Милые животные
Поэт, Которого Чуть Не Съел Лев
Поэты умирают по-разному:
Кто-то в своей постели в 90,
Кто-то повесится, или застрелится, или сопьется,
Кто-то сбежит и погибнет на войне.
Как это все предсказуемо и скучно!
А меня вот посередине Тбилиси мог
съесть лев.
Я мгновенно бы стал всемирно известным!
Мои книги перевели бы на все языки мира!
Но от меня так несло водкой,
Что лев тряхнул гордой головой и пошел дальше.
И я расплакался, что из-за своего алкоголизма
Умру в полной неизвестности.
Читайте также: Брайтон-Бич на войне
Медвежата
Английский принц Эндрю,
Миллионер, герой войны и плейбой,
Имеет коллекцию из 42
Плюшевых мишек.
Специально обученная служанка
Ежедневно их
Протирает и раскладывает
Определенным порядком.
Часто принц запирается в комнате
С ними и играется
Для эмоционального равновесия.
Самых любимых он берет
С собой в поездки по миру.
Как я его понимаю!
Жизнь так выводит из себя!
Мне, чтобы успокоиться,
Надо было бы
100 плюшевых медвежат.
Уж – патриот
Ветеран вьетнамской войны Боб,
алкоголик и наркоман,
звонит ко мне в велфер-офис,
умоляет прийти:
«Вопрос Жизни и Смерти».
Разбитое зеркало в прихожей,
шприцы, выжженные полы и потолки,
будто взорвалась напалмовая бомба,
коллекция холодного оружия.
Во дворе ямка, лопата, горка земли.
В картонном гробике на подушке
лежит мертвый уж Том,
замотанный в звездно-полосатый флаг.
Играет американский гимн,
Боб стреляет в воздух из ружья,
рыдает у меня на плече:
«Том был настоящим патриотом,
за это враги убили его лучом из космоса».
Гнев Авраама
Мой друг Мирон
Не ищет легких и быстрых путей
К семейному счастью.
Вначале он женился на Зое,
У которой был четверо детей от
Предыдущих браков.
Помню, как он меня убеждал,
Что это любовь до гроба.
Писал ей стихи.
Но скоро чужие дети его утомили,
И он сбежал к красавице Кате,
У которой не было детей.
Зато был милый тигрёнок Авраам.
Через пару лет котенок
Стал взрослым и крупным тигром
И уже не был таким забавным.
Как-то Мирон мне звонит,
Слышен дикий тигриный рев.
Мирон кричит:
«Я первый раз возразил Кате.
Первый раз!
Авраам взял ее сторону
И рассвирепел.
Я еле успел закрыться в туалете.
Какой я был идиот,
Что ушел от Зои!»
Синий кит
Хорошо быть синим китом.
Длина 25 метров.
150 тонн веса.
Самое крупное животное в мире.
Никаких естественных врагов.
Даже людям тебя ловить запрещено.
Не знаешь,
Что такое акулы.
Какой сумасшедший к тебе полезет?
Раздавишь и не заметишь.
Питайся водорослями и мелкой рыбешкой,
Размножайся себе в удовольствие,
Плавай в тёплом океане как в бассейне.
Читай себе и восхищайся Библией
О непротивлении злу насилием
И подставлении другой щеки.
Мангуст
Королевской кобры боятся
Люди, слоны и львы.
Укус убивает в течение пяти минут.
Ужасная смерть!
Но маленьким мангустам
Кобра на один зубок.
На один вкусный ужин.
Сильнейший яд на них не действует.
Нервная система не реагирует.
Просто плюнула и забыла.
Как бы хотелось также
Не реагировать ни на какой яд:
Ни для тела, ни для ушей.
Герда – Голда
В Киеве у меня была
Черная как уголь маленькая
И преданная дворняга.
Дома мы ее называли Голда
(в честь другой киевлянки,
которая была президентом Израиля).
А на улице Герда,
Чтобы ее не обвиняли в сионизме,
Дворняга отзывалась на оба имени
И не знала, еврейка она или немка.
Боюсь, что у неё было
Раздвоение ее собачьей личности.
Перед эмиграцией в Америку
Мы отдали Голду хорошим друзьям.
Мы ехали на другой конец света
Без копейки денег.
Впереди была Москва, Австрия,
Лагеря беженцев в Италии.
Не знали, что нас там ждёт.
Когда доберемся до цели.
Вскоре после нашего отъезда
От друзей Голдочка убежала,
Видимо, искать меня.
Иногда я вижу ее во сне.
За это моё предательство
Доверчивой собачьей души
Попаду я в ад.
Тбилисский лев
В славном городе Тбилиси
Мы целый день пили вино.
Вечером главный грузинский поэт
Шота Иаташвили возмутился:
«Сколько можно пить одно и то же?»
Мы перешли на водку.
Красавица Анна пела нам
Волшебным голосом под гитару.
За окном как из ведра шел дождь,
Улицы превратились в реки,
Такого здесь еще не было,
Это все моя вина!
Я привез Вселенский Потом из города Зеленого Дьявола.
Я докончил бутылку из горла,
Сделал Ане предложение
И убежал, не дождавшись ответа,
Какой бы он ни был,
Это будет ужасно!
Я шел и падал по улочкам, которые
Превратились в Куру, Днепр и Гудзон.
Мимо меня шли плотной толпой зебры, жирафы и бегемоты,
По улицам ездили бронетранспортеры,
Предупреждая о чем-то на грузинском.
Что они говорят?
Русские танки опять идут на Тбилиси или Киев?
