
