W. Камау Белл: Что на самом деле означает поддержка наших войск
W. Камау Белл: Что на самом деле означает поддержка наших войск
Вот что я узнал, посетив Сан-Диего для съемок последнего эпизода «Соединенных оттенков Америки».В этом городе сосредоточено самое большое количество военнослужащих в стране, и я пообщался с ветеранами, которые на собственном опыте убедились, что у военных получается, а что нет. У всех них есть критические замечания, но независимо от того, насколько они серьезны, все они в подавляющем большинстве гордятся своей службой.
Поблагодарив их за эту службу, я также спросил их о распространенной фразе, которую можно услышать в отношении военных: Как лучше всего поддержать наши войска? Ветераны регулярно отвечали мне, что поддержка заключается не в заученных декларациях благодарности или слепом присягании на верность. Она заключается в защите наших солдат, когда они не могут защитить себя сами.
Это может показаться смешным, когда речь идет о людях, обученных защищать нас, но это не так. Хотя нас воспитывали в духе того, что нет ничего более патриотичного, чем служение своей стране, мы все больше убеждаемся в том, что наша страна зачастую не очень-то хорошо служит нашим солдатам и ветеранам. На самом деле, похоже, что вооруженные силы США устроены таким образом, что самые низшие, передовые защитники нашей страны также являются одними из самых уязвимых.
Отчасти это связано с нашей правовой системой и тем, что широко известно как доктрина Фереса. Согласно доктрине Фереса, принятой Верховным судом в 1950 году по делу «Ферес против Соединенных Штатов», Соединенные Штаты не несут ответственности за любые травмы или вред, причиненный военнослужащим, находящимся на действительной военной службе. Как правило, это справедливо, за некоторыми исключениями, даже если вред причинен в результате халатности военных или даже в результате прямого нападения.
«Если вы получаете ранение в бою, вы знаете, что существует система VA для лечения таких ранений», – говорит полковник в отставке Дон Кристенсен, президент организации Protect Our Defenders, занимающейся правами человека и стремящейся положить конец сексуальному насилию, сексуальным предрассудкам и расизму в армии. «Но когда вы получаете травму из-за халатности или намеренного нарушения дисциплины – например, когда вас изнасиловал ваш командир, – вы не можете подать в суд на своего командира, это просто безумие».
У армии есть своя судебная система, но такие защитники, как Кристенсен и Дуайт Стирлинг, офицер JAG резерва Национальной гвардии и основатель Центра права и военной политики, утверждают, что военнослужащие, пережившие сексуальное нападение, должны иметь возможность отстаивать свою позицию в суде. Стерлинг сказал об этом следующим образом: «Если вы заключенный и на вас напал коллега или тюремный надзиратель, вы можете обратиться в суд и изложить свою позицию. В то время как если вы служите нашей стране в военной форме – нет. Таким образом, мы даем больше прав тем, кто совершил преступление, чем тем, кто защищает нас по ночам в наших постелях».
А затем Стирлинг бросил риторическую бомбу: «Это вопрос дискриминации».
Именно так. Дискриминация – это не только раса. По определению, это отказ одной группе в правах, которые предоставляются другим. И хотя в армии служат черные, белые, латиноамериканцы, азиаты, представители коренных народов, натуралы, ЛГБТК+, люди всех полов из всех слоев общества, эта разнообразная группа не имеет тех же прав, что и остальные. Это означает, что единственным средством борьбы с дискриминацией для наших военнослужащих являются те из нас, кто не служит в армии.
Это вдвойне верно, когда понимаешь, как сложно быть «хорошим солдатом» и в то же время требовать от начальства ответственности. Мне посчастливилось поговорить об этом с Даной Питтард и Мэри Тобин, выпускницами Вест-Пойнта и ветеранами боевых действий. Тобин – старший советник AmeriCorps в проекте Wounded Warrior, а Питтард ушел в отставку в 2015 году в качестве одного из немногих чернокожих двухзвездных генералов. Он служил заместителем командующего в Ираке и пользовался таким доверием в администрации Клинтона, что ему было поручено нести ядерный футбол (Ура?).
