Манфред Эсси-Эзинг

Инъекция по цене жизни

28 августа 1941 года – трагический день депортации советских немцев Манфред Генрихович Эсси-Эзинг встретил в советской армии, участвуя в работе медицинской службы. Чудом избежал огульных обвинений, которым подверглись многие немцы СССР, до конца жизни скрывал свою национальность и на людях называл себя латышом…

В тылу врага Манфред Генрихович оказался в 1942 году, когда попал в окружение под Харьковом. На тот момент он был главврачом медсанбата. Вся охрана госпиталя погибла в неравном бою, и лишь немногие бойцы и медики сумели укрыться в лесу. На всех раненых Эсси-Эзинг оказался единственным квалифицированным врачом. Ему приходилось оперировать тяжело раненых подручными средствами. Скальпель заменяла пила, а в качестве наркоза использовали самогон.

Как только пациенты стали потихоньку поправляться, участники медсанбата решили пробираться к своим. Тут они и столкнулись с регулярными частями нацистов. В своих воспоминаниях доктор описывает этот момент так:

Когда нас, раненых, больных, выстроили в шеренгу, офицер сказал стоящей рядом медсестре: «Выходи, пойдёшь со мной…» Мне не хотелось мне открывать свое знание немецкого языка, но надо было выручать девушку. Я вышел вперед и сказал по-немецки:
– Прошу оставить медсестру с нами, так как это моя жена.
‑Вы врач? — спросил офицер.
– Врач.
– Немец?
– Немец.
– Будете врачом концлагеря.

Так началась его служба в лагере военнопленных (он находился в черте Павлограда, возле химзавода). По воспоминаниям самого Манфреда Генриховича, это было жуткое время. Люди гибли сотнями. Для спасения сгодилось бы любое средство, думал он. И выбрал самое радикальное – смерть.

Вместе с двумя помощниками-фельдшерами он решился на рискованный эксперимент.
Выбрали нескольких пленных, которые были первыми кандидатами на уничтожение. Среди них были две женщины – медсестра и комиссар батальона. Эту четвёрку медики объявили инфекционными больными и вкололи им особую сыворотку.

Уникальный препарат Манфред Эсси-Эзинг разрабатывал по ночам в лаборатории концлагеря. Вакцина вызывала у заключенных страшные симптомы. После укола людей парализовало, отчего они начинали походить на трупы. Такое состояние наступало через пару дней, так что внезапная «смерть» не вызывала подозрений.

Эффект длился всего несколько часов, затем люди вновь оживали. Но нацисты и вправду принимали их за мертвых, вывозили за территорию лагеря и сбрасывали в овраги. Там их уже принимали партизаны и забирали в свои ряды.

Первый подобный опыт доктора Эсси-Эзинга и коллег был настолько удачным, что медики повторяли его снова и снова. Разумеется, регулярно проводить такие операции было возможно лишь благодаря четкой организации и слаженной работе. Так отважная группа медиков стала частью движения Сопротивления. Подпольный горком компартии включил их в свою сеть.

Святой в белом халате

В партизанских кругах его называли «Святым» – то ли из-за отношения к людям, то ли из-за венчика седых волос, обрамлявших голову. Ещё звали Батей. На тот момент Манфреду Генриховичу было сорок лет, и двадцатилетним пленным он годился в отцы.

О своих подопечных он и правда заботился, как о детях. Чтобы уберечь их от потрясения, всякий раз, когда он делал инъекцию, то подробно объяснял каждому, что именно они будут чувствовать в процессе. А главное – обещал ребятам, что все они непременно воскреснут.

Позже эта история так впечатлит поэта Андрея Вознесенского, что под впечатлением он напишет балладу «Доктор Осень», посвященную Манфреду Эсси-Эзингу:

«Главврач немецкого лагеря
назначенный из пленных,
выводит ночами в колбе
невиданную болезнь,
машины увозят мёртвых,
смёрзшихся, как поленья,
а утром ожившие трупы
стригут автоматами лес…»

Затем доктора перевели в центральную клинику Павлограда как врача высокой квалификации. Он работал в рентген – кабинете. На тот момент в архивах больницы хранились тысячи старых снимков, каждый из которых неоднократно становился спасительным билетом. Тем, кого хотели отправить на каторгу, доктор ставил опасные диагнозы и объявлял непригодными к тяжелому труду. Благо доказательства были – те самые рентгенограммы. Освободив молодых людей от работ, Манфред Эсси-Эзинг также помогал им перебраться в подполье.

Все эти «мертвые» и «смертельно больные» восстали против гитлеровской армии в ночь с 16 на 17 февраля 1943 года. Подпольный горком собрал и вооружил отряды, которые выбили из города нацистов и удерживали его до появления Красной Армии.

Из тысяч этих бойцов львиная доля по документации концлагерей числилась умершими. Под каждым свидетельством о смерти стояла подпись главврача. «Доктор Эссен» – так звучала переделанная версия его фамилии.

От госпиталя до «Артека»

Когда в освобождённый Павлоград вошли советские войска, Манфред Генрихович сразу же явился в часть. В плену ему чудом удалось сохранить оба билета – и военный, и партийный. Он держал их под пластырем на раненой ноге. Хорошие врачи были на вес золота, и «доктора Эссена» сразу отправили в армейский госпиталь. До конца войны он проработал там хирургом, спасая жизни солдат на операционном столе.

А вот для подпольщиков в это время врач уже умер. Сообщение о его переводе затерялось – погиб товарищ, который должен был передать его.

Боевые соратники по-своему почтили память Святого. Спустя 20 лет после войны, в 1965 году вышла книга «Непокорённый Павлоград», написанная секретарём подпольного горкома партии Андреем Караванченко. В одной из глав под названием «Таинственный доктор Эссен» рассказывалось об отважном враче, который погиб в последний момент, так и не раскрыв настоящего имени.

Но Манфред Генрихович в это время уже был главврачом в «Артеке». Устроившись во всемирно известный детском лагерь в 1950 году, он проработал там почти всю оставшуюся жизнь. А уйдя на пенсию, до последнего дня был врачом-рентгенологом в одном из крупных ялтинских санаториев.

Несмотря на все заслуги, Эсси-Эзинг до старости жил под чужой национальностью, называя себя латышом. Выбора не было: после войны к немцам в СССР продолжали относиться с предубеждением – даже к тем, которые совершали подвиги во имя родины. После войны Манфред Генрихович Эсси-Эзинг был награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». В своих немецких корнях Манфред Генрихович признался только в 70‑х, незадолго до смерти. Но в памяти следующих поколений он останется героем, ведь героизм не имеет национального признака.