«Было приказано отправляться в ссылку за свой счёт». К 75-летию депортации советских немцев вспоминается…

Родилась в Луганске (Ворошиловграде) в 1926 г. в семье потомственного ткача. Как круглая отличница и активистка, встречала с цветами героев-папанинцев, хранила газету с фотографией, где Папанин держит её на руках. Была премирована путевкой в пионерский лагерь «Артек». Их семейная фотография постоянно висела на Доске почёта школы, но однажды девочку вызвала с урока в коридор директор школы и попросила на занятия больше не приходить. Была война, уже начались бомбёжки, фашисты стремительно наступали и вскоре подошли к Ворошиловграду. Всё городское руководство сбежало и несколько дней в городе царило безвластие, потому что советская власть ушла в подполье. Суконную фабрику, на которой работал отец, эвакуировали в г.Барнаул, но вывезти смогли лишь половину оборудования. Отец пока выехать не мог: сильно болели ноги, он потихоньку ходил на фабрику, ткал для семьи мешковину, из которой жена шила бурки на вате, на которые сверху надевались резиновые боты. Когда высылали немцев, их семью не тронули, потому что отец – Фридрих Карлович, был по национальности чехом и фамилия их – Невечержал. Но потом в их дружном интернациональном дворе нашлись соседи, захотевшие получить их квартиру для женившегося сына, и куда следует поступил сигнал, что дома они говорят по-немецки. Семье: отцу с матерью, Ольге и её старшей сестре Эрне было приказано отправляться в ссылку за свой счёт. 

Оказывается, бывало и такое: за свои деньги они купили билеты и поехали в Казахстан. Мать, Ида Филипповна, сшила всё из той же мешковины всем рюкзаки, из вещей взяли примус, швейную машину, немного посуды и отправились на вокзал на подводе, которую где-то раздобыл влюблённый в маму соседский парнишка. Их поезд часто бомбили и все пассажиры бежали в лесопосадки прятаться. Оставшихся в живых собирали в уцелевшие вагоны и везли без остановок, даже воды нельзя было набрать. Приходилось ехать и стоя – так много было беженцев. 

До Пензы ехали всей семьёй, но там пришлось задержаться, потому что после сильного авианалёта вокзал закрыли. Ночью, случилось ещё одно несчастье: чемоданчик с документами, фотографиями и почётными грамотами вырвали прямо у мамы из рук. Без документов они не могли купить билеты, попросились на постой к машинисту, который через неделю посадил их без билетов на проходящий поезд, шедший почти без остановок. Через несколько суток была остановка на станции Карталы, отец побежал на пристанционный рынок, а поезд снова тронулся. Трое суток ехали без отца, наконец маленькая юркая Оля, кое-как пробираясь в жуткой тесноте по вагонам, нашла его: он успел вскочить в последний вагон. 

На место прибыли в апреле и высадились в заснеженной казахстанской степи. Станция Вишнёвка, Акмолинской области. Пункт назначения – посёлок Белояровка. На постоялом дворе несколько дней дожидались саней оттуда, возивших зерно. Вещи погрузили в сани, а сами пошли пешком. С ними шёл молодой парень, помогавший маленькой Оле нести рюкзак. Вышли. К ночи добрались до Константиновки, где жили родители этого парня, который так с мамиными вещами и ушёл (летом он появился в Белояровке с рюкзаком и стал сватать Олю. Она конечно была ещё совсем девочкой и сватовство не состоялось. Через два дня, когда они наконец дошли, то не обнаружили никаких признаков жилья – вокруг расстилалась всё та же необозримая снежная равнина. Оказалось, что дома засыпаны снегом по самые трубы и кое-где действительно вился из-под снега еле заметный дымок. В Белояровке уже жили высланные из Ворошиловграда немцы, среди них мамина родственница, тётя Клара. В её доме они смогли отдохнуть и переночевать. Она же давала показания в комендатуре, удостоверяя их личности, т.к. документов у них не было. Кое-как всё утряслось. Им дали пустовавший дом, который предстояло откопать из снега. В сарае обнаружилось кое-какое топливо, затопили печь. Потом им дали сани, чтобы съездить в лес за валежником, немного продуктов, и они начали потихоньку обживаться. Через пару дней они уже вышли на работу: веяли зерно ручными веялками. 