Но даже несмотря на все эти достижения, военные, похоже, никогда не позволяли этим двоим забыть об одном: они чернокожие. «Афроамериканцы служили нашей стране во всех войнах, которые у нас были», – говорит Питтард. «Но Америка не всегда служила нам». Он рассказал о том, что в кампусе Вест-Пойнта есть множество различных объектов, названных в честь генерала Конфедерации и американского предателя Роберта Э. Ли, а также поделился болезненной историей из своей учебы в военной академии.
«Я зашел в комнату двух своих однокурсников. Мне показалось, что я что-то услышал, но (также я подумал, что не мог этого слышать). Один из них выбежал из комнаты и сказал: «Дана, прости, что назвал тебя словом на букву «н». Знаете, мы работали вместе, как первокурсники и плебеи. Нам осталось два месяца до выпуска. И ты до сих пор видишь во мне только п***ера?»
Питтард, Тобин и другие говорили о том, как трудно, по их мнению, постоять за себя, когда происходят подобные (и более худшие) вещи, потому что военная служба во многом основана на том, чтобы быть сильным и жестким. Кроме того, в военном пироге заложено, что система – это меритократия. Эти два убеждения могут заставить солдат игнорировать оскорбления, расизм, сексизм, гомофобию, трансфобию и нападения, думая, что это все часть того, чтобы быть «хорошим солдатом», который получит повышение по службе.
Но это не так. Вооруженные силы – это не меритократия. Просто взгляните на цифры.
Более 80 % военнослужащих, проходящих действительную службу, считают себя мужчинами, и чем выше вы поднимаетесь по служебной лестнице, тем белее и более мужскими становятся военные. Это еще один случай, когда Америка хочет, чтобы мы поверили, что лучший человек для этой работы – белый парень (чтобы понять это, посмотрите на фотографии президентов). Хотя многих из нас приучили думать, что люди в армии работают по более высоким стандартам, реальность такова, что они имеют дело с теми же вопросами прав, представительства и справедливости, что и все остальные. А с учетом доктрины Фереса и внутреннего давления, заставляющего быть «хорошим солдатом», рядовому составу сложнее противостоять этим проблемам.
Я разговаривал об этом с ветераном ВМС Ти Джей Сегуином. Когда Сегуин служил на флоте, была эпоха «Не спрашивай, не говори», что означало, что Сегуин не мог открыто говорить о том, что он лесбиянка. И хотя в эпоху Клинтона эта политика казалась прогрессивной, она просто заставляла военнослужащих скрываться и чувствовать, что они живут во лжи, а это, между прочим, не создает «хороших солдат».
А в случае с Сегуином речь шла не только об одной «лжи». Как поделился со мной Сегуин, «по ночам я молил Бога, чтобы проснуться и стать мальчиком». В конце концов Сегуин оставил армию и перешел на другую работу, и теперь работает в ВМС гражданским контролером. И хотя в годы после принятия закона «Не спрашивай, не говори» армия стала более открытой для транссексуалов, к сожалению, в консервативных кругах все еще ведутся споры по этому поводу. Эти разногласия разгорелись во времена президента Дональда Трампа, когда он ввел запрет на службу трансгендеров в армии. К счастью, одним из первых действий президента Джо Байдена на этом посту стала отмена запрета Трампа на службу трансгендеров в армии. Это тот случай, когда военное руководство действительно отстаивает свои права.
Насколько я знаю, некоторые военные руководители гораздо хуже справляются с проблемой сексуальных нападений и изнасилований. Я поговорил с Алексом Ла Бруйером и Ричардом Фернандесом, двумя ветеранами ВМС, которые также пережили сексуальное насилие. Фернандес рассказал о своем посттравматическом стрессовом расстройстве, полученном во время службы в Ираке, и о том, как он пытался справиться с травмой после того, как подвергся сексуальному нападению. Он рассказал о том, как военное давление, заставлявшее его быть хорошим солдатом, мешало ему обратиться за помощью. «Я скрывал это из-за своего звания. Как бы выглядел человек моего уровня, если бы сказал: «Знаете, я тоже пережил это?»».
