Умер Вольфганг Шойбле. Он связал воедино две Германии, настоял на том, чтобы именно Берлин стал новой столицей, строил единую Европу, проводил жесткую финансовую политику, которая пошла на пользу стране, и первым понял, что нужно менять Остполитик.

Шойбле: германское единство, европейская идентичность, закат Остполитик

Шойбле: германское единство, европейская идентичность, закат Остполитик

Шойбле не занимал главных постов. Но был человеком большой воли. И умел заставить к себе прислушаться. Он столкнулся с тем, что жизнь меняется непостижимо и непредсказуемо. И ничего с этим не поделаешь. Не всегда последствия наших инициатив нас сильно радуют. Но что ж. Он пытался вписаться в новую реальность. Не всегда успешно. Всегда интересно. Как министр и как публичный политик Вольфганг Шойбле говорил и делал еще много такого, что вспомнили в эти дни. Вспомним и мы, три основных сюжета.

Читайте также: Пораженья и победы

ФРГ+ГДР=?

Германию объединили, если уж совсем просто сказать, Коль и Шойбле. Коль занимался международной авансценой: западные союзники, Горбачев. Шойбле решал едва ли менее трудную задачу: соединить для абсолютно разных политических организма в один.

ГДР была странной страной. С одной стороны, кажется, вполне суверенным государством с фиксированным международным членством. С другой, мало кто сомневался в том, что это колония СССР, с особым статусом: часть советской империи.

Империя шла вразнос. Но в ГДР все казалось еще очень работоспособным. С элементарной социальной страховкой, с мощным политическим контролем, с заменой свободы на стабильность… Проблема разве что была в том, что многие восточные немцы хотели жить иначе. Но их мнением никто не интересовался…

В общем, именно такую очень специфическую страну нужно было приживить к телу ФРГ. И Шойбле это удалось. Без явных социальных потрясений, без паники, истерики и прочих рефлексов.

Тридцать лет спустя он обнаружил, что шов… не то, чтобы кровоточит. Но рана ощутима. Открытием спустя 30 лет после воссоединения для него было то, что многие жители востока Германии до сих пор отождествляют себя с бывшей коммунистической страной, тогда как те, кто жил в Западной Германии, в основном считают себя просто немцами. Цитирую его статью в берлинском Die Tageszeitung (TAZ): «Некоторые люди на востоке поддерживают статус жертвы вместо того, чтобы уверенно указывать на свой ценный опыт адаптации к массовым социальным потрясениям по сравнению с жителями западных регионов».

Тогда открылась удивительная статистика. 57% людей на востоке Германии чувствовали себя гражданами второго сорта. Только 38% опрошенных на востоке считали воссоединение страны успешным, включая только 20 % людей моложе сорока лет…

Нюанс в том, что эта тема к тому времени, в нашем веке, осталась далеко на периферии общественной жизни. В основной политической повестке были глобализация, место Германии в единой Европе, мигранты/беженцы, отношения с США, Россией и Китаем. А не сугубо провинциальная немецкая тема.

Шойбле призывал восточных немцев это получше понять и вписаться в глобализацию и цифровизацию. «Для единства мы можем работать над созданием европейской идентичности, которая бы соответствовала различным национальным переживаниям, традициям и культурным особенностям прошлого. Эта идентичность должна быть сосредоточена в первую очередь на ответственности за общее будущее», – замечательная, остро актуальная формулировка!

Голосующим за AfD на востоке Германии, боюсь, непонятная.

Единая Европа и германская миссия

В огромной степени благодаря Шойбле Берлин стал столицей объединенной Германии. Это было связано с историческими воспоминаниями, но контекст резко сменился.

Германия становилась одним из мировых лидеров в экономике и политике, пыталась вернуть утраченное в культуре и науке. Стала локомотивом единой Европы. Берлину суждена роль мирового мегаполиса, одной из мировых столиц. Но речь шла не о архаической державности, приметы которой представлены разве что декоративными архитектурными обломками.

Новая «европейская идентичность» страны, города, общества формируется так, что главным в ней становится своего рода гуманистический космополитизм. А национальная традиция в ее древнем смысле – это лишь ее компонент, и важна она именно в составе целого, а не сама по себе. Рассуждая о роли Германии в ХХI веке, Шойбле апеллировал к опыту Священной Римской империи германского народа: не буквально, конечно, а как к историческому прецеденту.

Примерно так выглядит ситуация последних десятилетий. Здесь Шойбле пришлось решать для себя, для партии и для страны, каким будет соотношение эгоизма и альтруизма. До каких пор нужно помогать Греции. Как быть с мигрантами.

Греки, кажется, в итоге Шойбле не любили. Он требовал от них более внятной экономической политики, на которую они оказывались неспособны.

Но мигрантам и беженцам грех не благодарить Шойбле. Он, кажется, всегда приветствовал идею плавильного котла и полагал, что мигранты Германии стратегически полезны как часть нового сплава гражданской нации. А значит, нужно их принимать и помогать их интеграции. Здесь, кажется, у него не было противоречий с Меркель.

Шойбле назвал кризис беженцев в Европе, начавшийся с 2015 года, «встречей с глобализацией». Он заявил, что Европа будет разрушена изоляцией; с нею континент «выродится в инбридинг». Мусульмане являются обогащением, и третье поколение иммигрантов, в частности, демонстрирует «огромный инновационный потенциал».