Весной началась посевная, молодёжь вывезли в поле, в «бригаду», где спали в вагончике на нарах, пахали на тощих и голодных быках, которые не имели сил встать с земли, а бедные городские девчата выбивались из сил, пытаясь их поднять. Местные пацаны показали им, что слушались они только услышав мат. Затем уборочная, молотьба, раз в месяц отпускали их по очереди домой, помыться.

К зиме пришла разнарядка: отправить 5 человек в трудармию. Мама была ещё совсем молоденькая, маленькая ростом, но отец как раз «справил» им с сестрой новые валенки, а остальные были разуты, вот и отправили сестёр на Урал, в г.Орск. Отбыли из Вишнёвки 27 декабря 1942 г. в товарном вагоне с буржуйкой и нарами по обеим сторонам раздвижной двери. Справляли нужду на ходу, открывая щёлку двери и держась двумя руками за створки. Иногда по трое суток не останавливался поезд, угля и дров для буржуйки не давали, еды тоже, грызли сухари, лежали очень тесно и грели друг друга. Топливо старались добыть на редких остановках сами. Прибыли на станцию «Никель» 13 января 1943 г., встретив в вагоне Новый год.

На станции всех повели в баню, вещи отправили на обработку и повезли за колючую проволоку. При входе – будка с вооружённым охранником. Землянка для них ещё не была готова, только вырыт котлован. Целую неделю им приходилось ночами сидеть в ногах у спящих девушек, а когда те уходили на работу, они могли лечь. Когда, наконец, землянку построили, она была вся промёрзшая и текла, их водили в баню погреться и обсушиться. Землянка была рассчитана на 150 человек. В центре крыша, выше – нары в три яруса, по краям в два. С двух сторон были печки для обогрева, девчата вокруг труб накрутили проволоку и засовывали под неё валенки для просушки. Горе было, если ночью валенок падал на плиту и прогорал. А ходить на работу нужно было по 7 километров в один конец, строем по 4 человека. Девочки привязывали к протёртым валенкам деревянные подошвы, которые очень скользили. Уходили в 6.30 и возвращались в 8 часов вечера. Мама плакала, рассказывая, как обидно было, что её – отличницу, водят под конвоем с собаками, как преступницу. Их лагерь находился на окраине посёлка и когда их вели, в них кидали камнями и палками местные жители и кричали: «Фашисты! Фашисты!».

Но обида – полбеды, а как выжить, когда вечером еду давали только тем, кто выполнил норму: выкопал траншею 2 метра в длину и в глубину, а мама с сестрой, как ни старались, норму не выполняли никогда и ложились спать голодными. Утром кормили всех баландой: жидкой пшённой кашей на донышке в котелке и пайкой хлеба. Хлеб был тёмный, но сносный – вначале по 1 кг в день, потом – по 800 гр. В обед привозили ту же холодную баланду, политую подсолнечным маслом. Целый день на морозе они копали траншеи для труб эвакуировавшегося из Баку нефтеперегонного завода. Мёрзлую землю долбили киркой и ломом, справляли малую нужду на это место, чтоб хоть как-то разогреть и снова долбили.

Эрна копала траншеи недолго: её взяли в котельную, отапливавшую нефтью посёлок и завод. Она там получала ужин, а для Оли старалась из хлеба сделать какой – то суп, когда она промёрзшая возвращалась голодная в барак.

Иногда их поднимали ночью и отправляли разгружать вагоны, а утром ‑снова на работу. От такой работы и кормёжки к марту умерло процентов двадцать из их состава, прибыла разбираться комиссия и таких молоденьких девочек, как мама, отобрали для обучения рабочим профессиям. Олю направили на списанный паровоз: вдвоём с инвалидом-машинистом они его топили, а пар шёл на пропарку кирпичей для строительства завода. Потом пар стала давать котельная, а маму послали учиться на мотористку бетономешалки, она должна была делать строительный раствор.

Летом самых молодых девочек послали на каменный карьер складывать камни, которые дробили мужчины. Там их не охраняли и бригадир отправляла ежедневно двух девчат ловить сусликов. Они «выливали» их водой из нор, ловили ведром и должны были за день забить 16 зверьков и сварить в вёдрах – по одному на каждую девочку, так и подкормились. По осени мама отправилась вечером в деревню в надежде помочь селянам копать картошку и что – то заработать из еды. Уже рубили капусту, и на пути ей попалась коза, стащившая где-то один кочан. От хозяев голодная коза убежать смогла, но не от голодной девчонки: мама так долго за ней гналась, что коза бросила капусту, а мама нашла её и съела.