Ла Брюйер был более откровенен. «Я не сообщала об этом, потому что боялась расплаты, возмездия», – сказала она мне. «Я была в ужасе». Она была права, что боялась. Цифры показывают, что вероятность того, что женщины, находящиеся на службе, получат возмездие в той или иной форме, в 12 раз выше, чем вероятность того, что их обидчик будет осужден.
И хотя можно подумать, что, поскольку посттравматическое стрессовое расстройство так распространено среди военнослужащих, военные должны быть экспертами в борьбе с ним, многие ветераны говорили мне, что чувствуют себя так, будто не могут обратиться за помощью, пока находятся на службе. И чувствуют себя брошенными, когда выходят на свободу.
«Мне снятся ужасные кошмары. Как будто каждую ночь», – говорит ветеран ВМС Ривер Рейнбоу Хагг. «Я просыпаюсь утром, и мне бывает очень плохо. .… Моральный синяк – это осознание того, что я был свидетелем убийства мирных жителей».
У Хагга есть история, которую нужно увидеть, чтобы поверить. Вкратце он рассказывает ее в этом эпизоде. А на YouTube можно посмотреть его двухсерийный документальный фильм о своей жизни «Добровольцы».
Как сказала мне ветеран боевых действий Бриттани ДеБаррос, слишком часто слова «спасибо за вашу службу» остаются просто словами. Последняя история, о которой я рассказал в этом выпуске, возможно, самый большой и наглядный пример этого. Я отправился на границу США и Мексики и встретился с поистине невероятными людьми, с некоторыми из которых я смог встретиться только по FaceTime, потому что их не пустили в Соединенные Штаты. Это были ветераны, которых депортировали.
В ходе этих бесед я узнал много нового, в том числе о том, что вы можете поступить на военную службу в США, даже если вы не являетесь гражданином страны. Вы можете отслужить и быть с честью демобилизованным. Затем вы можете совершить преступление, быть осужденным и отбыть свой срок. А потом вас могут депортировать в страну, где вы родились, даже если вы почти всю жизнь прожили в Соединенных Штатах. Что это за «благодарность за службу»?
И прежде чем кто-то начнет говорить: «Но они же были преступниками!!!» Да, они совершили преступления, но они отбыли свой срок. Роберт Вивар, который руководит Единым ресурсным центром для депортированных ветеранов Соединенных Штатов, познакомил меня с Алексом Мурильо, ветераном ВМФ и участником программы DREAM, который родился в Мексике, но вырос в Фениксе. Мурильо рассказал мне, что в 2009 году его обвинили в ненасильственном преступлении, связанном с употреблением конопли, и он отсидел 37 месяцев в федеральной тюрьме.
«Я полностью рассчитывал вернуться домой», – сказал он. «Моя семья, мои дети ждут меня дома». Но когда он думал, что его вот-вот отпустят, судья удивил его. Судья сказал: «Мистер Мурильо, я официально заявляю, что ваша служба стране заслуживает высокой оценки. Спасибо вам за вашу службу. Я буду вынужден вас депортировать».
История Мурильо и других ветеранов, с которыми я познакомился во время работы над этим эпизодом, – это то, почему мы не можем позволить фразе «поддержим наши войска» стать синонимом «игнорировать несправедливость и ошибки военных». Вместо того чтобы просто говорить: «Спасибо, что вы сражаетесь», мы должны сами пачкать руки, повышать голос и не останавливаться, пока битва не будет выиграна.
Мы должны просвещать себя, участвовать в жизни общества и говорить «нет». Нет войнам, уничтожающим невинные жизни, нет конфедерации во всех ее проявлениях, нет доктрине Фереса, нет сексуальному насилию в армии, нет бездомным ветеранам, нет дискриминации, несправедливости и ненависти в рядах. И, ради всего святого, нет депортации тех, кто служит ради нашей свободы. Давайте вернем их всех домой.
Это и есть поддержка наших войск.
Читайте также:
- Что ждет немецкий рынок труда в 2024 году
- Фермеры протестуют в Берлине на сотнях тракторов
- Реформа гражданства в Германии сталкивается с задержками
Источник: edition.cnn.com
Читайте также:
Обсуждение
Самые последние новости