После того как федеральный министр Зеехофер заявил, что исламу не место в Германии, Шойбле сказал в 2018 году: «Мы не можем остановить ход истории. Всем придется смириться с тем фактом, что ислам стал частью нашей страны».

При этом Шойбле опирался на свое демократическое вероисповедание. «Только участие в конечном итоге делает участие возможным: каждое демократически образованное сообщество нуждается в гражданах, которые идентифицируют себя с ним и чувствуют себя принадлежащими к нему. Это единственный способ доверять решению большинства, свободно и в рамках верховенства закона. Этого невозможно достичь, ссылаясь только на политические институты».

Мы видим сегодня, что не всем немцам эта логика пришлась по душе. Особенно из восточных земель, где в эпоху ГДР народ не был слишком обременен размышлениями о личной ответственности каждого за нацистское прошлое. И о вытекающих из этого следствиях для жизни.

Тогда цитировали скандальные слова баллотировавшегося в Бундестаг от AfD уроженца Петербурга Сергея Чернова: «Я лично бывшего министра финансов Шойбле считаю не просто пособником Меркель, но и идеологом замены немецкого народа мусульманами и африканцами. Это с моей точки зрения является нетривиальным, но проявлением своего рода идеологий геноцида. Это я пишу на базе его тезиса про «дегенерацию в инцесте»».

Остполитик, троянский конь

Это не про закат Европы. Это про закат европейской Остполитик, в формировании которой немецкие политики старой генерации активно участвовали.

Шойбле долго не возражал против сложившейся архитектуры немецкой Остполитик последних десятилетий. Она исходила из надежд на здоровую трансформацию СССР, на плавную адаптацию постсоветской России в мир Запада и в глобальную цивилизацию. Без потрясений. На основе экономических интересов. Россия как сырьевой придаток, как источник дешевых нефти и газа виделась хорошим партнером, которому его экономический интерес будет диктовать правила политеса.

В конечном счете там случится что-то хорошее. А пока что не нужно придавать слишком много значения росту в России реваншизма и гонениям властей на инакомыслие. Детские болезни, само пройдет. (Уж эта нем европейская медицина, с ее «лечить не нужно, само пройдет, наблюдайте»!)

Хотя, заметим, именно Шойбле был все же внимательней к российским общественным патологиям и выступал как постоянный оппонент гибкого и по итогу беспринципного канцлера Шредера.

В 2014 году он чуть ли не первым в немецком истеблишменте понял, что эта – такая понятная и рациональная – модель не работает. Уже в марте того года он в берлинском школьном классе провел параллель между аннексией Крыма и агрессией нацистского режима против Чехословакии в 1938–1939 годах: «Мы знаем все об этой истории. Гитлер использовал такие методы, чтобы захватить Судетскую область – и многое другое».

Тогда это его суждение вызвало оживленную дискуссию. Исторические аналогии в устах немецкого политика – это всегда довольно острый инструмент. Да и Остполитик был священной и выгодной коровой и для христианских демократов, и для многих их политических оппонентов. С Россией не хотелось ссориться, исходя из двух соображений. Во-первых, в первую очередь именно с ней (а не с Украиной, Беларусью, странами Центральной Азии и пр.) связывали судьбоносную для Германии катастрофу 1940‑х годов, где именно Россия была прописана на стороне добра. Во-вторых, работали экономическая привычка и вытекающая из нее топливно-энергетическая политика (отказ от атомной энергетики в том числе). Это казалось так надежно и стабильно. Так логично. Так прибыльно.

Канцлер Меркель и глава МИДа Штайнмайер тогда дистанцировались от этого сравнения. Шойбле пошел на попятную, хотя едва ли в душе смирился. В эфире телеканала ARD он пояснил, что его неправильно поняли, «Я же не идиот, чтобы сравнивать кого-нибудь с Гитлером. Ни один немецкий политик не стал бы этого делать».

Его секретариат сделал уточнения, в которых попытка сгладить сказанное сочетается с острым прогнозом: Шойбле де прямо заявил, что не хочет сравнивать Россию с нацистской Германией, он просто предупредил о последствиях краха государственного порядка на Украине. Необходимо его предотвратить, иначе «вооруженные банды могут прийти к власти». Это потенциально может спровоцировать вторжение России с целью защитить русское меньшинство… Я б сейчас не придирался к деталям этого комментария, а просто посмотрел на ситуацию с рубежа 2023–2024 годов. И многое ясно. Кто прав, кто неправ. Где раки зимуют. Куда Макар телят не гонял. Чей Крым.

Летом того года Шойбле в интервью Bild внятно высказался в том духе, что Россия сегодня не просто ненадежный партнер, но уже и угроза, а свобода и безопасность важнее экономических потерь. Немцам важнее мир и стабильность, чем коммерческая выгода.

Привычный Остполитик Коля-Шредера-Меркель покатился с политического горизонта. К 2024 году в политике Германии от него мало что осталось. В экономике… пожалуй, тоже. Ментально это уже далекое прошлое. А что взамен? В Германии складываются новый консенсус и, кстати, новая антипутинская русскоязычная диаспора.

Читайте также:

Подпишитесь на наш Telegram
Получайте по 1 сообщению с главными новостями за день

Читайте также:

Обсуждение

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии