«Роковая встреча. Из дневника начальника уголовного розыска»

Тут явный ляп. Сом четверть века сидит в туннеле, просит милостыню. Его данные выдали случайно. Асомитдина знал весь город. Небритый, в мятой одежде, потёртой шляпе, христарадник имел «рабочее» место возле овощной ярмарки, где ему прохожие бросали деньги. Лет семь назад он был осуждён, и на год из перехода исчез, а в целом жизнь Бадамханова протекала в другой части Ташкента, поэтому мы ею не интересовались. Воробьёв смутился. 

– Давай навестим его по месту прописки, там и разберёмся, кто есть кто.
– Заводи машину, – ответил я.
Среди хаотично возведённых лачуг мы долго не могли сыскать нужную постройку. Нас выручила разносчица молока.
– Шагайте направо, далее между заборами, сквозь кустарник и по тропе вниз, – подсказала тётка.
Швыряя булыганы в стаю голодных собак, мы, наконец, добрались до цели.
Я оглядел хибару с металлической решёткой на окне и ухмыльнулся: сваренные прутья на фоне крыши, залатанной соломой, выглядели нелепо.
Воробьёв потянул входную дверь:
– Не заперто. Да и что прятать голодранцу, жизнь которого зависит от щедрости прохожих? Красть здесь нечего. Карен уже оглядывал «апартаменты». В отсеке хижины он распахнул дверцы шкафа и удивлённо воскликнул:
– Куртки, обувь, парфюмерия из магазина французской моды! Любой щёголь позавидует. Наше внимание привлекла фотография, которая висела над столом. На её обратной стороне Аршалуйсян прочитал: «Звони, не забывай, скучай. Виктория». 

– Красивая баба… состоятельная, – сказал он, – в её ушах болтаются алмазы весом три карата…
Что объединяет Викторию и голодранца? – Судя по дарственной надписи – любовь, – предположил я, – только не пойму, где они могли снюхаться?
Мы двинули к выходу.
– Где-то наверняка есть подвал, – сказал Воробьёв, – обследуем его.
Инспектор огляделся, усёк прикрытый лаз, спустился в подземелье и крикнул:
– Тут выставка музейных экспонатов! 

Я отправился вниз. Там Воробьёв озирал мятые самовары, котелки, миски. Карен глянул в обитый медью ящик.
– Набит деньгами! – он вытащил стопу истлевших ассигнаций и прочитал едва видимые знаки, – купюры образца 1918, 1947, 1961 года.
– Предки Асома спали на миллионах, а их наследники умирали в лачуге, – сказал я. – Возвращаемся на базу.
Текст на фотографии говорил о том, что Виктория Асому близка, следовательно, женщина могла нам помочь. Но как её найти в густонаселённом Ташкенте? Представив себе многодневный процесс розыска, я наметил более короткий путь, и дал Воробьёву инструкцию:
– Срочно найди Беса, пахана клана голоштанников. Предъяви ему фото. Как знать, быть может, он корефанил с Асомом, видел его красавицу и назовёт хотя бы нужную нам улицу. Если «командир» содействовать милиции не хочет, выкати из гаража автобус, пособирай нищих и закрой их в приемник-распределитель. Причём закрой во главе с этим мазуриком. 

Не утруждая себя поездкой в город, Воробьёв нашёл Беса по телефону. Хлюст прилетел в отдел мигом. Я не имел желания долго лицезреть этого урода, поэтому вопрос ему задал с ходу:
– Кто изображен на фото?
Он уловил моё настроение, сообразил, что требуется назвать лишь адрес, и невнятно пролепетал:
– Эта чувиха живёт за кинотеатром. 

Виктория встретила нас приветливо, хотя долго читала моё служебное удостоверение. Наконец, она гостеприимно распахнула дверь:
– Входите, садитесь, а я заварю чай.
Мы уже знали, что Сабурова работает заместителем директора школы. Но её пустячному окладу царская мебель квартиры явно не соответствовала. Пока мы обозревали расставленные по углам картины, женщина вынырнула из кухни и защебетала:
– Это копии полотен известных мастеров. Натюрморты мой супруг боготворит.
Я уловил момент и сказал хлопочущей над аппетитным тортом учительнице:
– Где Вы и Асомитдин познакомились? Сабурова ещё не ведала о трупе, обнаруженном в парке. Её ответ звучал спокойно.
– Летом я загорала в Крыму. Там же лечил свои раны Асом. Галантный кавалер, эрудит, хороший спец…
Карен деликатно её перебил:
– Что значит «хороший спец»?
– Асом доцент института ядерной физики. Он разрабатывает секретное оружие, которое позволит стране занять место в ряду сверхдержав.
С женой «физика» я минуту соглашался, затем полюбопыствовал:
– Где доцент ночует?
– Чтобы скорее запустить оружие в производство, Асом ночует в своей лаборатории. Он приходит ко мне раз в месяц, а то и реже.
– Почему вы носите разные фамилии? – напирал я. Сабурова озарила комнату царственной улыбкой.
– Мы не зарегистрированы. Асом твердит, мол, вся наша совместная жизнь ещё впереди, расписаться успеем. Мы вручили женщине повестку и, не объяснив цель приглашения в РОВД, откланялись.

С момента обнаружения трупа Бадамханова минул год. Утром я сидел в кабинете, листал газету, пил чай. В дверь кто-то стукнул, и на пороге выросла женщина.
– Дозвольте мне войти, – изрекла она.
– Конечно, – машинально бросил я, но тут же вспомнил имя посетительницы и сказал, – заходи, Виктория.
Она села на диван и выпалила:
– Мне известна фамилия негодяя, причастного к убийству Асома. Быть может, этот кадр лично тесаком его не молотил, но в своём доме он хранит вещественное доказательство. 

Сабурова говорила путано:
– Над моей квартирой жили Тарнаевы. Мать – Екатерина и её сын Эльдар. Они, нежданно для соседей, продали малогабаритку и переехали в собственный дом. Вчера я встретила Катю. Мы разговорились. Тарнаева надумала показать мне свои новые хоромы. Я оглядела мебель и вдруг… моё сердце заколотилось… В комнате Эльдара висела трость… При ходьбе Асом опирался на клюку. Муж часто их менял, но эта была специфичная – на ней в день нашего знакомства он вырезал первую букву моего имени. 

Этот факт я поручил «исследовать» Воробьёву. Майор изъял потёртую трость, и доставил Тарнаевых в свой кабинет.
В первую же минуту «знакомства» Эльдар отчеканил:
– Я сам всё растолкую.
Но Екатерина запротестовала:
– Показание дадим вместе. Милицию интересуют обстоятельства, которые ты из памяти вычеркнул. 

Майор не возражал, и Тарнаева пустилась в горькие воспоминания:
– Когда Эльдару было шесть лет, он любил играть в парке. Там залётные встречаются редко, поэтому родители за своих мальцов не переживали. Мой сын всегда прибегал домой к девяти вечера, но в тот роковой день вернулся позже, в рваных штанах. Я его раздела и… дрогнула. Мальчика изнасиловали.
Эльдар нервно её перебил:
– Далее сам продолжу. Три года назад я встретил щегольски одетого мужика. Франт поднялся на третий этаж и звякнул в квартиру Виктории… Через неделю мы столкнулись вновь. И тут меня осенило: «Он»… Маршрут гомика я усёк. В сентябре он шёл через парк. Я встал за разлапый клён. Когда выродок со мной поравнялся, вонзил месарь ему в печень. В кармане трупа я нашёл ключ и направился в его пещеру, чтобы спалить, вытравить даже следы пребывания этой скотины на земле… Там спустился в подвал. В затянутых паутиной углах стояли клюки. Я выбрал одну из них. Палка оказалась увесистой… Я отвинтил рукоять и увидел, что вещь полая, а вакуум набит бриллиантами… Теперь эта клюка напоминает мне об исполненной мести. 

P.S. Санкцию на арест Тарнаева прокурор дал с ходу. Вечером парень оказался в тюрьме, среди разбойников, ожидавших этап в лагерь. Им объяснения Эльдара не требовались – охраняемый солдатами ад пользовался своим «телефоном». Бесперебойная связь, ещё до заточения убийцы в преисподнюю, разнесла по зэковским семейкам все детали его греха. Издеваться над Тарнаевым бандиты стали ночью, когда шаги надзирателя смолкли. Хищники новичка скрутили, швырнули на живот, содрали брюки. Узник терпел поругание семь дней. На восьмые сутки он выкопал под матрацем неведомо кем спрятанный шнур. Привязал его к оконной решётке, затянул петлю. И сунул в неё поседевшую голову.