Мать с отцом оставались в Белояровке. Отца не взяли в трудармию по болезни, он считался инвалидом, ходил с палочкой. Ноги плохо слушались, спина совсем согнулась, застуженная ещё в японскую войну, где он был телеграфистом, тянул связь, таскал на себе тяжёлые катушки с телефонным проводом, был комиссован и привезён домой на носилках. Мать же, чтобы тоже не забрали в трудармию и было кому за ним ухаживать, родила в феврале 1944 г. сына Юрочку. Так тогда поступали многие женщины. До родов мать отправили на строительство железной дороги в Темиртау, отец – инвалид поехал с ней, топил в общем бараке печку. Но, к сожалению, семье Невечержал не удалось пережить без потерь эпидемию тифа. Обоих родителей в беспамятстве забрали в больницу, годовалого Юрочку – в другую, а после выздоровления мать его найти не смогла. Никто не вёл учёт умиравшим, их просто свозили в общие могилы. Но когда они оба заболели, мать отправила старшим девочкам в Орск заверенную врачом справку, что оба они тяжело больны. Юрочка оставался без присмотра и начальство разрешило одной из них поехать домой в отпуск до выздоровления родителей. Девушки решили, что поедет Эрна. Помочь родителям и Юрочке она уже не успела, а когда пришло время возвращаться, на станции у неё украли собранные матерью в дорогу вещи вместе с документами. Попутчица попросила покараулить свой багаж, пока она сходит в туалет, а, когда потом туда же пошла Эрна, женщина исчезла со всеми вещами. Девушка вернулась к матери с отцом в общий барак вся в слезах, а Оля осталась в трудармии одна.

Эрне тоже пришлось хлебнуть горя: за утерю документов и уклонение от трудармии её хотели посадить в тюрьму. Позднее, работая нормировщицей на заводе, она была обвинена в пособничестве постоянно сбегавшим с работы казахским мальчишкам, которых набирали по аулам на строительство заводов Темиртау. На неё завели уголовное дело, которое с трудом удалось замять.

Оля же в Орске совсем «доходила» на тяжёлой работе и врач дала ей направление на лёгкий труд. Но начальник сказал, что такой работы у них нет и направил топить печку в лабораторию ОТК. Лаборантка – деревенская девушка, сестра секретарши начальника, плохо знавшая русский язык, не справлялась со своими обязанностями, и тогда начальник лаборатории поменял их с мамой местами. 

До конца войны мама работала лаборанткой, нормально питалась в рабочей столовой. Вспоминала, как в барак ворвался радостный охранник, возвещая о конце войны. Все девчонки вскочили с нар, прыгали и кричали от восторга, а потом им налили водки за Победу, и проснулась мама под столом. Все рассчитывали на скорое освобождение, но для них почему – то ничего не поменялось. В 1945‑м году Оля узнала из газеты, что в Орске открывается машиностроительный техникум и пошла за 5 километров в приёмную комиссию, сказала, что очень хочет учиться и всегда была отличницей в школе, но вот документы украли во время бомбёжки. Пообещала написать в Ворошиловград знакомым и попросить их взять в школе справку. Начальник лаборатории разрешил ей работать в ночную смену, а соседка, тётя Даша, прислала из Ворошиловграда нужную справку с хорошей характеристикой. Олю взяли в техникум, т.к. не могли набрать студентов. На работе иногда удавалось поспать на диванчике в кабинете начальника. Утром – 5 километров до города в техникум, после занятий, заканчивавшихся в 3 часа – 5км обратно, 2 часа на сон и к шести – на смену. 

Бывало, что ночью прилечь не удавалось и через 3 года учёбы у неё от истощения стали случаться обмороки и речь становилась бессвязной. Сам директор техникума отвёз её в Оренбург и сдал в психиатрическую лечебницу, где она и пролежала всё лето, поправилась, вернулась и на отлично закончила 4‑й курс, рассчитавшись в лаборатории и устроившись на завод. Только в 1954 г. ей удалось получить разрешение на воссоединение с семьёй и она приехала в Темиртау к родным. Н это уже другая история.

В старости мама любила ходить на встречи в общество «Видергебурт» и там одна женщина рассказывала, как они – такие же молоденькие девочки, валились без сил в снег на рубке леса в Сибири. Казалось, нет сил больше встать, и тогда самая старшая из них вскочила на пенёк и сказала: «Мы ещё с вами встретимся через много-много лет и за чашкой чая будем этот день вспоминать!». И от этой её уверенности в будущей счастливой жизни появилась надежда, а с ней – и силы.