Воскрес Христос или Майкл Джексон?
Отплывает Ноев Ковчег или началась
Белая горячка?
У входа в гостиницу на улице Чхеидзе
Сидел мокрый лев Шумба из затопленного зоопарка.
Я прохрипел:
«Это Конец! Надо успеть спасти то,
Что можно спасти.
Найди скорее свою львицу, и на Ковчег.
Надо еще заплыть за Аней и в ликеро-водочный».
Да, и Шоту!
Мы с ним не договорили о Маяковском и Гинзбурге.
Шумба открыл пасть, чтобы меня съесть.
Я укусил его за лапу, и забежал в свой нью-йоркский велферский офис.
Там сидел грек-гомосексуалист из Александрии,
Мечтавший стать лесбиянкой.
Константинос Кавафис? Друг, это ты?
«Отправляясь на Итаку, молись, чтобы путь был длинным,
Не бойся ни циклопа, ни Посейдона.
Не страшны они тебе, если
Нету их в душе твоей».
Костик! Зачем ты, 100% гей, посылал маме открытки из Парижа
С фотографиями проституток?
Чтобы радовалось ее материнское дю?
Ожидая внуков?
Кавафис превратился в кровожадного зверя Зумбу,
Лапа легла на мое плечо: «Молись!»
Я дернул его за усы
И забежал в депортационную камеру в Лондоне.
Трудно уснуть на двух стульях
Со сто ваттной лампой, бьющей в лицо.
Ночью явилось привидение – герлфренд Маша.
«Ты помнишь, как ты в меня был безумно влюблен в колледже?
Ты писал мне стихи, писал за меня сочинения.
Но где же ты?
Что делаешь в Англии на нарах?
Какой месяц бродишь по Европе как
Призрак Коммунизма?
Я уже забыла, как ты выглядишь.
В Проспект-Парке над нашей скамейкой расцвела сакура».
Маша исчезла. Появилась мама:
«Ты не мог что-то натворить и сесть в Нью-Йорке?
Я бы могла подъехать и подвезти
Твои любимые котлеты.
Зачем ты туда поехал?
Чтобы выступить перед тремя
Такими же пьяницами как и ты?»
В 6 утра в камере Шумба выбил из-под меня стул.
«Мистер Гальпер!
Вы обвиняетесь в том, что хотели обманным путем
Заехать в Британское Королевство и
Читать здесь стихи.
Вы знаете, сколько у нас своих безработных поэтов?
Где ваша совесть? Как вам ни стыдно?
Куда мы вас высылаем?
Америка? Израиль? Россия?
Дом Писателей на улице Макабелли?
Где вы упали, пьяный, со ступенек и чуть не
Разбили себе голову?
Луна?
Отсек Ноев Ковчега для кобр и прочих ползучих гадов?»
Я заорал:
«К Францу Кафке в Прагу».
«Проснувшись, Грегор Замза обнаружил, что превратился в сороконожку».
Лев рявкнул:
«Германия! Там с вами разберутся!»
Шумба взял за шкирку и поволок прямо по Руставелли к самолету.
На высоте 10 000 метров я увидел лайнер «Амстердам – Куала Лумпур».
Голландская девочка показала мне в окно куклу.
Я застучал в стекло:
«Постойте. Путин уже навел на вас зенитку!
Разворачивайтесь назад!»
Дал Шумбе в морду, выпрыгнул из самолета и
Спикировал на берлинский бункер Гитлера.
Закрываю на все замки, скорее к телефону,
Спасти ту девочку, звонить, звонить
Аллаху, Моисею или Главному Продюсеру.
Кричу в трубку:
«Я отказываюсь сниматься в вашем фильме!
Разворачивайте вашу посудину!
Мы должны еще там всех спасти!»
Сзади мягкие шаги.
На ковре Шумба в эсэсовской форме скандирует:
«Нам необходимо жизненное пространство,
Мы спасем всех русскоязычных
Во всем мире
От украинцев, геев, евреев, бездуховной Америки,
Французского сыра и польских яблок
Даже если для этого надо будет на этих
Русскоязычных или украинцев
Сбросить ядерную бомбу».
«Шумба! Ты сошел с ума от потопа!
Ты не можешь найти свою львицу?» – засмеялся я.
«Ха», – ответил зверь и нажал на кнопку Бука.
И взрывается авиалайнер над селом Грабово
В Луганской области,
И падают голландские дети в украинскую рожь и
Вангоговские подсолнухи.
«Шумба! Зачем ты их?
Что они тебе сделали?»
Я схватил пистолет и выпустил все пули в его пасть.
В дверь бункера стали ломиться.
Я вылез по лестнице прямо в Киев 1986-го года,
В тот год в Бабьем Яру чернобыльская радиация оживила
Расстрелянных в 1941‑м евреев.
Я шел в бассейн «Авангард» учиться плавать,
А они смотрели на меня из-за кустов
И шли за мной как зомби.
Я разворачивался и бежал домой,
Так и не научился плавать.
И теперь боюсь, потоп меня погубит.
Ной! Ной! Мы уже приплыли?
Я передумал здесь оставаться,
Возьми меня с собой!
Можешь засунуть меня в трюм к
Голодным волкам и медведям,
Пусть едят плоть мою!
Тут подошел режиссер – лев Шумба с громкоговорителем:
«Господин Гальпер!
Актер, играющий Ноя, пропал,
Его обглоданные кости валяются по всей Чхеидзе.
Не согласились бы вы его заменить?
Этот мир уже не спасти,
Но еще можно спасти наш фильм».
Читайте также:
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
